Свобода слова. «Возвращение на Итаку», режиссер Лоран Канте
- №10, октябрь
- Антон Долин
Они бесконечно говорят, говорят, говорят. Глаза устали читать субтитры. Здесь догадываешься, что, прежде чем разбираться в том, о чем говорят, необходимо понять – почему они не замолкают? Первый (разумеется, неверный) ответ: Лоран Канте, снявший «Возвращение на Итаку», – француз, а они трепать языком горазды. Вот и в «Классе», принесшем Канте «Золотую пальмовую ветвь», рот не закрывали. Две важные поправки: во-первых, Канте вне тусовки, моды, тренда, он и его фильмы вдалеке от французской философии и непременной синефилии. Наверное, поэтому, когда Годар демонстративно прощается с речью, Канте этого даже не замечает.
Для него слово по-прежнему главное орудие кинематографа. Во-вторых, после успеха «Класса» его автор вовсе покинул Францию – по меньшей мере, в своих фильмах: «Фоксфайр» снимался в Америке, на английском, а «Возвращение на Итаку», выросшее из альманаха «Гавана, я люблю тебя», – на Кубе, по-испански. То есть герои фильма не просто говорят, а говорят на языке, которого не знает автор. Весь этот фильм – очень сложный перевод. С общественного на частный, с архаичного на современный, с кубинского на международный. Эта картина кажется максимально локальной и потому настолько универсальна; притворяется простодушно линейной – и потому в высшей степени сложна.
Тем не менее, чтобы найти повод и причину для речи, подменившей собой действие, нелишне построить мостик между новым фильмом и «Классом»: оказавшийся между ними «Фоксфайр» метил в мейнстрим и предсказуемо пролетел мимо кассы, а «Возвращение на Итаку» вновь, при декларативной скромности, вышло в фестивальные триумфаторы. Пусть победа в конкурсе «Авторских дней» Венеции не то же самое, что главный каннский приз, и все равно в конкурентах как-никак были Ким Ки Док, Кристоф Оноре, Ларри Кларк, Алекс де ла Иглесия.
В «Классе» из слов, как из кубиков причудливого конструктора, точнее, двух по-разному придуманных конструкторов, выстраивался конфликт, составлявший те самые стены, меж которых разворачивалось действие. Слова были способом передачи опыта. Их было даже слишком много, будто в документальной записи или дневнике (из дневника учителя Франсуа Бегодо родился его роман, по которому был поставлен фильм), и на полпути терялся порой смысл большинства из них. Слова помогали начать жизнь, прелюдией к которой становилась картина Канте. «Возвращение на Итаку» – эпилог. Судьбы героев давно сформировались, они, по сути, завершены – как и большая история Кубы, бывшего «острова Свободы». Слова – их единственное наследство, нематериальное подтверждение тому, что прошлое состоялось и теперь может быть описано. Точно так же история скитаний Одиссея никогда не стала бы «Одиссеей» Гомера, если бы он не рассказал ее Навсикае, сложив цепь разрозненных приключений в целостную поэму.
«Возвращение на Итаку»
Царь Итаки, пройдя через преисподнюю, оказался единственным выжившим из всех своих спутников. Герои фильма Канте остались впятером; не так уж трагично. У одного от рака умерла жена, пока он был в эмиграции в Испании, но другие тоже расстались со своими партнерами, хоть и при менее драматических обстоятельствах; у единственной в компании женщины двое взрослых детей уехали жить в Майами. Семейные или брошенные, разочарованные или полные утлых надежд – все они одиноки. У каждого позади свои лотофаги, лестригоны, циклопы. Поэтому на крыше дома, в котором живет один из них, они не менее счастливы, чем Одиссей, почувствовавший под ногами землю родного острова.
Инженер Альдо на старости лет работает на заводе за копейки, презираемый бывшей женой и выросшим сыном. Когда-то он воевал в Анголе – за идею – и теперь не желает расставаться с мечтами, которые лелеял в молодости. Скромный, как свинопас Эвмей, он – единственный чернокожий в компании – приглашает друзей на свою крышу и за свой стол; исполнитель этой роли Педро Хулио Диас Ферран, в отличие от других актеров, не знаменит, он работает в труппе скромного детского театра. Художник Рафа (известный на Кубе театральный артист Фернандо Эчеваррия) был когда-то известным авангардистом, выставлялся и на родине, и в Париже, но знакомая галеристка умерла, а зарабатывать как-то надо, и теперь его слава в прошлом. Работая, он давно не чувствует ничего, кроме отвращения и стыда. Офтальмолог Таня (Исабель Сантос) кое-как живет на посылки от детей и подношения от пациентов – зарплата мизерная, с этим она смирилась много лет назад. Отказавшийся жить на гроши Эдди (Хорхе Перугоррия, одна из звезд кубинского кино), бывший заводила и бабник с роскошной шевелюрой, облысел и занялся бизнесом, позабыв о журналистских амбициях и мечтах стать писателем: теперь ему грозят проверки и арест. Тот же, благодаря кому они впервые за долгие годы собрались вместе, Амадео (Нестор Хименес), амбициозный литератор, покинул родину шестнадцать лет назад, а теперь вернулся и огорошил друзей новостью: остается навсегда. В Европе ему не писалось, и он надеется, что на Кубе вдохновение вернется. Это он здесь Одиссей. Увы, овдовевший. С другой стороны, и женихов расстреливать не придется.
«Возвращение на Итаку»
Такой подвиг никому из них был бы не под силу. У интеллигенции одно оружие: слова. Поэтому в картине Канте все время говорят. Это фильм о бессилии слов и вместе с тем об их магической силе, способной уничтожить или вернуть из мертвых. Тот же парадокс проверил на себе учитель Франсуа Марен из «Класса», пасовавший перед хамоватыми старшеклассниками, но все же сумевший передать им кое-что – ясное дело, на словах. Амадео, Эдди, Таня, Альдо и Рафа, в отличие от него, замкнуты друг на друга, они бесконечно перебрасываются словами друг с другом. С кем еще? Например, Еонис, сын Альдо, сидя со старыми друзьями родителей за одним столом, думает о своем: те празднуют возвращение Амадео, Еонис же уверен, что пора уезжать.
Нет, эта картина, при всем ее многословии, уже не о коммуникации – прерванной, как в случае единственной показанной в кадре картины Рафы, смысл которой остается туманным, – а об ее тщетности. Любой художник или писатель (живущий в несвободной стране – вдвойне) замкнут в рамках своего бесконечного монолога, который только кажется ему диалогом. Это отлично понимает и соавтор сценария – кубинский прозаик Леонардо Падура, чей роман «История моей жизни» стал литературной основой для фильма. Он писал в большой степени о себе, подобно герою и соавтору «Класса» Бегодо. Канте умело спрятался за ними, надев маску объективного наблюдателя. Хотя видит в каждом из своих несовершенных и показанных с таким теплом персонажей друга и брата.
Что у них общего? Да все то же: слова, слова, слова. Гамлетовского презрения к слову Канте не разделяет. За бесконечным бла-бла-бла умело скрыта классическая строгость, за текстом, как положено в настоящей трагедии, вынесенные за кулисы события, суть которых открывается постепенно. Содержание раскрыто через классицистскую систему трех единств. Выходит, есть в этом режиссере кое-что и специфически французское.
Единство места, загоняющее пятерых друзей на крышу дома, напомнит, что Куба (подобно Итаке) – остров, отгороженное от мира пространство. С него трудно сбежать, о чем со смехом вспоминают герои фильма – когда-то они все мечтали уехать, – но и вернуться нелегко. Крыша вознесена над землей и приближена к небу: его простор – их временная легальная свобода. Однако и звук, и свет напоминают об иллюзорности этой вольности. То подростки зашумят в соседнем дворе; то пронзительно заорет свинья, которую режут; то вдруг выключат электричество, будто стерев город из пейзажа, оставив на горизонте лишь темнеющее на глазах море. Об этом возвращенец Амадео и толкует товарищам: Испания отличается от их дома только тем, что домом не является, и гражданские свободы никому еще не давали творческих. Даже наоборот. Одного станет больше – другого убудет.
Единство времени сожмет в один вечер и ночь до рассвета (согласно классицистским канонам действие пьесы не должно выходить за рамки суток) пять жизней, каждую из которых в реальности можно будет суммировать в двух фразах, необязательном комментарии к тексту дружеской посиделки. Им всем под пятьдесят или около того – в точности как Одиссею, который провел под Троей и в морях двадцать лет (Амадео отсутствовал шестнадцать). Их время совпало с историей Кубы, ведь они почти ровесники революции, наследники ее надежд и разочарований. Но не ту же ли горечь и опустошение будет чувствовать, вспоминая о временах хиппи, их ровесник из Штатов? И француз, ностальгирующий по 1968 году, или российский шестидесятник… Они выпали из эпохи. Только что она была им синхронна, и казалось, что ей без них – никак, никуда, а потом вдруг разжевала и выплюнула: это общая травма поколения.
Единство действия, наименее очевидное, ведет зрителя через лабиринты диалогов, через принесенный богачом Эдди контрабандный вискарь и разносолы (их мечет на стол радушная мама Альдо) к траектории Амадео, который почему-то не вернулся, когда умирала его жена, и так же необъяснимо возвращается сейчас. Остальные, прикованные к кубинскому хронотопу, с любопытством и раздражением ждут объяснений, на которые он решится лишь к финалу. Его история – развязка остальных четырех сюжетов, завершенных или нет, счастливых или несчастных. Побег Амадео оказывается не трусостью, но преодолением страха; это, как выясняется, ранит не меньше, чем предательство. Речь не о трагических обстоятельствах и поломавшем судьбы бесчеловечном режиме, но о том компромиссе, к которому сводится абсолютно каждая жизнь, в любом месте/времени. А меру этого компромисса и наказание за него, как выясняется, определяешь исключительно ты сам.
«Возвращение на Итаку»
Потому в фильме Канте нет действия (только слова), что действие обнуляется, возвращаясь к тебе. В этом же весь смысл возвращения: можно сделать вид, что не было ни Троянской войны, ни совершенных на ней ошибок. В конечном счете вне зависимости от последствий ты останешься наедине с собой и единственным собеседником будет даже не друг молодости, но напоминающая о забытом прошлом выцветшая фотография. Миновало время, и все пятеро – победители и проигравшие, предатели и преданные – понимают, что в настоящем у них не осталось ничего, кроме собственно языка да еще этой общей почвы, этой выцветшей от солнца крыши. Назовем ее Кубой или Итакой, а если проще – то родиной.
Родина. Одно из многих девальвированных сегодня слов, которое нас в школе учили писать с большой буквы. Родина, которая, казалось бы, априори для каждого своя, парадоксальным образом объединяет кубинский фильм Канте с его (как бы их ни оказалось мало) российскими зрителями. «Возвращение на Итаку» – глубокое и небанальное размышление о природе постутопического общества и его навеки травмированных обитателей. «Валить» – не выход, поскольку утопия сама сбежала от нас и нагнать ее невозможно, куда бы ты ни отправился. Единственный возможный путь – признать свою ответственность за случившееся. За идеализм, за себялюбие, за трусость. А это путешествие – от самообмана к истине – можно проделать, не сходя с места, как не сходят с него на протяжении всего фильма его герои.
Их встреча напоминает о другой – Бэмса, Прокопа, Ивченко и Люси – в этапном, классическом уже, спектакле Анатолия Васильева «Взрослая дочь молодого человека» по пьесе Виктора Славкина. По странному совпадению в год премьеры «Возвращения на Итаку» Васильев впервые начал показывать фильм (по этой постановке) «Дорога на Чаттанугу» на большом экране. Там, когда слова становятся слишком горькими на вкус, катарсис перепоручается музыке; точно так же у Канте герои танцуют в самом начале фильма, и потом, когда возникает неловкая пауза, от нее спасает только California Dreamin’. Песня, в которой наконец-то можно забыть о тексте и отдаться мелодии. Чаттануга ли, Калифорния ли – то прекрасное и невозможное далеко, которое чудится за горизонтом, если забраться повыше, на самую крышу, как снится другая, непрожитая жизнь. Возможно, и Одиссею на мирной Итаке иногда вспоминалась сгоревшая – отныне стертая отовсюду, кроме языка и литературы, – Троя.
«Возвращение на Итаку»
Retour а Ithaque
По роману Леонардо Падуры «История моей жизни»
Авторы сценария Лоран Канте, Леонардо Падура
Режиссер Лоран Канте
Оператор Диего Дуссуэль
В ролях: Хорхе Перугоррия, Педро Хулио Диас Ферран, Фернандо Эчеваррия, Нестор Хименес, Исабель Сантос, Альберто Пухольс и другие
Full House, Orange Studio, Haut et Court, Funny Balloons, Panache Productions, La Compagnie Cinйmatographique
Франция
2014