Пока длился «Кинотавр», важнейшим из всех дебютов конкурсной программы для публики являлся фильм Михаила Местецкого «Тряпичный союз». В его выразительной эксцентричности, легкой жанровой «беспринципности» и безбрежной иронии зрителю чудился вольный, торжествующий дух рок-н-ролла – такой заманчивый форпост свободы духа, тела, фантазии и мысли. Но минула фестивальная неделя, и в результате лучшим дебютом жюри объявило калмыцкую картину «Чайки». Зато «Тряпичный союз» выиграл актерскую номинацию. Профессиональные судьи отметили дружную четверку исполнителей и таким решением ровно «попали в яблочко».

Точно обозначив, что душой фильма выступает не целостный режиссерский концепт, а самый эффектный живой кадр с устремленной ввысь акробатической фигурой из стоящих друг на друге героев, пытающихся удерживать хрупкое равновесие. Образ, от которого захватывает дух, который вызывает волнение, словно и есть законченный фильм о зыбкости всяческих союзов и хрупком стержне юношеских устремлений. Отмечая слаженный ансамбль, жюри своим решением вольно или невольно сместило акценты и вышло из щекотливого положения. Оно не обошло вниманием фильм симпатичный, но все же не достигающий поставленных целей, распадающийся на серию самодостаточных эпизодов, проживающий жизненный инфантилизм вместе с героями, но по-авторски не преодолевающий его.

Вот в чем штука. Несмотря на его дерзость и остроумие, «Тряпичный союз» не назовешь по-настоящему смелым произведением. Хотя его герои-анархисты пытаются декларировать свое принципиальное несогласие с реальностью, последняя практически не соотносится с нынешними реалиями российской жизни. «Политический» протест против насаждаемого властью уродства грозит обернуться злободневным терактом, при этом мишенью радикального героического жеста выступает ненавистная церетелиевская статуя Петра – архаичный символ пошлости канувшей в Лету эпохи Юрия Лужкова. Абсолютно удобоваримый и безобидный объект порицания. Единственная актуальная шутка, объявляющая Петра «западным шпионом», звучит легким пинком насаждаемому в обществе «квасному патриотизму» и срывает аплодисменты зала. Возможно, что действительность разворачивается со столь стремительной скоростью, что сила художественного воображения просто за ней не поспевает. Интерпретации событий как бы десятилетней давности теперь выглядят словно эпоха ретро с конфликтами, утратившими нерв времени и воспринимаемыми сегодня как романтическое хулиганство.

Конечно, Михаил Местецкий снимал не злое кино, а вполне миролюбивое и «вечное». Даже сентиментальное кино, но скрывающее эту чувствительную черту до поры до времени за стёбом и насмешливой интонацией. В сущности, он воплотил классическую историю взросления, в которой лирика и проза, нежность и жестокость обязаны следовать в нерасторжимой связке.

Главный герой рассказа, тепличный юноша Ваня, заводит невероятную дружбу с тремя чудо-молодцами, которые бросают вызов миру с его утилитарными законами, покушающимися на индивидуальные свободы. Фоном для нетипичного знакомства становится кладбище – как знак того, что вся прежняя жизнь героя была, по определению, мертвой. Абсурдистский макет надгробия, в который облачается герой на правах исполнителя живой рекламы, разумеется, делает эту символику еще более выразительной и наполненной разными смыслами. Посмертный памятник здесь играет ту же роль, что и домик улитки. Он напоминает неприступную крепость или броню, благодаря которой застенчивый юноша огражден от внешнего мира. В свою очередь, аттракцион с паркуром посреди могил олицетворяет буквальную пляску юных панков на костях отрицаемой ими реальности. Вот такими они являются чудаковатому герою – бунтарями, попирающими святыни без видимой причины, его полной противоположностью, активной, идущей напролом ликующей силой.

«Тряпичный союз»

Это шокирующее явление выводит нашего героя из жизненного оцепенения. Случайное внимание, которым «три богатыря» одарят мечтательного подростка, воспримется им как спасительный шанс преодолеть собственное одиночество и через общение с друзьями нащупать смысл существования. Отныне он будет их преданным щенком, верным оруженосцем, апостолом их «тряпичного союза» – тайной организации, которая декларирует в здоровом теле дух анархии и стоицизма. В пустую голову подростка – а она пуста во всех смыслах, в житейском и метафорическом, – будут вложены альтернативные способы сопротивления реальности. Эти идеи, акции и манифесты представят собой энциклопедию современной русской арт-леваческой мысли. Конспиративный «тряпичный союз» станет собирательным образом всевозможных художественных объединений и артелей, включая нонконформистскую группу «Радек» и, таким образом, обогатит остроумное содержание фильма важным интеллектуальным и критическим посылом. Троица чудаков, свято верующих в свой путь развития, трансформирует артистические, политические и религиозные воззрения в непрерывную цирковую эксцентриаду. Кинематограф не верит словам, а посему декларации «тряпичного союза» превращаются в парад эйзенштейновских аттракционов, подвластных режиссерскому воображению. Идею столпничества воплощает эквилибр, идею братства – акробатическая пирамида, политический радикализм сопровождает пиротехнический фейерверк взрывов.

Все это сделано не без цели пленить зрителя зрелищем по нарастающей, заставить отвлечься на видимые эскапады и почувствовать, как неумолимо сжимается под их натиском пружина действия. Кульминацию фильма Михаил Местецкий пытается уподобить крэйзи-локомотиву. Когда действительность перестает играть в поддавки и испытывает на прочность идейную стойкость идеалистического союза, фантазия, галлюцинация берут верх над здравым смыслом и подводят нас к неминуемому краху тряпичной утопии. Не выдержав прессинга, богатыри начинают самоустраняться и сходить с ума. И вот тут происходящий на глазах наивного Иванушки триумфальный фарс должен был совершить безошибочный кульбит в трагедию. Вывернуть смешливую оболочку сюжета наизнанку – драмой наружу. Позволить герою прозреть и повзрослеть, заплатив за это цену утраченных иллюзий. Здесь же нас подстерегает концептуальный авторский промах. Вы прочувствуете нер­вическую игру на котурнах, но катарсис случится где-то рядом, на полях сюжета. В отсылках к той священной киноклассике постмодернизма, на которую явно ориентируется режиссер, – от раннего Кустурицы до зрелого Лобана. Словно не решаясь заглянуть в бездну, которая служит концом всякой утопии, Михаил Местецкий подменяет «конечный тематический эффект» пародийным хэппи эндом. Идеологи потерпят крах, предательство разрушит их союз, а отчаянная попытка дурачка скрепить обломки превратит его в настоящего героя. Горечь поражения обыграет очередной экранный трюк с разбитой головой, но финальная мораль оборачивается бравурной похвалой верности и дружбе.

С одной стороны, фильм вроде даже рождает иллюзию полнейшей творческой свободы, которая хитроумно и невзначай подводит автора к важным заключениям. С другой – создается стойкое убеждение, что режиссер работает с бешеной оглядкой на витающего в облаках зрителя. Он пытается завладеть его вниманием, переигрывая в иронии, сочиняя бесконечные гэги и тем самым все больше и больше отдаляясь от серьезного и трепетного разговора о сегодняшнем состоянии душ. В результате на экране все предстает масочным, клоунским и механистичным, подменяющим сильные чувства завлекательной чувствительностью.

«Тряпичный союз»

Можно не сомневаться, что автор рассчитывал и на другой эффект. Ведь помимо насмешливого повествования о кризисе идей ему хотелось рассказать о сокровенных переживаниях юношеского опыта, о всех тех переменчивых ранимых состояниях молодого организма, который закаляется жизнью.

Поэтому истории робких и самоуверенных мальчишек требовали разных красок и оттенков, какого-то раздирающего чувства, а не только демонстрации эксцентрических выкрутасов. Фильму не хватило ни иррациональной нежности, ни суровости, которые за внешней бравадой вдруг обнажают отчаяние перед лицом безбрежного прагматичного света. Идиотики Михаила Местецкого могли бы стать духовными братьями других экранных «бунтарей без причины», включая коммуну идиотов Ларса фон Триера. Но подобные сопоставления обнаруживают серьезные разночтения в подходах к материалу.

В то время как триеровская драма о поиске естественного человека своей тягой к так называемому «естественному кинематографу» совершила радикальный прорыв в культуре, «Тряпичный союз» остался в заложниках постмодернистской эстетики, которая в XXI веке уже утратила свой статус властительницы дум. Программный дебют многообещающего автора завис в пространстве гротеска и игры, так и не решившись на серьезный разговор о времени и о себе. Молодое и прогрессивное кино оказалось на поверку эскапистским и старомодным произведением в контексте современного искусства, которое после объявленной смерти супероснований (Бога, автора и человека) вновь обрело страстную потребность в личностном подходе и гуманизме.

«Тряпичный союз»
Автор сценария, режиссер Михаил Местецкий
Оператор Тимофей Парщиков
Художник Эльдар Кархалев
Композитор Кирилл Белорусов
В ролях: Василий Буткевич, Павел Чинарев, Иван Янковский, Александр Паль, Анастасия Пронина, Федор Лавров, Елена Нестерова и другие
Кинокомпания «Коктебель»
Россия
2015