В 1976 году во втором выпуске сборника материалов Центрального государственного архива литературы и искусства СССР «Встречи с прошлым» был помещен обзор переписки С.М.Эйзенштейна. В нем Галина Дмитриевна Эндзина констатировала: «Писем Эйзенштейна, сохранившихся в черновиках, фотокопиях и подлинниках, в фонде насчитывается около восьмисот. Имеется 345 писем и 29 телеграмм к матери за сорок лет – с 1904 по 1944 год. 180 писем, записок и телеграмм к Аташевой…»[1]. Из этого следует, что корпус корреспонденций Эйзенштейна, адресованных Пере Моисеевне Аташевой, – второй по объему в эпистолярном наследии режиссера.

Значителен по объему и состав писем Юлии Ивановны Эйзенштейн и Перы Моисеевны Аташевой Сергею Михайловичу. Между тем письма матери к сыну до сих пор не привлекали достойного внимания исследователей биографии и творчества режиссера, равно как и письма его жены Аташевой.

9 декабря 1934 года Гавриил Николаевич Попов, автор музыки к фильму «Москва строит метро», писал Эсфири Шуб, режиссеру фильма: «В начале ноября, в период сдачи «Метро», у нас была чудная встреча с Эйзеном и Перой (или Пэрой?). Была еда, шоколад, веселье, элегичность, прекрасные книги (у Эйзена), затем такси, дождь, фрукты и музыка, музыка и пляс­ка (музыка «Метро», моей сюиты для фортепьяно, затем Гершвина – джазовые песни). Это уже на Хлебном, в комнате брата. Пера мне очень понравилась. Чудная девушка. О Вас вспоминала и говорила неизменно горячо, с «большим чувством» (хотя и без бокалов вообще). Было ясно, что все присутствовавшие – Эйзен, Пера и я – Вас уважают, высоко ценят за чистоту и принципиальность (сила!) в искусстве, кроме того, любят и хотят Вас поскорей видеть»[2].

Эсфирь Шуб в это время была в Турции, где снимала свой очередной фильм (к сожалению, незавершенный).

В письме композитора, приглашенного Эйзенштейном написать музыку к спектаклю «Москва Вторая» по пьесе Натана Зархи, выделим характеристику Перы Моисеевны Аташевой: «Чудная девушка». Кроме того, не может оставить равнодушным и ощущение «чудной» идиллии, хотя, как известно, всего за несколько дней до этого был убит С.М.Киров и Сергей Михайлович откликнулся на это событие воспоминаниями о Кирове в газете «Комсомольская правда» («Добить врага», 4 декабря 1934 года).

Следует напомнить также, что 27 октября 1934 года был зарегистрирован брак С.М.Эйзенштейна с П.М.Аташевой (о котором, как принято сообщать в исследованиях жизненного пути режиссера, тогда никому не было известно).

Можно счесть происходящее (сначала у Эйзенштейна на Чистых прудах, а затем у Сергея Попова в Хлебном переулке) продолжением «медового месяца». Однако этому мешает признание Перы Моисеевны той же Эсфири Шуб от 5 ноября 1934 года:

«Я сейчас – свидетель своей собственной жизни – не больше. Пожалуй, даже будет неверно сказать «собственной» жизни. Так как и формально она сейчас наполовину моя «собственная». Если можете – поймите, что, почему и для чего!
Все это бред, который существует реально. Я очень близка к о­безьяньим вещам, после чего я перестану себя уважать, потому что для этого нельзя было так калечить себя. И если я допустила это, значит, так мне и надо.
Это все очень трудно писать. Вернее, невозможно».

Далее следует строчка о том, что Пера Моисеевна еще не виделась с дочерью Шуб Аней, и сюжет об утрате «собственной жизни» завершается:

«Приезжайте скорее, Эсфирь. Я себя чувствую очень одинокой без Вас.
Ну а внешне все прекрасно. О формальных переменах не знает ни одна душа, кроме вас…»[3]

Сопоставление этих двух писем – это контраст «внешнего» и «внут­реннего» описания событий. Идиллии, если смотреть на них со стороны. И «бреда, который существует реально», если пытаться понять его изнутри.

Пера Аташева

Первая – идиллическая точка зрения – на отношения Сергея Михайловича Эйзенштейна и Перы Моисеевны Аташевой представлена в воспоминаниях Юдифи Глизер[4]. В них идиллию отношений разрушает злой гений Сергея Михайловича – его мать Юлия Ивановна. Эту линию развивают и многочисленные исследователи жизненного пути режиссера.

Попыток понять сложность отношений Сергея Михайловича и Перы Моисеевны до сих пор не предпринималось. Может быть, именно поэтому до сих пор и не публиковались, не комментировались ее письма к Эйзенштейну и практически не тронут массив его писем к ней: Наум Клейман опубликовал только девять писем периода зарубежной поездки 1930–1932 годов и одно письмо более позднего времени – оно не датировано, по нашему мнению, его следует отнести к августу 1936 года[5].

Тех, кто знакомится с письмами Эйзенштейна Аташевой, не может не поразить широта эмоционального диапазона Сергея Михайловича, зафиксированного в них: здесь и исповедь на грани истерики (описание суицидального синдрома), здесь и известное самодовольство своими успехами, когда письма носят информационный характер, часто в корреспонденциях есть и насмешка по отношению к адресату, встречаются и грубые оскорбления Перы Моисеевны. Последнее порой приводило к прекращению переписки со стороны Аташевой. Так, в публикуемых ниже письмах 1942–1944 годов этот перерыв длился около девяти месяцев (с февраля 1943-го до осени того же года).

В апреле 1942 года Пера Моисеевна Аташева была вызвана из Алма-Аты в распоряжение Комитета по делам кинематографии. Уже 1 мая Эйзенштейн отправил ей письмо. Она ответила ему через неделю.

Их переписка продолжалась более двух лет – режиссер вернулся в Москву 26 июля 1944 года, чтобы начать работу над озвучанием первой серии «Ивана Грозного».

На съемках фильма «Иван Грозный»

Не может не удивлять, что до сих пор эта переписка не привлекла внимания исследователей биографии и творчества Эйзенштейна. В результате фактическая сторона эвакуации режиссера в Алма-Ату, условий его пребывания в Казахстане, перипетий работы над последним его творением подменяется разного рода домыслами, легендами и фальсификациями.

Приведем только один пример. В самой объемной отечественной монографии о творчестве режиссера есть такой пассаж: «А 14 октября «Мосфильм» был эвакуирован. В дневнике крупно красным карандашом записано: «14/X.41 в 6 часов утра уехали в Алма-Ату…» В длинном товарном составе, заполненном киноаппаратурой, реквизитом, папками с делами и даже декорациями снимающихся картин, Эйзенштейну был предоставлен вагон для вывоза его библиотеки»[6].

Представить себе, что в панике, охватившей Москву в середине октября 1941 года, кому-то мог быть предоставлен вагон для вывоза библиотеки (да у Эйзенштейна и не было такого количества книг), невозможно. Письма Аташевой рисуют реальную картину того, что случилось. От студии шли поезда с декорациями, техническим оборудованием и т.п., но это происходило значительно позже, когда было точно определено место перемещаемых из Москвы в глубокий тыл кинематографических учреждений и студий. В частности, 11 ящиков с книгами и личными вещами Сергея Михайловича в вагоне, выделенном для «Мосфильма», удалось отправить только в мае 1942 года.

Публикуемые впервые письма П.М.Аташевой С.М.Эйзенштейну позволяют уточнить и другие очень важные для Сергея Михайловича события. Прежде всего, речь идет о дате смерти его любимого ученика Валентина Кадочникова. Она стала центральным лейтмотивом поэмы В.Луговского «Город снов». В поэме доминирует образ лютой зимней стужи. Становится понятно, что это не только поэтический образ, но часть реальности – Кадочников умер в начале декабря 1942 года.

Письмо и телеграмма Аташевой позволяют понять и обстоятельства доставки в Москву и передачи в ЦК письма Эйзенштейна первому зрителю страны о сроках работы над фильмом «Иван Грозный».

В этих корреспонденциях много и других ценных свидетельств, в том числе о жизни Москвы военных лет.

Письма и телеграммы П.М.Аташевой за 1942–1944 годы, адресованные С.М.Эйзенштейну, хранятся в Российском государственном архиве литературы и искусства в фонде С.М.Эйзенштейна (РГАЛИ, ф. 1923, оп. 1, ед. хр. 1624). Можно с уверенностью утверждать, что корпус корреспонденций Аташевой за этот период сохранился практически полностью – отсутствует только одно письмо (в архиве имеется конверт со штемпелем «12 6 42», л. 15).

Последовательность корреспонденций восстанавливается по авторским датировкам и по содержанию (при описании архива она не была соблюдена). Авторские датировки сохранены; если они отсутствуют, то дата дается публикатором в начале письма в квадратных скобках. При воспроизведении текста сохраняются все особенности авторского написания (к примеру: «готель» – калька с английского hotel и другие случаи). Когда в тексте встречаются иноязычные вкрапления, перевод дается следом в угловых скобках. Когда слова в авторском тексте сокращены, сокращения восстанавливаются в квадратных скобках. Исключения сделаны для описи вещей Эйзенштейна, посланных Аташевой в Алма-Ату, помещенной в комментариях. Телеграммы воспроизводятся без исправлений и дополнений.

ВЛАДИМИР ЗАБРОДИН

[1] «Встречи с прошлым». Вып. 2. М., 1976, с. 302.
[2] Попов Г. Из литературного наследия. Страницы биографии. М., 1986, с. 83.
[3] РГАЛИ, ф. 3035, оп. 1, ед. хр. 98, л. 10–11.
[4] Глизер Ю. Эйзенштейн и женщины. – «Киноведческие записки», 1990, № 6, с. 127–128.
[5] См.: «Киноведческие записки», 1997/98, № 36/37, с. 220–241.
[6] Юренев Р. Сергей Эйзенштейн. Замыслы. Фильмы. Метод. Часть вторая. 1930–1948. М., 1988, с. 221.

Продолжение.