Часы отчаяния

После «Миллионера из трущоб» казалось, что с Дэнни Бойлом что-то не так. Картина, полюбившаяся всему миру, все же лучилась невероятной искусственностью и была настолько плотно закатана в глянец, что под ним трудно было вообще что-либо разглядеть. Эта занятная (и, в общем, мастерски сыгранная) игра в жанр success story, возможно, слишком уж сильно увлекла режиссера, завела в топь тягучего гламура, способного, как известно, высосать из автора последние соки. После такого «захода» трудно было поверить, что этот человек когда-то снял «Неглубокую могилу», «На игле» и даже «Пляж». В этом смысле «127 часов» в некоторой степени оправдал режиссера и дал ему возможность вернуться к реальности, а также к своему излюбленному типу героя и философии, исчерпывающе отраженной в названии песни Игги Попа, звучавшей в «На игле», — «Lust for life».

История Арона Ралстона — американского альпиниста и известного теперь уже всем экстремала — оказалась для режиссера почти идеальным материалом и в то же время тестом на прочность, который он, надо сказать, с блеском и прошел. Берясь за экранизацию столь статичной и скупой на события жизненной истории, начало, все обстоятельства, конец и последствия которой уже всем более-менее известны и описаны в книге Ралстона «Between a Rock and a Hard Place» (2004), нужно иметь по крайней мере смелость. А возможно, и нечто большее, учитывая, что большинство картин режиссера — фейерверки из бешеного ритма и безостановочного действия множества персонажей, настоящие адреналиновые коктейли. Герои Бойла — многих из которых хочется назвать режиссерским альтер эго — постоянно в движении, в поиске, в борьбе с чем-то и за что-то (или же ради самой борьбы), в сомнениях и бессистемных размышлениях. Обычные, в общем, холерики, оказавшиеся в непривычных условиях, и часто последнее, о чем они задумываются, — это причины, по которым они в них оказались. Но, похоже, как раз нежелание искать причины, а также морализировать на темы «Как и почему?» и «Что из этого следует?», и делают картины Бойла такими незамусоленными и искренними, пусть и местами наивными. Многие его фильмы — по сути и есть сказки, взять хотя бы «Пляж», «Миллионы», «28 дней спустя», тот же «На игле». Но, кажется, для Бойла и сама жизнь похожа на сказку, пусть и жестокую и вовсе не детскую, и все, что в ней происходит, — естественно и жутко, невероятно и вполне закономерно. Фантастические мотивы он вплетает в жизненные перипетии столь бессовестно и беззаветно, а главное, ненатужно, что вслед за ним зритель полностью отдается этой иллюзии реальности, следуя по придуманным и проложенным режиссером коридорам псевдологики.

В «127 часах» Бойлу удалось и стопроцентно подлинный сюжет превратить в качественный триллер даже с примесью экшна. Только в данном случае главных персонажей всего два — человек и камень. И, может, еще портативная камера да тупой ножик.

Лихорадочно-эйфорийный, абсолютно клиповый «пролог», возможно, слишком развеселый и безбашенный, почти кричащий о том, что он-то как раз призван нагнетать атмосферу тревоги и ожидание неминуемой трагедии, и поэтому слегка нелепый и сумбурный, почти не дает нам времени, чтобы разглядеть главного героя (в исполнении Джеймса Франко, очень почему-то похожего здесь на героя какого-нибудь комикса) и понять что-либо о его жизни. Ясно только, что это жизнерадостный парень, предпочитающий получать адреналин наиболее здоровыми способами.

Так вот легко, на бешеной скорости Бойл вбрасывает нас в реальность того дня, на вибрирующие светом и жаром просторы штата Юта. Открыточные пейзажи, прыгающие вокруг под музыку, льющуюся в уши, скорость, смех, солнце. Дальше — смешные заблудившиеся девушки, фотки, прыжки в воду сквозь расселину в скале. Дорога, дорога. Приятная шершавость камня. И, наконец, пара секунд, разрушающие все, больно разрезающие эту идиллию. Рана — узкое ущелье, куда падает Арон, — не зарастет, а превратится в его одиночную камеру на последующие 127 часов. А тяжелый валун станет продолжением его правой руки.

Недоумение, паника, злость, боль, досада, смирение, тщетные попытки освободиться, а затем воспоминания, галлюцинации, диалоги с собой и с воображаемыми другими — весь спектр чувств и реакций, постоянно перетекающих друг в друга, хаотично мечется меж стен расселины, превращаясь в экшн на месте. Все это спрессовывается в какой-то один бесконечно долгий, мучительный, но не вязкий, а вибрирующий болью и видениями момент. Этот момент мы проживаем там, на дне, в темноте, зажатые и оторванные от жизни, в совсем другой реальности. Единство времени и места здесь оказывается пугающе необъяснимым и неизбежным, а главное, случайным.

В какой-то момент фильм вдруг начинает напоминать как раз комикс о супергерое (собственно, тут есть замечательный эпизод, где Франко и разыгрывает перед камерой воображаемое телешоу, героем которого он неожиданно стал). Это и смешное, и страшное сравнение усиливает чувство внутреннего хаоса, который все разрастается, пульсируя и дрожа в расширенных зрачках и периодически растраиваясь в пространстве полиэкрана. Герой здесь борется не с вселенским или каким-то бытовым злом, даже, в общем, не со стихией, а с последствием нелепой случайности, олицетворение которой — простой круглый камень. А потом уже — с собой, со страхом боли и с самой болью, с голодом и жаждой, с отчаянием и слабостью. Но этот «случайный» героизм вдруг оказывается самым что ни на есть подлинным и естественным, а потому вдохновляющим.

Человек, долгое время сидящий один в замкнутом пространстве, думает о многом. Точнее, вроде бы должен подумать о многом. Ралстон киношный, сидя в своем каменном мешке, придавленный сверху плоским квадратом неба, на котором изредка возникает черный вороний силуэт, не размышляет о Боге, душе, высшем смысле, своем предназначении на Земле, о том, что, возможно, это наказание за грехи. Вместо этого он постоянно прокручивает в голове эпизоды из недалекого прошлого, из детства, вспоминает бывшую девушку, беседует со стариком Синим Джоном (чьим именем и назван каньон), слышит топот лошадей над головой и шум спасительного мощного водного потока, выносящего его на поверхность. И видит маленького мальчика на диване посреди пещеры — себя. Арон прикован к реальности даже в галлюцинациях. Но сверлящее чувство ужаса рождается из мысли о том, что именно этот камень ждал его все это время, ждал момента, еще когда парил где-то в космосе, ждал, чтобы упасть сюда, нашел его, Арона, именно здесь. А он, Арон, всю свою жизнь неосознанно шел именно к этому каньону, и каждый вздох, каждое движение приближали его к моменту «встречи». Фатальная ошибка. Одна эта мысль — осознание неизбежной случайности происходящего, ощущение какой-то глупой неправильности и в то же время закономерности происходящего становится сильнейшим катализатором всех защитных механизмов. «Не унывать», — говорит человек, мысленно уже расставшийся со своей правой рукой. Потом выцарапывает на стене свое имя, даты рождения и смерти — теперь ужас стал почти материальным, рельефным. Жажда жизни просыпается, когда страх достигает крайней точки. В ней у тебя уже нет выбора. Ты должен жить во что бы то ни стало. Главный инстинкт, вскипающий внутри и сметающий все на своем пути, как тот водный поток из сна-галлюцинации.

Как ни странно, «127 часов» даже не слишком наводит на метафизические размышления. Это действительно кино «проживания» в полном его смысле. История человека, переступившего некую грань, за которой страха не существует. Человека, увидевшего свою жизнь со стороны. Сумевшего забыть страх и найти в отчаянии в силу. После просмотра остается легкое чувство эйфории, словно впрыснули дозу адреналина. В голове роятся банальности вроде того, что жизнь прекрасна и безразлична, что случайность неизбежна и всегда подстережет именно тогда, когда ты меньше всего к ней готов, что рассчитывать нужно только на себя и прочая ерунда. Да, и еще отчего-то безумно хочется жить.