Беседу ведет Никита Карцев.

Никита Карцев. Мирослав, ты последовательно подбирался к принципиально новому киноязыку звукового фильма без слов. Сначала короткометражная лента «Глухота», потом «Ядерные отбросы», получившие «Леопарда» в Локарно – история не про глухих, но тоже без слов. Теперь «Племя» – первый полнометражный фильм, снятый на жестовом языке.

Мирослав Слабошпицкий. Я не соцработник, и у меня нет оглохшей девушки, так что сами глухие меня интересовали постольку-поскольку. Фильм мы сняли в школе, в которой я реально учился со второго по восьмой класс. В Киеве, в районе, который называется Сталинка.

Это пролетарское место с особым духом. Когда-то давно его обозначили именем Сталина и название прижилось. Тебя останавливают на улице, спрашивают: «Ты откуда?» Отвечаешь: «Я со Сталинки». Такой бакланский форс. А напротив моей школы стоял интернат для глухих. Мы с ними иногда дрались в детстве. Тогда же я впервые увидел жестовый язык – а это достаточно завораживающее действие. Да и потом, в любой кино­школе на первом курсе дают задание снять историю без слов. По-моему, я так это задание и не выполнил, но саму идею запомнил. Она у меня появилась задолго до того, как была снята «Страна глухих». Когда я посмотрел фильм Валерия Тодоровского – а он действительно хороший, – был разочарован. Мне казалось: зачем снимать про глухих, если не использовать главное – язык жестов? Но одновременно и радовался этому. После, уже в 2000 году, нашел сценарий на схожую тему. Но его у меня технично отжал Роман Балаян на пару с тогдашним Госкино Украины. В результате он сделал картину «Ночь светла», а я попал в больницу с нервным срывом. А потом и вовсе уехал жить в Петербург с женой Леной. В Петербурге надо было кормить семью, и я брался за все, что предлагали. Писал сценарии, работал вторым режиссером – всем, за что мало платят и что не очень почетно. Но мне было классно – до сих пор в Питере у меня много друзей. А сейчас чувствую себя настоящим графом Монте-Кристо. Призы в Канне для меня такая глобальная сатисфакция. Я же достаточно злопамятный человек.

Никита Карцев. Как много в тебе пороков!

Мирослав Слабошпицкий. Безусловно! Ты же видел фильм. А возвращаясь к твоему вопросу… Когда писал сценарий, не думал о том, как мы будем это снимать. Но с самого начала понимал, что нам нужно полностью изолировать героев от окружающего мира. Потому что, если бы кто-то посторонний в кадре заговорил, нам пришлось бы ставить субтитры, а этого хотелось избежать. Подвела только одна сцена – у посольства: там слегка слышен гул очереди. В остальном мы прибегали к разным фокусам – например, школьную линейку снимали через окно.

Никита Карцев. Что это за урок, который проводят с учениками первого сентября? С флагом Евросоюза на доске?

Мирослав Слабошпицкий. «Урок мира» – его проводят сразу после линейки первого сентября. Когда я учился в школе, на «уроках мира» рассказывали про дедушку Ленина. Система образования ведь очень сервильная. Она и сейчас колеблется вместе с линией партии. Когда я снимал «Племя», на Украине на слуху была интеграция с Евросоюзом – отсюда и флаг. На самом деле рядом еще должен был висеть двуглавый орел, но художники провтыкали, что он есть в сценарии. Другими словами – просто забыли. Смена началась, флага не было, ждать мы не могли – вот и сняли без него.

Никита Карцев. При этом, кроме первого сентября, мы ни разу не видим школьников за партами.

Мирослав Слабошпицкий. Я сначала тоже переживал по этому поводу: как же так, у меня совсем нет классных занятий. Мы даже сняли урок физкультуры, еще что-то в таком духе, а потом все повыбрасывали. Во-первых, смотреть на это было скучно. Во-вторых, сейчас у нас каждая сцена в фильме двигает историю вперед, а добавление уроков было бы топтанием на месте.

Никита Карцев. Тогда давай вернемся к основной идее – языку глухонемых.

Мирослав Слабошпицкий. Когда был сформулирован принцип работы, мы начали делать много тестовых съемок. Отобрали исполнителей главных ролей – в основном украинцев. Только Яна (Новикова) из Гомеля и еще один парень из Рязани. Поселили их в Киеве на съемных квартирах. Кормили, поили, деньги платили и репетировали с ними до одурения. В процессе этих репетиций выстраивались сцены.

Никита Карцев. Как ты общался с артистами?

Мирослав Слабошпицкий. Через переводчика. Среди них были самые разные ребята: как слабослышащие, так и полностью глухие. Наш главный герой (Григорий Фесенко) – немного говорящий. И когда я увлекался на съемках или страшно ругался в рацию, он подходил и говорил: «Шо ты кричишь? Они глухие».

Никита Карцев. Решение снимать длинными планами и одним кадром тоже от стремления максимально усложнить себе задачу?

Мирослав Слабошпицкий. Я только в процессе работы понял, что благодаря такому поведению камеры возникает интересный эффект: когда точка съемки не меняется, ты будто сидишь в театре или, наоборот, ходишь следом за героями. Это способствует большему вовлечению в историю, хотя я этот эффект не просчитывал. Не держал в голове задачу привлечь дополнительное внимание к фильму.

Никита Карцев. Сцены в школе можно отрепетировать в помещении, а как готовились к масштабным съемкам в парке?

Мирослав Слабошпицкий. То же самое: оператор берет камеру Canon Mark II и мы едем с актерами в парк, с администрацией которого предварительно договорились. Дальше просто: развели сцену, сняли. Посмотрели материал, сделали поправки, приехали еще раз. Потом то же самое, но уже с массовкой. Но массовые сцены не самое сложное. Самая трудная сцена – наезд машины на одного из парней. Все было сделано олдскульно: настоящий грузовик, настоящий глухой парень. Съемка была на следующее утро после его дня рождения. Перед этим он всю ночь провел с девушкой. Его привезли на площадку, а он даже не знает, что с ним будут делать. Мы с оператором стоим и думаем: сейчас пошлет нас и все на этом закончится. Не послал. За ним присматривали семь каскадеров. Сначала они учили его правильно падать. Потом профессиональный каскадер показал всю сцену на себе. Но все равно мы волновались: вдруг нога при падении пойдет не туда или водитель слишком резко дернется. «Скорая» рядом дежурила, было очень нервно. А все остальное: сцена аборта в реальном времени, тумбочкой по голове – обычные фокусы. Это совсем не опасно.

Никита Карцев. То, что герои в фильме настолько жестокие, тоже часть творческого замысла или дань реальности?

Мирослав Слабошпицкий. Если говорить о жанре фильма, то для меня это классический вестерн. Главный герой приехал в новый город, примкнул к банде, влюбился в девушку главаря. Дальше – многоточие. Что называется, смотрите в кинотеатрах. Это очень простая и ясная конструкция. А то, что они дерутся, – ну и что, мы тоже постоянно дрались в детстве, хотя и неглухие.

Никита Карцев. И с битами по электричкам ходили?

Мирослав Слабошпицкий. Кстати, это чисто питерская тема – съездить по башке в подъезде. В Киеве это не так распространено.

Никита Карцев. Расскажи об устройстве племени.

Мирослав Слабошпицкий. Племя – это способ организации отношений. В любом интернате для глухих есть «король», тот, кто отвечает за жизнь племени. А дальше внутри каждой такой системы есть свои «постовые», которые собирают дань с «терпил» и отсылают ее наверх. Там ее получают «старшие», чтобы отослать еще выше, и так далее. Собственно говоря, то же происходит в любой замкнутой системе: будь то мафия в Италии или МВД в России.

Никита Карцев. При этом в какой-то момент появляется персонаж с пакетом из duty-free, который помогает девушкам из интерната получить итальянскую визу.

Мирослав Слабошпицкий. Он у нас в сценарии обозначен как «спонсор». Если дальше говорить про иерархию, то над «королем» стоит учитель труда, который представляет старшее поколение. И он же мост между интернатом и большим миром. Потому что одно дело – подростковая школьная история. И совсем другое – настоящий андерволд, который открывается за забором. И «спонсор» – тот человек, который полностью живет в этом мире.

Никита Карцев. А андерволд – это такая глобальная сеть, в которой на каждом социальном уровне, вплоть до акушера-гинеколога, которая делает нелегальный аборт, находятся свои люди, в данном случае глухие?

Мирослав Слабошпицкий. Не на всех уровнях, но близко к этому. У глухих есть даже своя система судопроизводства – что-то вроде третейских судов. Когда я только собирал материал для фильма, познакомился с завучем одной из таких школ, какую мы воспроизвели в фильме. Она слышит и разговаривает совершенно нормально, но при этом выросла в семье глухих. Так вот, ее родители в свое время заплатили «старшему» что-то вроде компенсации, и только после этого ее отпустили учиться. У меня есть товарищ, который работал со мной оператором на телевидении. Он глухой. И когда он устроился на работу, к нему пришли и сказали: плати теперь профсоюзные взносы. Об этом мало говорят, и, наверное, у меня не до конца получилось показать все нюансы взаимоотношений глухих. Может быть, документальный фильм на эту тему был бы интересен, но я его уже точно снимать не буду.

Никита Карцев. Сейчас ты живешь в Киеве?

Мирослав Слабошпицкий. Да, меня не было на Украине около семи лет. Потом я приехал, чтобы сделать один фильм, и как-то задержался. К тому же за это время у нас успели провести толковую кинореформу. Была введена система питчингов, стали проводить открытые конкурсы, частные студии уравняли с государственными – и в кино пришли деньги. А раньше эти вопросы решались подковерно. Благодаря этой реформе почти все, кто хотел, смогли за эти два года снять фильм. В том числе и я – с «Племенем».

Никита Карцев. При этом пока нельзя сказать, что появилась новая украинская волна.

Мирослав Слабошпицкий. Ну почему? Владимир Тихий снял картину «Зеленая кофта», она была в Сан-Себастьяне. А какие-то серьезные успехи в основном связаны с короткометражным кино, потому что для его реализации не нужно участие государства. Я был в Берлине два раза, получил «Леопарда» в Локарно. У Марины Вроды есть малая «Пальмовая ветвь» за лучший короткометражный фильм («Кросс») в Канне. Такая же есть у Игоря Стрембитского (за фильм «Путники»); правда, сейчас он не снимает.

Но в свете последних политических событий все временно остановилось. Наше Госкино исполняет обязанности перед фильмами, которые были ранее утверждены для производства, в том числе дофинансировало проект «Битва за Севастополь», что вызвало просто бурю возмущения на Украине. Но питчинги приостановлены, и непонятно пока, как дальше будет работать система.

Никита Карцев. Как «Племя» восприняли на Украине? Тебя не обвиняли в том, что ты занимаешься очернением действительности?

Мирослав Слабошпицкий. Мне можно более или менее всё. Я же «Леопардом» Локарно прославил украинское кино. А после Гран-при «Киношока» за «Ядерные отходы» тогдашний премьер-министр прислал мне поздравительную телеграмму. Мама моя обалдела. Звонок в дверь. «Кто там?» – «Правительственная телеграмма». Потому и «Племя» проскочило через все питчинги в Госкино, что все в меня верили. Говорили примерно так: он, конечно, совершенно долбанутый, но другого у нас нет.