Беседу ведет Никита Карцев 

Никита Карцев. Каждый фестиваль – попытка фотоснимка состояния кино на данный момент. Но если раньше эти снимки делались на века, то сегодня печатаются автоматом на обычной глянцевой бумаге, а то и вовсе остаются в памяти смартфона. У тебя нет такого ощущения? 

Алексей Медведев. В фестивальном движении действительно происходит смена парадигм. Раньше фестивали были призваны делать открытия, поддерживать новые имена, фиксировать меняющиеся культурные иерархии, определять, кто из режиссеров в тренде, а кто нет.

Решать, какое направление выходит на первый план, будь то французская «новая волна», немецкая или румынская. Справляются ли с этой задачей фестивали сейчас? Разумеется, нет. Потому что и задачи эти перестали быть актуальными. Само понятие культурной иерархии изменило свой смысл и потеряло оправданность.

Для составления картины современного авторского кинематографа необходимы максимум два фестиваля в год. Чтобы те, кто не успел доделать свой фильм к Канну и не хочет ждать целый год, мог его показать, например, в Торонто. Все остальные фестивали нечестны по отношению к самим себе в своих целях. Ну какую ­иерархию может установить Московский международный кинофестиваль? Или даже Карловарский? Никакую. Для меня это верный признак: если организатор, не дай бог, упоминает не имеющий никакого смысла термин «фестиваль класса «А» – можно уверенно сказать, что это человек из прошлого.

Следом за культурной иерархией становится анекдотичным и понятие «премьерность». Оно уже нерелевантно по отношению к современному миру. Не добавляет никакого престижа, никакого дополнительного шума. Даже понятие «российская премьера» теряет смысл. Когда я делал фестиваль «Послание к человеку», для меня гораздо важнее было понятие «петербургская премьера». Для меня в приоритете были питерские зрители, и совсем не важно, если тот или иной фильм уже посмотрели во Владивостоке или Иванове. Так мы постепенно приходим к тому, что все фестивали, кроме самых значимых, постепенно становятся региональными. Они работают для публики, которая находится в конкретной стране, городе, даже конкретном кинотеатре. И только исходя из того, насколько успешной получается эта работа, можно говорить об успехе современного кинофестиваля.

Венеция и Берлин долгое время делили – и делят до сих пор – второе и третье место в условном рейтинге международных кинофестивалей. В Венецию до сих пор продолжают попадать отдельные заметные фильмы – вроде той же картины Роя Андерссона «Голубь сидел на ветке, размышляя о жизни». Но при этом будущее Берлина мне кажется гораздо более оптимистичным и интересным. Именно потому, что Венецианский – старейший европейский кинофестиваль – продолжает жить в парадигме установления культурных иерархий. В то время как сама международность фестивалей сегодня попала под большое сомнение. Сейчас в Венецию помимо итальянских журналистов в лучшем случае приезжают немцы, французы и русские.

Никита Карцев. И то они почти полным составом улетают посреди Венецианского фестиваля в Торонто. В Венеции это уже поняли и в последние годы специально программируют конкурс так, чтобы показать лучшие фильмы в первой половине фестиваля.

Алексей Медведев. Это перестало быть по-настоящему громким международным событием. Медиа? Никому уже неинтересны ежедневные репортажи с Венецианского фестиваля. В лучшем случае критику закажут одну статью о том, кто получил награды и почему. Дистрибьюторы? Победитель Венеции получит какие-то контракты с телеканалами, но, в принципе, у меня очень большие сомнения в том, что фестиваль может существенно помочь прокату. Скорее фестивали сегодня заменяют собой прокат актуального кино. Иначе для зрителей во многих странах, включая Россию, не будет никакой возможности эти фильмы увидеть. Так, на фестивале «Край света» на Сахалине мы показывали фильмы Наоми Кавасэ и Цзя Чжанкэ. Как еще они бы туда попали? Никак.

В этом плане Берлинский кинофестиваль, который ежегодно продает 200 000 билетов, покрывая за счет этого больше миллиона евро своего бюджета, служит отличным примером для подражания. Это фестиваль, который работает для города, для публики, где залы заполнены на любом, подчас даже не очень хорошем фильме. Причем не только в большом фестивальном дворце, где можно посмотреть на звезд, но и по всему Берлину, в кинотеатрах шаговой доступности, куда обычные зрители приходят всей семьей. Так фестиваль становится своего рода формой досуга и при этом по-прежнему дает довольно авторитетную и значимую панораму современного мира. То есть Берлин, будучи крупнейшим международным фестивалем, остается в хорошем смысле слова региональным. И, как мне кажется, те фестивали, которые поняли, отрефлексировали эту тенденцию и движутся в этом направлении, будут выигрывать с течением времени.

Никита Карцев. При этом сама Биеннале в Венеции, в отличие от кинофестиваля, по-прежнему остается знаковым культурным событием.

Алексей Медведев. Да, но я вспомнил о Венеции только для примера. Вообще в мире международных кинофестивалей больше тысячи. И каждый день открывается еще несколько. А если посчитать еще и фестивали фильмов об аквариумных рыбках и всякие Недели шри-ланкийского кинематографа в Пакистане, то получится и вовсе бессчетное количество. У каждого из них, как думают организаторы, есть своя гордость, своя фишка. Но по большому счету фестивали могут проводиться только по двум причинам: для зрителей или/и для профессионального сообщества. Для профессионалов достаточно двух-трех фестивалей, где показывается авангард авторского кинематографа. Все остальные фестивали должны проводиться для зрителей.

Никита Карцев. Мы постоянно вспоминаем Канн. Почему именно этот МКФ никак не задело крушение культурных иерархий?

Алексей Медведев. Культурная иерархия – это такая игра, в которую мы играем наполовину серьезно, наполовину в шутку. Но тем не менее есть такая сцена, на которую раз в год выходят крупнейшие действующие лица независимого кино. История Каннского фестиваля вообще получилась на редкость удачной. Он возник в отместку за то, что до этого французские фильмы никак не наградили в Венеции. Первый фестиваль планировалось провести еще в 1939 году, но состоялся он только после войны. В случае Канна удачно соединилось все: и климат, и место, и инфраструктура, которая позволила организовать сильный кинорынок. И некая особенность французского менталитета, который придает особое значение роли Франции в международной культуре. Так что, с одной стороны, у фестиваля никогда не было проблем с финансированием, с другой – во главе его всегда стояли крепкие менеджеры. Вот такие факторы благоприятствования. В итоге даже в неудачный год каннская программа складывается в некий гештальт.

Никита Карцев. Проще говоря, у Каннского фестиваля очень простая концепция – оставаться главным в мире?

Алексей Медведев. У фестиваля нет концепции, у него есть формат. А концепция каждый раз формируется заново уже во время проведения. Такая повестка дня. В этом смысле секрет успеха Каннского МКФ не только в том, что он имеет право первой ночи на показ новых фильмов крупнейших режиссеров мира, но и в том, что на нем всегда происходит чудо. Когда мы вдруг понимаем, что фильм про нелегальные аборты в социалистической Румынии становится самым важным, что случилось в нашем духовном пространстве в этом году. Почему? Как это объяснить? Просто так случилось. И это то самое чудо, которое позволяет Канну из года в год не сдавать свои позиции.

Никита Карцев. Есть еще фестивали, которые могут похвастаться своим, хорошо узнаваемым форматом?

Алексей Медведев. Нельзя забывать Локарно. Это настоящий бастион авторского кино в его наиболее радикальной, зачастую экспериментальной составляющей. Плюс это единственное место на свете, где фильм может продолжаться шесть часов подряд и ни один человек не уйдет из зала. Роттердам – хороший ответ тем, кто любит порассуждать про фестивали класса «А». Он никогда не был аккредитован Международной федерацией ассоциаций кинопродюсеров FIAPF, у него нет никакого рейтинга вообще: ни «А», ни «B», ни «C». Что нисколько не мешает ему успешно существовать.

Никита Карцев. Причем это одно из немногих мест в мире, где хорошо понимают кинематограф Германа и Балабанова.

Алексей Медведев. Я помню один такой разговор с отборщицей Роттердама о Балабанове. Мы обсуждали фильм «Жмурки», и меня поразило, насколько точной была ее оценка фильма, который даже в России многие приняли как просто жанровую шутку и туповатый юмор насчет бандитов.

Никита Карцев. Говоря про Россию: у нас роль главного фестиваля для профессионального сообщества, очевидно, выполняет «Кинотавр».

Алексей Медведев. При этом даже его будущее не очень понятно. Именно в силу того, что профессиональное сообщество, для которого он делается, разобщено. Оно даже Музей кино свой отстоять не может, что уж говорить о фестивале. «Кинотавр» – это в первую очередь пример благородных усилий организаторов, которые пытаются что-то создать. Это не их беда, что сообщество недостаточно развито для того, чтобы сформулировать какую-то актуальную повестку дня. Иначе говоря: пока фестиваль будет поддерживаться волей одного или двух людей, он будет существовать. Если Александр Роднянский потеряет интерес к «Кинотавру» или ко всему российскому кино, фестиваль завтра исчезнет.

Это, кстати, тоже хороший критерий – жизнеспособность фестиваля. Часто бывает, что в России проекты замкнуты на одного конкретного человека, на его честолюбие, энергию, волю. Или на того, кто дает деньги. Губернатор Ивановской области дает деньги – есть фестиваль «Зеркало». Перестанет давать – не будет этого фестиваля. Я более или менее спокоен разве что за «Артдокфест». Отличная идея, здорово реализованная. Но опять-таки жизнь этого фестиваля в первую очередь питает энергия Виталия Манского, его пробивные качества, без которых ничего бы не вышло. Или вот нам повезло, что был такой человек, как Иван Дыховичный, благодаря которому появился фестиваль «2morrow».

Никита Карцев. Который после его смерти пусть и в формате одного уик-энда, но существует до сих пор. Уже благодаря личной инициативе Ольги Дыховичной и Ангелины Никоновой.

Алексей Медведев. То, как они справились с проблемами финансирования в этом году, идет им в огромный плюс. Для меня это свидетельство того, что, дай бог, в российском фестивальном движении действительно наступят новые времена. Но все равно понятно, что судьба всех этих фестивалей очень ненадежна. Мне трудно представить, как при любых проблемах с финансированием могли бы исчезнуть Карловарский или Сан-Себастьянский фестивали. Потому что это некое культурное достояние, и люди это понимают.

Никита Карцев. Что касается культурных достояний, поговорим о Санкт-Петербурге. В последнее время руководство города предпринимает много усилий, для того чтобы создать на своей территории настоящее фестивальное движение. Насколько они успешны?

Алексей Медведев. Питер, что говорить, мог бы стать идеальным местом для проведения фестиваля. И в истории Петербурга были удачные примеры – то же «Послание к человеку» в 90-е и первую половину нулевых.

Никита Карцев. Только сегодня он невольно теряется за шумом таких громких проектов, как Санкт-Петербургский международный медиафорум, который в этом году прошел в первый раз.

Алексей Медведев. В этом и есть идея медиафорума. В том, что нужно сделать большое событие, наполнить его важным деловым содержанием, привезти людей, они сами как-нибудь разберутся и наладят кинематографическую жизнь вокруг, будет такая движуха, а там и зрители потянутся. Идея правильная, и многое у Петербургского медиафорума получилось. Ведь что такое фестиваль? Умение из каждого показа сделать событие. Если это происходит, зрителям всегда интересно стать его частью. А просто время можно и дома неплохо провести. Вот только сами люди не всегда разберутся. Недостаточно их просто привезти. Для реализации такого проекта нужны культурные менеджеры, которые будут отдаваться делу всей душой. У каждого события, будь то форум копродукции или любое другое, должен быть мотор. Человек, который реально вложит в это огромное количество энергии.

Плюс, что, мне кажется, должен сделать медиафорум, – развивать синергию различных компонентов. Я отвечал на нем за одну из кинопрограмм, но при этом знаю, что параллельно на форуме работала IT-секция. Я бы, может, и сходил послушать выступление какого-нибудь гуру. Но получилось так, что разные секции варились в собственном соку и почти не пересекались. Хотя был удачный пример пересечения телевизионной и киношной аудитории – на программе пилотных телевизионных проектов «Пилот». Она создала некий прецедент, да и медиа хорошо откликнулись на эту историю. Но таких кросс-секционных событий должно быть больше. Если строишь архитектонику большого события, ты должен продумывать такие ударные акции, быть провокатором – чтобы люди вышли из привычных рамок, начали действовать, активно общаться, спорить и так далее.

Никита Карцев. Ну хорошо, а Московский кинофестиваль? Он отвечает заявленному статусу главного фестиваля в стране?

Алексей Медведев. ММКФ – тот единственный случай, когда в силу истории, определенного бэкграунда – кто-то там слышал, что когда-то Феллини у нас что-то получил, – у российских властей сложилось представление, что это надо делать. Хорошо прошел фестиваль, плохо, приехал Депардье или Брэд Питт – все это не важно. ММКФ – уже константа нашей жизни, отдельная строка в бюджете. Он будет всегда, пока будет существовать та система власти, которая установилась в России в последние десятилетия.

Никита Карцев. Насколько рационально ММКФ пользуется своим особым положением?

Алексей Медведев. Начну с хорошего. Качество отбора заметно улучшилось в последние годы. Сужу по себе. Раньше, если я видел где-нибудь в параллельной программе Канна хороший фильм, чаще всего у меня не возникало конкурентов среди других отборщиков, которые могли бы пригласить его в Россию. В последние пару-тройку лет я все чаще сталкиваюсь с тем, что фильмы, которые я для себя отметил на «Санденсе» или, допустим, в Берлине, оказываются в одной из программ ММКФ. В итоге на Московском фестивале каждый день есть несколько фильмов, которые обязательны к просмотру для человека, неравнодушного к кинематографу.

А недостатки ММКФ на самом деле общие для всех фестивалей. Первую же глобальную проблему, то есть полное отсутствие культурных менеджеров в России, мы сразу выносим за скобки. Это просто фон, с которым мы имеем дело. Нет таких людей, такой профессии. Есть единицы, у которых в силу разных причин появились опыт и понимание принципов работы фестиваля. У всех остальных, даже у опытных продюсеров, которые снимали фильмы, делали проекты на ТВ, чаще всего ничего не получается. Потому что их организационная воля не доходит до того места, где фестиваль происходит на самом деле. Вот чего никто не понимает.

Фестиваль – это не красные дорожки, не вечеринки, не амбиции, не карьера, не выслуживание перед властями. Много всяких «не». И необходимо прийти к тому, что фестиваль – это фильм, который показывают в правильном формате и с хорошей проекцией. Зрители. Вовремя оформленная виза и правильно купленные билеты. И миллион имейлов и десять тысяч звонков, которые нужно сделать на эту тему. Киномеханик должен правильно зарядить пленку. Титровальщик заранее настроить свое оборудование. На встрече с режиссером после фильма должен работать микрофон. Машина, которая повезет этого гостя на вечеринку, должна прийти вовремя. Водитель должен гостю улыбнуться. Девочка на информационном стенде должна знать, где расположен тот или иной кинотеатр. А человеку, который стоит во главе фестиваля, этих проблем не видно. Ему кажется, что фестиваль – это Депардье, интервью, фотографы, банкет. Он думает: ну вот, все же нормально – и водки вроде хватило, и никто не напился. Фестиваль прошел, бюджет освоен, никто не жалуется. А фестиваль на самом деле состоит из сотни мелочей, которые парадоксальным образом и дают ощущение качества события. Той самой атмосферы.

В силу своих личных качеств и стремления добиться максимального результата я каждый раз заново оказываюсь в ситуации, когда ценой бешеных усилий и нервов приходится затыкать дыры на всех проектах, на которых я работаю. Могу привести пример с «Послания к человеку». Я пригласил на фестиваль одну из лучших картин этого года – «Чудеса» Аличе Рорвахер. Фильм получил Гран-при в Канне. Рорвахер, очевидным образом, яркая сверхновая звезда режиссуры, хотя и совсем молодая девушка, «Чудеса» – ее второй фильм. При этом картина именно что негромкая, камерная. Для меня такие фильмы – одна из причин, почему фестивальным делом в принципе стоит заниматься. Просто для того, чтобы поделиться своей радостью: вот, снимают на свете такое хорошее кино.

В какой-то момент мы хотели привезти в Петербург саму Аличе, но у нее были личные проблемы, так что решили привезти актера Сэма Ловика. Он играл и в «Пятом сезоне», и в «Бычаре», сейчас снимается в новом фильме Ли Тамахори. Но при этом кто его у нас знает? Хотя это звезда европейского кино. Мы всё сделали сами – от покупки билетов до разговоров с визовой службой. Не просто пригласили фильм – мы добились его в хорошем качестве, поставили его на хорошее время. Сэм прилетел на полтора дня и фактически ради нас, потому что тоже понял, насколько это для нас важно. У нас не было возможности провести Q&A после фильма в зале, и для этих целей отгородили прямо в кинотеатре импровизированный угол. Умоляли людей, чтобы они на время перестали играть в аэрохоккей в двух метрах от этого места. Нашли микрофон. Я таскал пуфики, чтобы усадить тех зрителей, которые, несмотря ни на что, захотели остаться и послушать.

В итоге все получилось. На показе был полный зал. После фильма зрители подходили ко мне, к Сэму и говорили: как же хорошо, что это случилось. Но об этом знаю только я и те, кто там был. Об этом даже пресса особо не написала. И это тоже не удивляет, потому что количество профессиональных изданий про кино можно пересчитать на пальцах одной руки. При этом важное событие фестиваля произошло именно там. В том уголке, куда я пуфики натаскал.