В ретроспективе «Венецианская классика» в рамках 70-го международного кинофестиваля на острове Лидо 6-го и 7- го сентября будет показан фильм Алексея Германа «Мой друг Иван Лапшин», отреставрированный и оцифрованный в Госфильмофонде специально к этому событию. По нашей просьбе Елена Стишова рассказывает о проекте Фонда «Открытый мир» и вспоминает о своей первой встрече с картиной.

Именно «Лапшин» – по выбору дирекции фестиваля – представит российское кино в ретроспективной коллекции мирового киноискусства, собравшей под шапкой «Классика» ленты мэтров – Лукино Висконти, Франческо Рози, Нагисы Осимы, Роберто Росселини, Жана Ренуара etc. Накануне открытия Венецианской Мостры в Москве прошла презентация оцифрованной версии фильма и пресс-конференция, к которой участвовали Светлана Кармалита (вдова и постоянный соавтор Алексея Юрьевича), их сын режиссер Алексей Герман мл., директор Госфильмофонда Николай Бородачев и Елена Романова, президент Фонда поддержки и продвижения культуры и кинематографии «Открытый мир».

«Открытый мир» инициировал, а Фонд Бориса и Инары Тетеревых спонсировал работы по реставрации пленки и ее конвертации в цифровой формат. Минкульт, насколько я поняла, остался в стороне от этого сюжета, что хотелось бы истолковать как позитивный факт. Неправительственные организации, берущие на себя культурные акции государственного масштаба, – явление нормальное в странах развитой демократии, в наших палестинах все еще событие из ряда вон. Как говорится, лиха беда начало. Если думцы одумаются после каникул и прекратят травлю неправительственных фондов, шельмуя их как иностранных агентов, можно ожидать новых креативных акций на благо отечественной культуры.

«Мой друг Иван Лапшин»

Венецианская дирекция, желая актуализировать ретроспективу, решила сделать ее конкурсной и сформировало жюри из 28-х молодых кинематографистов, студентов итальянских киношкол. Таким образом «Мой друг Иван Лапшин» участвует в венецианском конкурсе. При жизни режиссера фильм побывал в Локарно (1986) и в Роттердаме (1987) и возвратился с трофеями. То были первые выезды опального Германа на зарубежные киноконкурсы. «Лапшин» опередил «Проверку на дорогах» – дебютный фильм Германа, пролежавший на полке 15 лет. Начиналась перестройка. Пришлось выпускать «Лапшина», который года полтора томился под недреманым оком Госкино. Знаковое слово еще не прозвучало, но стиль генсека Горбачева, его контактность, его риторика напрягали номенклатуру на разных уровнях, понуждали «соответствовать» и потому принимать экстраординарные решения. Разумеется, в каталоге Венецианской Мостры написано о судьбе картины, но краткие каталожные тексты – не место для воспоминаний. А у нас есть повод вспомнить, как мы в редакции «Искусства кино» впервые смотрели «Лапшина». Вспомнить, чтобы сберечь легко ускользающие детали времени.

Петр Шепотинник, в те годы сотрудник редакции (а ныне отборщик Венецианского фестиваля – прим. ред.) на пресс-конференции напомнил: картина произвела на нас впечатление такой новизны, что мы тут же, без всякого перерыва, решили ее посмотреть еще раз. Не помню, был ли на втором просмотре тогдашний главред. Писать рецензию он поручил мне. Я сдала текст под названием «Близкое прошлое» и ждала «приговора». Главред ( не стану называть имя ныне покойного журналиста) вышел из кабинета с текстом в руках, я попалась ему навстречу. Он отдал мне машинопись и спросил: «Неужели вы не нашли никаких недостатков?» Я сказала, что нет, не нашла. Он затосковал всем своим обширным лицом, но промолчал и удалился, важно пыхтя трубкой. Его занимали свои проблемы и немалые. Ведь он рисковал, публикуя апологетическую, в сущности, рецензию на «Лапшина». Рисковал, хотя и был прикрыт первыми лицами Госкино, которые тоже рисковали. В начале 85-го года лозунг «Гласность!» только появился, а про Закон о свободе печати еще и разговора не было. Институт цензуры функционировал. Никто не знал наверное, чем обернутся горбачевские новации. Может, все вернется на круги своя. Ох, вся номенклатура молила об этом своего номенклатурного бога.

«Мой друг Иван Лапшин»

Я посмотрела заметки главного на полях машинописи. Нашла только одну. Слово «аура» подчеркнуто, а на полях слева бисерным почерком написано: «это симптом начала эпилептического приступа». Он прав, можно свериться с медицинской энциклопедией. Только я использовала это понятие не в медицинском, а в культурологическом дискурсе. Мы тогда увлекались Вальтером Беньямином и его идей ауры подлинника, которая обесценивается, стирается при техническом воспроизведении. Беньяминовское определение культурной ауры один к одному совпало с моими тогдашними впечатлениями от «Лапшина»: «Эту ауру можно определить как уникальное ощущение дали, как бы близок при этом предмет ни был». Первые кадры фильма кашированы предельно, кажется, что персонажи вот вот окажутся за рамкой кадра, выйдут из него. И – одновременно – в фильме постоянно резонирует дистанция, разделяющая нас с героями во времени и сближающая знанием их – и нашей – исторической судьбы. Михаил Бахтин называл этот феномен в культуре «избыточным знанием». Алексей Герман говорил об этом же в иных терминах. Он говорил об отношениях между авторами и героями: «Мы были, как Боги, мы все о них знали…» (цитирую по памяти).
Весной 1985 года рецензия вышла в свет (номера журнала не помню). Зато помню залитую весенним солнцем кухню, телефонный звонок и незнакомый мужской голос. Это был Алеша Герман. Он звонил, чтобы поблагодарить за рецензию. Так мы и познакомились.

«Мой друг Иван Лапшин»

…Больше всего на сегодняшней премьере меня волнует качество фонограммы и адекватный перевод. Германовская шумовая партитура – важнейшая часть языка фильма. Не представляю, как можно перевести абракадабру Занадворова (Александр Филлипенко), ворчание Патрикеевны (Зинаида Адамович) или коронную реплику Васи Окошкина ( Алексей Жарков), который часами висит на телефоне и требует «Клаву из весовой».