Пещерные мамы. Пьеса. Журнальный вариант

ПРОЛОГ 

Осень, листопад, погост. Вокруг разрытой пустой могилы стоят Месавара и баба Маша – пятидесятилетние вдовы. Венера, двадцативосьмилетняя дочь Месавары, сидит на памятнике с полумесяцем, схватившись за голову и уткнувшись лицом в ноги. 

МЕСАВАРА. Обратно, может, зарыть и не говорить никому ничего? 

БАБА МАША. Сама виновата, разве можно каждый день ходить к покойникам? Он устал от тебя, вот и пошел зарылся в другом месте. 

ВЕНЕРА. Баба Маша, а вы чо такая дура? Рот закройте, пожалуйста, баба Маша.

БАБА МАША. Да, вот еще. Я знаю, это все эти студенты-археологи, поди, они цельное лето тут вокруг деревни копают.

МЕСАВАРА. Не, может, он домой пошел? Такое бывает...

ВЕНЕРА. Мама, мама... я с тобой не могу. Может, ты тогда сюда приляжешь пока, вместо папы, а я пока тут все разрулю.

МЕСАВАРА. Что? Что-о-о? А! Как она с матерью разговаривает, неужели я такое заслужила? Все, плохо мне. (Месавара садится ногами в могилу.) Хочешь смерти моей? Так вот, все, видишь? Умираю я!

Спускается в могилу.

БАБА МАША. Месавара, ой хоспади, ну что ты, ну что?! Ну что ты творишь? Вылазь давай оттуда!

ВЕНЕРА. Кошмар, просто дурдом! Мама, вылазь, завязывай тут свой концерт!

МЕСАВАРА. Завязывай?! (Лежит в могиле и кричит оттуда.) Это ты мне узел на шее моей завязываешь, ты даже на похороны к отцу не приехала. Бессердечная. Вампирюга. Машка, давай закапывай меня! Пусть эта видит, как она мать в могилу загнала.

ВЕНЕРА. Так, всё, я пошла.

БАБА МАША. Венерка, стой, ты чо не видишь, что у нее припадок? Давай ее вытаскивать оттуда!

ВЕНЕРА. Да устала я уже от этих припадков, тебе, мама, надо было на эстраду податься, в актрисы!

МЕСАВАРА. Люди! Поглядите-ка, муж сбежал из могилы, дочь живую меня закапывает! О-о-ой!

Венера (подходит к краю могилы). Так! Быстро вылезла, или я тебя в дурку быстро определю.

Венера оступается, край могилы обваливается, засыпав Месавару.

Молчание. Венера прыгает в могилу, разгребает руками землю. Баба Маша подходит к могиле, наблюдает сверху.

ВЕНЕРА. Мам... мама. Баб Маш, мамка чего-то это...

БАБА МАША. Хоспади. Да на что ты нас покинула. Месавара!

ВЕНЕРА. Да заткнитесь вы, баба Маша, она просто без сознания. Мам... Мама.

Слышен звук пощечины.

МЕСАВАРА. Ты еще и руку на меня подняла!

ВЕНЕРА. Ути, хоспади, живая.

МЕСАВАРА. Да, живая. Живая... живая...

Месавара выкарабкивается из могилы, испачканная мокрой землей, следом за ней ВЕНЕРА. Месавара уходит.

ВЕНЕРА. Эй, ну и куда ты?

МЕСАВАРА. Мужа искать!

ВЕНЕРА. А с могилой что? Закопать же, наверно, надо?!

МЕСАВАРА. Не надо! Пригодится еще.

Уходят. Баба Маша все так же стоит над могилой. Подходит к соседней могилке, гладит фотографический портрет мужчины на памятнике.

БАБА МАША. Ну что, Сереженька, ты хоть не сбегай никуда, а то ты вечно за Акрамом ходил, куда он – туда и ты. Он помер, ты помер. Никогда у тебя своего мнения не было. Ну? Куда он делся-то? А? Молчишь? Понятно, чо уж, как всегда, покрываешь друга своего закадычного.

Уходит.

1

Ночь. Кухня в доме бабы Маши. У Месавары и бабы Маши распущены волосы. Баба Маша занавешивает зеркало, берет мелок, чертит большой круг вокруг стола, на столе доска, на которой начертаны буквы и цифры, блюдце со стрелками. Поджигает церковные свечи. Кладут пальцы на блюдце.

БАБА МАША. Все, готовая? Ну, поехали. Вызываю и выкликаю, из могилы земной, из доски гробовой, от пелен савана, от монет откупных, от червей земляных, от веревок с рук, от веревок с ног, с глаз пятаки упадут, холодные ноги придут. По моему выкрику, по моему вызову. К кругу зову-зазываю, с кладбища приглашаю.

МЕСАВАРА. Какого еще кладбища, Маша?

БАБА МАША. Приди к нам, раб Божий Закиров Акрам. Дух, ты здесь?

Стук в окно. Баба Маша и Месавара завизжали.

ВЕНЕРА. Вы чо разорались?

МЕСАВАРА. Ептыть!

БАБА МАША. Ты чо, сдурела, что ли, ты чо долбишь? Я себе исподнее, кажись, уделала.

ВЕНЕРА. Открывай давай.

БАБА МАША. Дак открыто.

Входит Венера, встала в дверном проеме. Молчание.

БАБА МАША. Ну, а чо делать-то? (Молчание.) Щас все будут языками чесать, конечно...

ВЕНЕРА. Пусть говорят, что хотят, мне отца, пожалуйста, на привычное место верните, и всё.

МЕСАВАРА. Иди домой, спи.

ВЕНЕРА. Не могу я там одна спать, страшно мне.

БАБА МАША. Ну у меня иди ляг.

ВЕНЕРА. Не буду я спать, устроили тут... (Молчание.) Ладно. Давайте рассказывайте, чо тут делать надо?

Венера садится за стол. Распускает волосы.

БАБА МАША. Клади пальцы на блюдце...

ВЕНЕРА. Всё, поняла.

МЕСАВАРА. Грех такой, конечно.

БАБА МАША. Вызываю и выкликаю, из могилы земной, из доски гробовой, от пелен савана, от монет откупных, от червей земляных, от веревок с рук, от веревок с ног, с глаз пятаки упадут, холодные ноги придут. По моему выкрику, по моему вызову. К кругу зову-зазываю, с кладбища приглашаю. Приди к нам, раб Божий Закиров Акрам. Дух, ты здесь?

Блюдце катится по доске.

МЕСАВАРА. Ой... двигается.

ВЕНЕРА. Ддэ-а.

МЕСАВАРА. Ты куда делся? Ты чо устроил-то, а?

ВЕНЕРА. Тссс! Мама, это ты чо устроила? Папа, ты куда делся? Ты где?

БАБА МАША. Акрам, ты где? Вэ, жэ, о, пэ...

МЕСАВАРА. В жопе, говорит... Ты посмотри на него, ты со мной так не разговаривай, я тебе… а то устрою.

ВЕНЕРА. Чо ты ему устроишь-то? Помолчи. Папа, ответь, где твое тело? Вэ, жэ... Так, всё, хватит, завязывайте свою фигню вот эту! (Встает из-за стола, включает свет.) Это ты, баба Маша, блюдце толкала, я видела.

БАБА МАША. Да я бы чо толкала? Ерунда какая. Месавара, скажи ей, что я не толкала.

Месавара (плачет). Пошли вы. Вместе с Акрамом со своим. Всё, я домой пошла, спать. За всю жизнь словечка от него ласкового не слышала. Ну что за человек? Не хочет, чтоб мы его искали – пусть шляется где хочет. Всё, завтра утром пойдем и всё закопаем, всё, хватит с меня. Всё! Всё...

ВЕНЕРА. Нет уж, чтоб я потом всю жизнь мучилась, по ночам не спала? У меня уже чеку срывает.

МЕСАВАРА. Всю жизнь мучилась? Когда папку твоего без тебя хоронили, ты не мучилась? А мать одну бросила, ты не мучилась? Год! (Снова кладет руки на блюдце.) Год тебя не было! Почему она меня так мучает, Акрам, а почему ты меня так мучаешь?! А?! Отвечай!

БАБА МАША. Не надо так с покойниками, Месавара.

Блюдце снова двигается по доске. Молчание.

МЕСАВАРА. Акрам... Это ты? (Пауза.) Я. Акрам, скажи мне... ты мне изменял?

ВЕНЕРА. Ну мама.

БАБА МАША. Месавара...

МЕСАВАРА. Отстаньте. Дэ, а. (Ласково.) Ах ты... кобель. А с кем?

БАБА МАША. Не то ты спрашиваешь.

МЕСАВАРА. А ты меня любил? Дэ, а. Любил... Ой, а я-то тебя как любила... и люблю. А с кем ты мне изменял, а, Акрамушка? Мэ, а, Шэ, а. (Убирает пальцы с блюдца.) Сеанс окончен.

БАБА МАША. Месавара, он врет, вот тебе крест. Не было такого, и потом, может, он не про меня вовсе.

МЕСАВАРА. Может? Как это так – может? То есть может или не может, как-нибудь да по-всякому? Бятащь! И давно? Сколько раз? По какому случаю? Понравилось тебе? А ему как? А сын твой от кого? А не стыдно тебе? Стыдно, когда видно?

БАБА МАША. Давно, один раз, на годовщину моей свадьбы, не понравилось, ему тоже, его сын, стыдно, не видно же было, если б он не сказал, ты же никогда не узнала бы, ну Месавара, ну столько лет прошло.

МЕСАВАРА. Не узнала бы? Ах, ты бятащь. Проси прощения.

БАБА МАША. Прошу, я прошу.

МЕСАВАРА. Говори: Месавара, прости меня, я каюсь, каюсь, каюсь, я бятащь.

БАБА МАША. Я бятащь, прости.

МЕСАВАРА. И на колени встань.

БАБА МАША. Месавара...

МЕСАВАРА. Вставай.

Баба Маша встает, плачет.

БАБА МАША. Ну прости ради Христа. Я так хотела маленького!

МЕСАВАРА. Не узнала б, говорит... не узнала, угу! Носопырка тут курносая бегает каждый день, как будто с Акрама срисовали, а я бы не поняла ничего?! (Собирает волосы. Молчит.) Сама я блюдцем водила. Ясно тебе? Хотела, чтоб ты наконец призналась. Ну ты и бятащь...

Баба Маша встает спокойно с колен, утирает слезы, подходит к буфету, достает бутылку водки, наливает стопку, выпивает. Венера подходит, берет стопку, баба Маша наливает Венере, выпивает.

МЕСАВАРА. Тебе все равно толку никакого не вышло, сы`ночка-то даже не звонит, не приезжает, это у них порода вот акрамовская, на всех кутак положить.

Тычет пальцем в Венеру.

БАБА МАША. Ладно, я спать. Все жилы из меня вытянула с Акрамом со своим.

В комнате перегорает лампочка с довольно громким хлопком. Все трое с криком выбегают из дома.

2

День. Кухня в доме Месавары. Месавара спит на топчане, баба Маша лепит пельмени. Венера сидит рядом, играет на ноутбуке в «Косынку».

БАБА МАША. Завела я его, значит, в сарай, в угол кинула куртейку какую-то, пьяные были, вусмерть. Сама думаю, скорей бы все уже кончилось, а поросята смотрят на нас, мне аж еще больше стыдно...

ВЕНЕРА. Баб Маша…

БАБА МАША. Я тридцать лет баба Маша. Еще молодой была, еще даже не рожала, а я уже бабой Машей была, не знаю почему.

ВЕНЕРА. Баба Маша, дай номер.

БАБА МАША. Чей?

ВЕНЕРА. Брата... моего.

БАБА МАША. Нету у меня номера, он с августа не звонил, номер, наверно, поменял, я пробовала – нет ответа.

ВЕНЕРА. Да, поменял.

БАБА МАША. Не хочет со мной даже разговаривать, а почему? Я денег не прошу, приезжать его в гости не заставляю, банки-склянки ему не высылаю холодильник засирать, просто ну хоть иногда звони и говори, что у тебя все хорошо, что настроение хорошее, и всё. Да даже если плохое, пусть позвонит, он все равно не скажет почему, я ж виду не подам, допрашивать не стану. Я идеальная мать для плохого сына.

ВЕНЕРА. А он знает, что дядя Сережа не его отец?

БАБА МАША. Конечно, знает, он чо – в зеркало никогда не смотрел? Ну ему никто так прямо не говорил, конечно. Но знает, точно. Да все знают, одна мамка твоя дурочку всю жизнь из себя строила.

ВЕНЕРА. А я, наверно, дурочка и есть.

БАБА МАША. Ага, наверно. Все время его колотила. Чо колотила-то? Кровью чувствовала, ревновала? Эгоистка. Избаловали тебя – вот что значит единственный ребенок в семье.

ВЕНЕРА. Он у вас тоже единственный.

БАБА МАША. С таким батькой не забалуешь. Серега его лупил как сидорову козу. Только пикнет, сразу хрясть по башке! – вот и вырос идиот. Знал же, что не его сын. Простил... меня не простил, а Акрама простил.

Месавара поднимается с топчана.

МЕСАВАРА. Сон приснился, что у твоего негра глаз потек.

Из ноутбука раздается звук, означающий выигрыш в игре.

ВЕНЕРА. Чо?

МЕСАВАРА. Ничо. Акрам снился еще. Я его спрашиваю: ну и чо делать? А он раз – и побежал, я за ним, забегаем в лес, он все глубже и глубже. Прибегаю к тому месту, где мы с ним в первый раз. Темнота вдруг, и тут на меня как накинется и давай мне печенки рвать когтями и так стонет, ревет, как медведь. А потом у твоего негра глаз потек.

ВЕНЕРА. Чо?

МЕСАВАРА. Ничо. Я знаю, где Акрам и кто его раскопал.

БАБА МАША. Кто?

МЕСАВАРА. Медведь его раскопал, вспомнила, в газете читала, что в Тюменской области медведи с голодухи могилы раскапывают и жрут.

БАБА МАША. И делать-то чо? Значит, сожрал... и чо нам делать?

МЕСАВАРА. Ничо, закопать обратно могилу, и всё.

БАБА МАША. Может, и к лучшему, ты хоть туда таскаться изо дня в день не будешь.

МЕСАВАРА. Буду.

БАБА МАША. На пустую могилу?

МЕСАВАРА. Да. Прям сейчас и пойду.

ВЕНЕРА. Мам, ты не заболела? Вид у тебя поганый.

Месавара (трогает ладонями лицо). В «Телесемь» писали, умер у королевы король, говорит, ну и я скоро за ним отправлюсь, пришло и мое время. И прожила еще сорок семь лет после этого. И негр этот еще...

ВЕНЕРА. Да, блин, какой еще негр?!

МЕСАВАРА. Да твой негр, я же уже сказала.

ВЕНЕРА. Ничо ты не говорила.

Баба Маша закидывает в кастрюлю с кипящей водой партию пельменей.

МЕСАВАРА. Да твой негр, держишь такой ты сверточек в руках, а там негритенок маленький, он на меня смотрит, улыбается, ручками тянется, и глаз вдруг потек, полностью весь потек.

Венера встала из-за стола, вышла в соседнюю комнату.

БАБА МАША. Надо нам в МЧС, может, позвонить или куда-то туда, пусть ловят этого медведя, если раз откопал – еще раз придет.

МЕСАВАРА. Позвоним.

БАБА МАША. Венерка, надо узнать как-то номер службы, наверно?

Венера (из соседней комнаты). Узнаю.

Возвращается, в руках у нее дорожная сумка.

БАБА МАША. Венера, ну посмотри на нее, ну пожалей ее.

МЕСАВАРА. Ничо, ничо, нормально я. Езжай, езжай.

ВЕНЕРА. Мне в больницу надо.

МЕСАВАРА. Зачем?

ВЕНЕРА. Походу у негра глаз потек.

МЕСАВАРА. Чо?

ВЕНЕРА. Ничо. У моего негра походу глаз потек.

МЕСАВАРА. У какого негра?

ВЕНЕРА. У моего. (Молчание. Садится за стол, лепит пельмени.) У твоего. У моего. У нашего. Чо, мама? Скоро ты станешь бабушкой.

Месавара потыкивает пальцем в фарш и ест его.

МЕСАВАРА. Вместе поедем. Я с тобой. Сейчас только закопаю все и поедем.

ВЕНЕРА. Нет.

Месавара (смотрит на пельмень). Смотри, пельмень похож на жопку младенчика в юбочке. (Звонит мобильный в кармане, достает.) Алё? Кто так говорит? Нет. Отстань. Захотела так! Еще раз взглянуть на него хотела! Так вот у меня на кухне лежит. Шпиенка, ты чо, у меня под окнами стоишь?! (Бегает по дому смотрит в окна.) Пельмени? Так вот из него пельмени и готовлю, уже фаршу накрутила, всю зиму буду есть. Где ты, сучка? И ты приходи – накормлю! Сама такая! (Встала посередине комнаты, смотрит на Венеру.) Вот ты где! Попалась! (За окном резко промелькнула пожилая женская фигура и тут же грохнулась с характерными звуками и стонами. Месавара подходит к окну, смотрит вниз на упавшую.) Тебе тут чо, медом намазано? Проститутка! Чо, говнобак опустел, нужна подзаправка? Ну ты отползай. Отползай. Отползай от моего дома. Медленно, ничего, БАМ тоже не сразу построили...

Пожилая женская фигура (так же не показываясь). Ведьма. Всем расскажу. Все пусть знают, про таких читала. И Машка твоя ведьма, ведьмина изба. Таких на кострах жгут. И Акрама ты приворожила, это все знают! Ведьма!

МЕСАВАРА. Отползай быстрее уже. (Берет кастрюльку с кипящими пельменями, открывает окошко и начинает швырять пельменями в отползающую пожилую женскую фигуру.) Ведьмина стряпня! Шмяк! Горяченькие! Э, ешь пельмешки-то – заговоренные! Вкусные! Шмяк! (Пожилая женская фигура исчезла из поля зрения Месавары.) Венера, оставайся. Съездишь в райцентр, там и проверишься. Поживи у меня, тебе все равно: какая разница – работать за компьютером хоть в городе сиди, хоть здесь; у нас вышку провели – иньтирьнет работает хорошо, говорят. А кто отец, говоришь?

ВЕНЕРА. Никто. Я ему только сказала, что залетела, он и сбежал. Ма...

МЕСАВАРА. Удавлю гаденыша.

ВЕНЕРА. Мам, удави, удави. (Хватается за живот.) Больно, мама. Мам, очень больно.

БАБА МАША. Чо такое?!

ВЕНЕРА. Живот, живот.

МЕСАВАРА. Машка, беги за Руфой!

Баба Маша убегает. Месавара кладет Венеру на топчан.

МЕСАВАРА. Надо «скорую» вызвать.

Берет мобильный, набирает службу помощи.

ВЕНЕРА. Мам, чо делать, мамочка?

МЕСАВАРА. Сколько уже?

ВЕНЕРА. Много. Болит, мам, болит.

МЕСАВАРА. Доча, бедная моя деточка. (Гладит Венеру по голове, целует в макушку.) Мать твою, возьмите трубку! Почему не говорила? Почему, а? Алло! Нам нужна «скорая помощь», Баньяз, улица Новогодняя, дом три. У дочки кровотечение... У нее уже большой срок. Какой срок?

Венера (хныча от боли). Большой срок.

МЕСАВАРА. Большой срок. Воды? (Венере.) Воды есть?

ВЕНЕРА. Нету!

МЕСАВАРА. Говорит, нету. Кровь у нее! Ты рожаешь, что ли?

ВЕНЕРА. Ё-ё-ё!

МЕСАВАРА. Не понятно, не знаю. Юсупова Месавара Тагировна. А! Юсупова Венера Акрамовна. Больно, кровь. Да. Да, быстрей! Да, все правильно.

ВЕНЕРА. Мам, я пирожное глазированное хочу.

МЕСАВАРА. Купим, купим.

Месавара обнимает Венеру, гладит, целует в макушку.

3

Краеведческий музей районного центра. Месавара и баба Маша сидят на скамье перед скелетом мамонтенка. Баба Маша нервно ест глазированное пирожное из большой коробки.

БАБА МАША. Помню, возила своего с Венеркой сюда в детстве, ничо тут за двадцать лет не поменялось, все из папье-маше: лес из картона, степь, подводная тожа. И все тут вот картон сплошной, только скелет мамонта не картон. Тут и смотреть больше нечего, кроме этого мамонта, а эти тетки музейные все водят, картон этот показывают: природа нашего края. Ей чо, в жизни этой природы мало? Сидит там у себя, наверно, кости мамонтячьи натирает в подсобке и все, вся у нее работа. Пирожное свежее какое. На всякий случай коробку взяла, беременная, стресс же, мало ли. Я когда с пузом ходила, все время ела, все подряд. (Смеется.) А помнишь, мы беременные с тобой пошли в лес и кору ели, все девки ходят чернику собирают, а мы смолу с коры слизываем, ой дурочки. После родов приносят мне его, а я говорю, что не мой это сын, вы чо-то перепутали. Целый час орала на них, что они перепутали и мне чужого принесли. А они, нет, говорят, ваш, ошибки быть не может, остальные казачата. Или вы казачонка родили? Я еще больше давай орать, ну потом вкололи мне что-то, я и отрубилась. Это сейчас называют «послерóдовая депрессия». Серега мелкого совсем не любил. Всё будто он ему чужой – не его сын. Ну не его, другого-то нет. И мне он тоже как будто чужой поэтому. Бегает маленький, вроде дитя, вроде люблю я его, ну чужой и всё. Однажды решила его пощекотать, щекочу, щекочу, хохочет, хохочет. А потом взял мне в лицо плюнул. Сказать, чтоб я удивилась... Он было хотел расплакаться, ан нет, убежал и всё. Вечером вернулся, говорит, я случайно, сильно щекотала, уже не мог терпеть и словами сказать не получалось, иначе бы обоссался. Больше не щекотала.

МЕСАВАРА. Живота-то у нее совсем не видно, у меня тоже так было, на седьмом месяце, а почти не видно было. Хорошо хоть не выкидыш. Ничо-ничо, родит, вырастим, воспитаем, куда денемся.

В зал вслед за экскурсоводом входят школьники.

ЭКСКУРСОВОД. Вот мы и вернулись в зал, с которого мы начали наше увлекательное путешествие. Надеюсь, вам понравилось и вы ­узнали много нового. До свидания.

Школьники уходят. Экскурсовод уходит в другую сторону.

БАБА МАША. Я такой музей сама могу дома сделать, даже лучше. Я бы из папье-маше не делала тогда, по-нормальному бы сделала. Принесла бы из леса дерево, белок бы посадила живых, ну или неживых. Лучше, наверно, неживых, а то эти зоопарки в детях жестокость развивают.

МЕСАВАРА. А мертвые не развивают?

БАБА МАША. У тебя рога лосиные в зале висят, тебе их жалко? Нет же? А это цельный лось. Тоже скакал, жизни радовался.

МЕСАВАРА. Много радости такую тяжесть на башке носить.

БАБА МАША. А вот мамонта этого жалко почему-то. Тебе не жалко?

МЕСАВАРА. Жалко.

БАБА МАША. Помнишь, мультик был? (Поет.) «Пусть мама услышит, пусть мама придет. Ведь так не бывает на свете, чтоб были потеряны дети». Потом маму нашел.

МЕСАВАРА. Не его она мама была, а слониха.

БАБА МАША. Ну как это? Он ей: «Мама!» А она...

МЕСАВАРА. Она чуть на жопу не села от такого сюрприза.

МЕСАВАРА. Это сначала, а потом приняла его, как родного. Ай, да ну тебя... Это такой вот мамонтенок, а взрослый мамонт, наверно, вообще огромный, с два этажа.

МЕСАВАРА. Не знаю, не видела.

БАБА МАША. Ну видишь, они вообще не знают, как музеи делать, я бы тут же рядом взрослого мамонта поставила.

МЕСАВАРА. Будет у тебя свой музей, поставишь.

БАБА МАША. И белок...

МЕСАВАРА. Мертвых...

БАБА МАША. Ага. (Молчат.) Все равно же объявится когда-нибудь. Мы же не в программе «Жди меня».

МЕСАВАРА. Объявится, если его не прибьет никто.

БАБА МАША. Скажешь тоже, никто его не прибьет. Всегда тихенький такой... а в детстве вообще тихенький.

МЕСАВАРА. Не был он тихенький никогда.

БАБА МАША. Как это – не был? Конечно, был.

МЕСАВАРА. Тебе откуда знать? Ты им вообще не занималась, один раз за всю жизнь его в музей сводила – и всё.

БАБА МАША. Больше некуда.

МЕСАВАРА. Видела мальчишку, который от озера кусок отломал? Он же за всю экскурсию слова не сказал, ни с однокашниками, вообще молчал всю дорогу. И втихую кусок озера отломал. Вот он у тебя тоже такой же был – тихенький.

БАБА МАША. Ну Серега его бил, конечно. Я его тоже воспитывала, но руку не поднимала. Вырастет, еще сдачи даст, думаю.

МЕСАВАРА. В горшке его надо было, в собственном говне утопить.

БАБА МАША. Месавара, знаешь... Не один раз.

МЕСАВАРА. Чо?

БАБА МАША. Не один раз у нас с Акрамом было. (Молчат.) Всё, я выговорилась.

МЕСАВАРА. Вот поэтому он у тебя такая сволочь.

БАБА МАША. А твоя не сволочь? Твоя даже не б*****ка? Та еще курва. Много она тебе радости принесла, она к отцу даже на похороны не приехала, а чо он ей сделал? Он ее на руках всю жизнь носил, только ради нее и горбатился. И хоть бы раз он пацану чо подарил, ну неужели ни капли родительского инстинкта? Ну хоть машинку, хоть чуть-чуть ласки. Он на Акрама смотрит, как зачарованный, а тот хоть бы хны. Ну ясно же, что будто не его он отец, но ребенка-то не обманешь. Детей вообще обманывать нельзя. Ну вот на черта в эти музеи их водить? Тут же сплошной обман. Один мамонт только не обман.

Подходит экскурсовод.

ЭКСКУРСОВОД. У нас сейчас следующая группа придет, вы тут на весь день, что ли? Вы смущаете детей, они балуются из-за вас.

БАБА МАША. Как это из-за нас? Мы им мешаем, что ли? Занимайтесь своей педагогической деятельностью, пусть не балуются.

МЕСАВАРА. Мы сейчас уходим уже, не переживайте.

БАБА МАША. Никуда мы не уйдем, нам тут нравится, у нас билет, тридцать пять рублей уплочено.

ЭКСКУРСОВОД. Женщина, вы уже третий круг нарезаете, а на бедном мамонтенке уже дыры протерли.

МЕСАВАРА. Всё, мы уже уходим.

БАБА МАША. Нет, не уходим, еще круг пройдем!

МЕСАВАРА. Нам уже Венерку надо из больницы забирать, у нее выписка в четыре часа.

БАБА МАША. Ах да, я забыла. Но учтите, если бы не выписка, мы бы тут еще кругов нарезали. Вот так-то!

ЭКСКУРСОВОД. Всего доброго.

МЕСАВАРА. Извините, скажите, почему у вас только мамонтенок, почему взрослого не поставите? Не влезет?

По экскурсоводу видно, что ей давно никто не задавал вопросов.

ЭКСКУРСОВОД. Потому что это единственная находка, у которой сохранился полностью весь скелет, другие находки содержат лишь некоторые фрагменты. Скорее всего, мамонтенок попал в какую-то беду, например он утонул в болоте, и мать ничем не смогла ему помочь, хотя в мамонтах довольно сильный родительский инстинкт и мощные социальные привязанности внутри группы. В 1974 году, когда скелет был обнаружен совершенно... Э, прошу прощения. У меня нет времени, вы уходите?

МЕСАВАРА. Мы уходим.

ЭКСКУРСОВОД. Всего доброго.

К экскурсоводу подходит новая группа школьников.

БАБА МАША. Ненормальная она немного, заметила, да?

МЕСАВАРА. Заметила. Каждый день тут вокруг косточек поводи хороводы с детьми, станешь тут не ненормальной.

БАБА МАША. Это студенты его раскопали, точно, археологи эти придурошные. Они же там все время какие-то камни да камни копали. Вот и выкопали цельный скелет, чтобы так же в музей было что поставить.

Уходят.

ЭКСКУРСОВОД. Дети, здравствуйте, меня зовут Тамара Васильевна, сегодня мы окунемся в удивительный мир природы нашего края. И мы начинаем нашу экскурсию с жемчужины нашего музея – знаменитого мамонтенка...

4

Поздний вечер. Венера лежит на кровати с мобильным телефоном в руках.

Венера (говорит по телефону). Не поеду я на опознание. Нет. Сама матери ничего говорить не буду, пусть участковый приедет и скажет. Ну раз ты такой друг, так и позвони ей. Не муж он мне, он мой братишка. Сюрприз. Ну так и всё. Разберусь.

Входит Месавара, включает свет. Венера кладет трубку.

МЕСАВАРА. Ты с кем тут разговариваешь?

ВЕНЕРА. С работы звонили. Ма, а помнишь, мы с тобой в музей ходили… Ну в этот, там еще скелет мамонта был.

МЕСАВАРА. Так это... Ага... помню. И чо?

ВЕНЕРА. Ничо... просто чо-то вспомнила.

МЕСАВАРА. С работы звонили?

ВЕНЕРА. Ага.

МЕСАВАРА. И чо там на работе?

ВЕНЕРА. Ничо, нормально все, как обычно.

МЕСАВАРА. Это... Там мужики приходили. На погосте медведя подстрелили.

ВЕНЕРА. Как?

МЕСАВАРА. Ну вот, видимо, хотел еще раскопать, его и подстрелили. Я пойду, наверно, посмотрю.

ВЕНЕРА. Ночью прям?

МЕСАВАРА. Ничо страшного.

ВЕНЕРА. Я с тобой.

МЕСАВАРА. Не, не, тебе нельзя, лежи отдыхай.

ВЕНЕРА. Чо-то я отдохнула уже. Ну мне свежий воздух нужен.

МЕСАВАРА. Нет!

Месавара уходит, гасит в комнате свет. За окном освещается лунным светом двор. В окне появляются два медведя, большой и маленький. Большой скребет по стеклу. Венера поднимается с постели, подходит к окну.

Венера (шепотом). Пришли? Вы сожрали, да? Приперлись такие, спать не дают. Чо ты фыркаешь тут, чо ты фыркаешь? Здоровый какой. Ты зачем папку раскопал? Голодный? Меня хочешь теперь, нет? На, жри. (Высовывает руку в форточку. Медведь облизывает ее руку.) Больной, у тебя, может, бешенство? Придурок. Ешь, говорю, ешь. Ну что ты лижешь-то? Ты же жрать хочешь. Вон какой здоровый. Я тебе леденец, что ли? Давай, ешь. Руку откусывай, а? Давай. (Медведь уходит.) Куда? Стойте. Стой, говорю. Не уходи. Не уходи, пожалуйста, не бросай меня! Не бросай меня, папа... Не бросай.

Венера накидывает пальто, сапоги, выбегает из дома.

5

Баба Маша и Месавара ходят в темноте по погосту, ищут подстреленного медведя. К погосту идет Венера, она тоже ищет медведя, но живого.

БАБА МАША. Нашла?!

МЕСАВАРА. Нет!

Баба Маша (Венере). А ты?!

Месавара (тихо). Дура... (Громко.) Нет! Не нашла! (Тихо.) Идиотка...

БАБА МАША. Хватит орать, щас всех покойников перебудишь!

МЕСАВАРА. Маша! Я нашла. Тут он. В могиле акрамовской лежит. Маша!

Подбегает баба Маша.

БАБА МАША. Так их два там. Слушай... Это же... медвежонок.

Венера подходит к могиле. Молчание.

ВЕНЕРА. Видишь, я все-таки с тобой попрощалась, приехала.

МЕСАВАРА. Тебе вставать нельзя...

ВЕНЕРА. Я просто с папой пришла попрощаться.

БАБА МАША. Венера, ты чо?

ВЕНЕРА. Я? А, да... Я ничего... Ничего. А медведи в Красную книгу не занесены случайно? Не знаете? Мам, не знаешь?

МЕСАВАРА. Не знаю.

ВЕНЕРА. Говорят, вымирающий вид.

МЕСАВАРА. Венера, домой? Пошли?

ВЕНЕРА. Баба Маша, а братик-то мой не знал.

БАБА МАША. Чего не знал?

Венера (смеется). Мы маленькие были, ты, мама, в Тюкалинск поехала, закрылись в бане и целовались, папка увидел, за уши его вывел, и так он его избил, живого места не было, а мне говорит, еще раз вас вместе, говорит, увижу – убью, поняла? Поняла.

МЕСАВАРА. Папу надо слушаться…

ВЕНЕРА. Надо. Надо было… (Присаживается на корточки у могилы.) Ну отец у тебя дебил, ну мать потаскушка? Ну ты если на свинячьем дерьме зачинался? А я что? Я тебя не виню, конечно. Просто отец у тебя дебил, а мать потаскушка. Ну батя мой... тоже. Взб***нулся. Вот такая у тебя фатальная неудача случилась, сразу же, еще тебя наколдовать не успели, а ты уже в обсере был. Ну правильно, ты же братик мой. Братика надо любить, надо о братиках заботиться. Ты ж младшенький, вот я тебя и обогрела. Ну куда ж тебя было девать, если ты неудачник. А я-то тебе, чо, виновата? Я не виновата. Я как лучше хотела. Папу надо слушаться, понял ты? Папу слушаться надо было. Я не послушала. Я виновата... это я виновата, я виновата, тебе просто не повезло. Просто. Просто так бывает. Просто ты свинья. И глаза у тебя поросячьи. (Пауза.) У меня будет ребенок...

МЕСАВАРА. Венера, чей ребенок, Венера?

ВЕНЕРА. Вы все его будете любить, сильно-сильно будем любить. Чей? Он наш. Наш он. Понятно? Наш. Наш. Мой, твой и твой тоже, баба Маша… А могилку надо закопать, сейчас прям, сейчас закопать.

БАБА МАША. Сами. Сейчас прям надо. Прямо сейчас. Там их двое только теперь. Двое...

Над погостом разносится медвежий рык, больше похожий на плач.

6

Баба Маша сидит за столом, на столе белоснежная скатерть. Она проглаживает ладонью складки на скатерти. В окно стучит МЕСАВАРА. Баба Маша ее не слышит. Месавара берет мобильный телефон и делает вызов. Из кармана бабы Маши звучит звонок с зажигательной испанской песней. Баба Маша начинает щелкать пальцами в ритм музыки. Месавара безуспешно пытается достучаться в окно, кажется, будто бы она тоже стучит в такт испанской мелодии. Баба Маша встает из-за стола и начинает танцевать. Месавара смотрит. Баба Маша пританцевала к окну.

Баба Маша (артикулируя, но не произнося вслух). Танцую. Мне весело.

МЕСАВАРА. Чо?!

Баба Маша (все так же артикулируя). Сы́ночка мне эту мелодию поставил, веселая.

МЕСАВАРА. Вслух говори!

Баба Маша (смеется). Музыка хорошая! Я танцую!

Месавара (плача). Хватит. Ну хватит.

БАБА МАША. Я решила! Я дома сделаю музей! И сюда буду водить детей на экскурсии!

Месавара (рыдает). Пожалуйста, хватит, хватит. Ну, пожалуйста, я не железная. Я не могу так, я так не могу.

БАБА МАША. Слышь, ага, слышишь – поет? Всё! Месавара, ты бабушкой скоро будешь, слышь, нет?

МЕСАВАРА. Слышу.

БАБА МАША. Я тоже! Представляешь?

МЕСАВАРА. Представляешь!

БАБА МАША. А чо, не рада, что ли?! Рада же должна быть, я рада. Я теперь буду бабушка и музеезаводчица.

МЕСАВАРА. А чо выставлять будешь в музее? Мамонтов?

БАБА МАША. Не, это же прошлый век. Надо современно, вымирающий вид надо. Медведи – вымирающий вид?

МЕСАВАРА. Нет еще, но скоро станет.

Мелодия в телефоне бабы Маши заканчивается, она тут же перестает танцевать.

БАБА МАША. Ко мне участковый утром приезжал.

МЕСАВАРА. Чего сказал?

БАБА МАША. Я не поняла.

МЕСАВАРА. Чего ты не поняла?

БАБА МАША. Я ничо не поняла.

МЕСАВАРА. Чо не поняла? Ты чо не поняла? Чо тебе непонятно? Ты чо дуру включила? Что тебе неясно! Чо тебе, б****, неясно?!

БАБА МАША. Я вот чего поняла, что мы нашего негритенка в музей этот сраный возить не будем, мы ему тут у меня все покажем. Такое сделаем, чтоб сюда с городу приезжали. Я такое придумаю, ни в одном музее не найти.

МЕСАВАРА. Дура! Дура! Да чтоб тебя! Током! Уехала она! Сбежала и телефон выключила. Всё, исчезла. Не будет никакого негритенка у тебя, слышишь?

БАБА МАША. Нет… нет уж. Не будет так. Я с тобой тут не останусь. Как сбежала? Ты как ее отпустила? Ты чо сделала-то?

МЕСАВАРА. Ничо я не сделала, я в шесть встала, ее уже не было.

БАБА МАША. А негритенок, как же мой негритенок…

МЕСАВАРА. Был у тебя уже негритенок.

Уходит. Баба Маша садится за стол.

7

Город. Ночь. Баба Маша стоит у подъезда стандартной девятиэтажки. Нажимает на кнопку домофона.

ГОЛОС. Кто?

БАБА МАША. Извините, в ваш подъезд собака моя забежала, откройте дверь, пожалуйста.

Нет ответа. Баба Маша снова нажимает на кнопку.

ГОЛОС. Да?

БАБА МАША. Здравствуйте, у меня ключ подъездный раскололся, я с третьего этажа, откройте, пожалуйста.

ГОЛОС. С ума сошла?!

Баба Маша звонит в другую квартиру.

ГОЛОС. Да?

БАБА МАША. Открывай.

ГОЛОС. Кто это?

БАБА МАША. Я.

Домофон запищал, дверь открывается. Баба Маша держит дверь рукой, но не входит. Закрывает дверь. Снова нажимает на кнопку домофона.

ГОЛОС. Кто там?

БАБА МАША. Здравствуйте, я Мария Огнева, мать Олега Огнева, его друзья мне сказали, что последнее время он жил здесь.

ГОЛОС. Здесь таких нет.

БАБА МАША. Если вы его увидите или он вам позвонит...

ГОЛОС. Женщина...

БАБА МАША. Если вы его увидите или он вам позвонит, скажите ему, что его ищет мама. Что она хочет попросить прощения, что я его жду. Пускай он непутевый, но я скучаю и хочу, чтоб он домой приехал. Я на него сержусь. Я его ищу. Может, если он с женщиной сожительствует, пусть приезжают вместе, я ее тоже приму. Я буду нянчить внуков, хочу много внуков.

Молчание. Баба Маша звонит в другую квартиру.

БАБА МАША. Олежа, слышишь?

ГОЛОС. Кто тама?

БАБА МАША. Я же не понимала, я же думала, ты как будто чужой мне, а ты не чужой, ты мой. Ты мой, слышишь?

ГОЛОС. Вы ошиблись квартирой.

Баба Маша нажимает по очереди на все кнопки.

БАБА МАША. Ты никогда-никогда не плакал. А я хочу, чтоб ты плакал, хочу, чтоб ты плакал на моей груди. Хочу, чтоб мы в город вместе на карусели ездили, будем на каруселях кататься и ножками болтать. Будем? А хочешь, в цирк пойдем? Хочешь, не пойдем? Можем дома остаться. Ты уже стал большим, а я как будто маленькой стала, крошечной, как бусинка. Помнишь, мы в музей ходили, мамонтенка смотрели, а ты еще такой говоришь, а где косточки папы и мамы мамонтенка? Думаю, вот дурак какой, вот дурак. А ты не дурак, я твои косточки, вот они мои косточки, моего мамонтенка. Я тебя сволочью воспитала, ты сволочь, да! Ненавижу. Мой мамонтенок! Папка бьет мамонтенка, мамка ругает мамонтенка, вот мы и вымрем. Мы вымрем все, как мамонты, один ты у меня будешь в музее стоять. Мама услышит. Мама придет. Вот она я. Олежа, приезжай! Мама тебя ждет. Олежа! Приезжай!

ГОЛОС. Мама…

Екатеринбург, 2013, октябрь