Будет больно. О фильме Стивена Содерберга "Заражение"

И снова о вечном. То ли от скуки, то ли, напротив, от чрезмерного возбуждения по поводу очередного «грядущего» конца света в 2012 году, то ли из желания отвлечься от «мирской суеты» и помечтать о высоком, режиссеры продолжают грезить об апокалипсисе и перебирать различные сценарии его развития. В этом году урожай эсхатологических картин выдался на редкость богатый: «Меланхолия» фон Триера, «Другая Земля» Кэхилла, у нас – «Елена» Звягинцева и в некотором смысле «Мишень» Зельдовича. Каждый представляет свою версию «конца всего», и нам остается только гадать, как же все будет на самом деле, кто первый поглотит кого – Земля нас, мы ее, или мы сами себя, а, может, нечто извне всех нас сразу. Но все это, по сути, довольно отвлеченные измышления, красивые романтические теории – крах мира, крах духа, эстетика саморазрушения, столкновение космических тел. Стивен Содерберг в очередной раз по-американски трезво напоминает, что конец, скорее всего, придет внезапно и будет простым, быстрым, болезненным и уродливым. Его «Заражение» - классический апокалиптический блокбастер про таинственную инфекцию, вспыхнувшую неизвестно где и стремительно распространившуюся по всему миру. Люди гибнут сотнями в считанные дни, поскольку болезнь передается воздушно-капельным путем и через прикосновение к поверхностям, а инкубационный период невероятно короток. В целом, сюжет развивается в духе прочих вполне программных для Голливуда произведений этого жанра: правительство кидает все силы на борьбу с вирусом, но тщетно, затем возникает полубезумный ученый-одиночка, которому удается-таки вывести вирус в лабораторных условиях; источник вируса найти не могут, начинается паника, каждый теперь за себя, кто-то начинает спекулировать на плацебо, в городах карантин, в правительстве – заговоры и интриги, все врут и все в панике.

Даже учитывая неоспоримые достоинства картины – отличный актерский состав, гнетущую напряженную атмосферу, подпитываемую мрачной музыкой Клиффа Мартинеза, тщательность и достоверность в изображении научных медицинских исследований, - сразу после просмотра невозможно освободиться от ощущения, что «Заражение» - типичный голливудский «конструктор», а Содерберг – талантливый и циничный профессиональный манипулятор и мизантроп. Словно хирург, точно знающий устройство зрительского мозга, он жмет на какие-то кнопки, создает цепь электродов, тщательно выстраивая схему зрительских реакций. Хотя, не стоит отрицать, выходит у него это невероятно ловко. И не столь важно, выполняет ли он чей-то заказ, просто пытается вытряхнуть деньги из падкой на концы света массовой аудитории или представляет собственную концепцию восстановления равновесия в мире, где не будет места порочному человеку. Это чистое кино, параллельная реальность, эталонный голливудский триллер, который априори манипулятивен.

Кажется, режиссер намеренно усложнил себе задачу, лишив картину магистральной сюжетной линии и в качестве «обманок» расставив по сюжету, как фигурки по шахматной доске, голливудских звезд, которые, вопреки ожиданиям аудитории, не успев толком ничего сделать, умирают, лишь пополняя список жертв пандемии. В апокалипсисе главную роль Содерберг отводит не человеку (он - лишь марионетка, песчинка, подверженная быстрому гниению), а явлению. Сюжет и главный персонаж здесь – вирус, все подчинено ему, все играют по его правилам, а все прочее – массовая паника, точечные акты добродетели, гуманистические порывы, отчаяние и страдания людей, попытки разработать вакцину, тайные сговоры правительств – превращается в эффектные декорации, где разворачивается действие «конца». О «высоком» все забыли. Хоронить умерших отказываются. В церковь, как в последнее пристанище, никто не бежит. Да и до гуманизма ли тут, в самом деле? Социофобия торжествует. Когда вокруг носится стремительная смерть, люди забывают обо всем, все сложные механизмы социальной психологии быстро сворачиваются в одну максиму: «ни с кем не общайся, никого не трогай, никуда не выходи, сиди тихо». Все остальное просто теряет смысл и выглядит каким-то жалким мельтешением. И чем серьезнее и озабоченнее лица на экране, чем яростнее герои начинают суетиться и плести интриги, тем более напрасными и смешными кажутся их попытки высвободиться из когтей вируса и тем очевиднее их беспомощность и нелепость в этой неравной борьбе. Тем не менее, будучи верен жанру, Содерберг выводит-таки человечество из тупика: гениальные американские ученые спасают мир, американский микрокосмос торжествует и снова всюду жизнь. Ключевой же - и самый мощный - эпизод режиссер удерживает в рукаве до финала. Этот тот самый «День первый», когда все начинается, когда из случайности, то ли заготовленной природой, то ли родившейся вопреки воле космоса, вылупляется на свет нечто, без смысла и сознания, чему, возможно, суждено стать синонимом слова «апокалипсис». Это «разоблаченное начало», вынесенное за скобки, словно постскриптум к основному действию, хоть и воспринимается здесь как типичный жанровый прием, необходимый для закольцовывания действия ключ к разгадке генезиса вируса, одновременно считывается и как начало новой истории (вспоминаются фильмы, где в финале мы видим яйцо или личинку, оставленную недавно убитым чудовищем, как знак грядущей трагедии, а, следовательно, и сиквела) – истории об очень простом механизме конца нашего, такого знакомого, прирученного мирка, механизме, который, вполне возможно, запускается как раз в эту секунду.

Елена Паисова