21 и 22 декабря в петербургском кинотеатре «Родина» пройдет мини-ретроспектива фильмов Анастасии Лапсуй и Маркку Лехмускаллио. Будет показан, в том числе, их фильм «Семь песен из тундры» – попытка увидеть историю двадцатого века из Крайнего Севера. По мнению Ивана Чувиляева, смотреть этот фильм, снятый в самом конце XX века, сегодня – странное занятие. Но совсем не потому что он устарел.

Ненцы попали в объектив Лапсуй и Лехмускаллио как раз перед тем, как северный человек стал идеальным «другим» для русского кино нулевых. Плоть от плоти балабановских «Кочегара» и персонажей «Реки», обрядовых лент Федорченко, наконец, магов и чародеев из недавнего «Дуэлянта», герои «Песен» родились до них и без какого-либо их участия. Пепел «Нанука» стучал в сердце отечественных кинематографистов особенно отчетливо: простодушный Кандид Флаэрти пришелся ко двору. Чукча, якут, ненец в новом веке перестали ассоциироваться в массовом сознании с одними только песенками Кола Бельды и анекдотами («тенденция, однако») и превратились в носителей мудрости, никак не связанных со всем остальным миром. Ничего странного, что и главный миф отечественного кинопроизводства – про якутский «кинобум», о котором все слышали, но никто не видел, – тоже про Север.

«Песни» - еще и про прошлое. Ретро, самый мейнстримовый из мейнстримов русского кино нулевых; сериальный формат, на котором съели не одну собаку и довели производство «Московских саг» до автоматизма, а трагедии двадцатого века до сюжетных ходов в духе «просто добавь воды». Счастливая жизнь в стиле Турбиных, пришествие кровожадных холопов без калош, громыхание черных марусь, далее как пойдет.

«Семь песен из тундры»

Но фильм Лапсуй и Лехмускаллио снят без оглядки и на эту традицию, и выглядит ничуть не устаревшим. Наоборот, он показывает нам, насколько мы зациклены на центре и на своей «центровой» точке зрения. Перед нами несколько зарисовок из жизни ненцев. Девочку выдают замуж за богача, а она предпочитает ему троицу братьев-батраков, друзей детства. Богатого оленевода раскулачивают красные. Ссыльные родственницы врагов народа в чужом краю вспоминают о своей жизни на «большой земле». Мужики выпивают у памятника Ленину. Ребенок не хочет идти в русскую школу. Из этих и других рассказов складывается совсем другая, незнакомая нам история. Подобный эффект производят географические карты, американские или японские, ничего общего с нашими, европоцентричными, не имеющие. В центре вовсе не те события, что формируют наше представление о кровавом двадцатом веке. Да и показаны они вовсе не так, как мы привыкли.

«Семь песен из тундры»

Первая сцена «Песен» – обряд жертвоприношения. Отстраненные, холодные, с врезанными крупными планами предметов – уздечки, ложки, унт. В этой статике есть гармония и умиротворенность, она лучше всего передает устоявшийся порядок вещей. Точно так же на создание вневременного пространства работает черно-белая гамма. В этом пространстве события происходят в ином, незнакомом темпе. Ч/б ловко уравнивает игровые эпизоды и и смешанные с ними кадры хроники. Оператор Йоханнес Лехмускаллио, постоянный соавтор режиссерского дуэта, мастерски создает эту вневременную атмосферу.

События двадцатого века вторгаются в размеренный, ритуально-документальный строй «Песен» с шумом и яростью. То, что в другом фильме могли бы счесть непрофессионализмом, в «Песнях» вдруг оказывается уместно. На контрасте с естественными непрофессиональными актерами появляются персонажи из драмкружка, ряженые в буденовки и цековские костюмчики. Подлинный конфликт в «Песнях» разгорается между цивилизацией и устоявшимся порядком вещей, столкновение прогресса и традиции оборачивается катастрофой. На гармонию союза природы и человека наваливаются русский канцелярит, старательная актерская игра, классическое кино с его приемами, и под их давлением спокойный, ритуальный мир первой части «Песен» трещит по швам.

«Семь песен из тундры»

«Песни» в названии фильма – не манерное определение жанра (раздробленного на номера фильма-концерта народной музыки). Это слово стоит понимать буквально: едва ли не самое завораживающее в фильме это именно простая, но изысканная речь, ее свободное течение (здесь кстати вспоминается, что в советские годы Анастасия Лапсуй переводила на родной ненецкий сказки Пушкина). Возможно, именно речь выводит фильм за границы ностальгического повествования о «малых народах» и этнографических кино-очерков про «традиции и нравы».

«Семь песен из тундры»

Удивительно, но Лапсуй и Лехмускаллио смогли создать такой экранный мир, в котором простота равна глубине, а ясные, не перегруженные подробностями сюжеты и черно-белая гамма выглядят не стилизованно и не искусственно, а органично. Избегая экзотики и не имитируя прошлое, эта картина показывают нам знакомые события незнакомыми глазами. Ничто, кроме кино, этого удовольствия предложить не может. В этом главное преимущество «Песен» перед бесчисленными эпигонами.