Широкие и узкие основы культуры. Даниил Дондурей: «Этот проект — модель идеального мира»

Подходит к концу работа над проектом «Основ государственной культурной политики». Позади десятки заседаний, открытых и закрытых обсуждений. За это время проект «Основ», работа над которым курируется на самом высоком уровне, спровоцировал ряд острых споров, попутно приобретя статус чуть ли не главного документа страны. При том, что никакой законодательной силы он иметь не будет.

О том, что на самом деле значит этот проект, «МК» попросил рассказать культуролога, члена совета по культуре и совета по правам человека при Президенте РФ Даниила Дондурея, который также активно принимал участие в разработке «Основ».

— Документ этот во многом символический, — рассказывает Даниил Борисович. — Он должен лишний раз объявить о том, что государство прекрасно понимает проблемы культуры и заботится о ней. Как это делали язычники и потом христиане — текст словно заговаривает ключевые для нас ценности. Достаточно пройтись по пунктам. «Сохранение национальной самобытности». Важно? Конечно. Или: «Без культуры невозможно обеспечить высокое качество общества». Согласны? Или: «Национальное самоопределение невозможно без государственной культурной политики». А также: «Понимание культуры России как неотъемлемой части мировой». Наконец: «Влияние культуры на все аспекты политики государства». Такие заявления — это как дети ездят на перилах в школах, и они от этого становятся совсем гладкими, потому что много поколений школьников этим занимаются. Положения «Основ» — это подобие таких декларативных перил и есть. Прекрасные, отполированные фразы. Опись очевидного.

Другой вопрос, что есть виды культуры, которые по влиянию и затратам народного времени в два раза больше, чем все, о чем здесь пишется, а про них нет ни слова. К примеру, о российском телевидении и Интернете. Ну а зачем про них писать? Они же не входят в ведение и ответственность Минкульта. Идут по другому ведомству. Это тоже традиционная, советская, квазифеодальная система, когда значимым видом деятельности является только то, на что государство напрямую дает деньги: «Ты зачем ко мне пришел? За деньгами или просто поболтать? Сказать, что хорошо бы нам не объявлять Европу исчадием ада? Тогда это не к нам». В том виде, в котором существует этот документ, в нем нет ничего плохого. Я не могу себе представить того, кто бросит камень в этот текст. Все одиннадцать главок шикарные. Это модель идеального мира: хорошо бы бегать быстрее, зарабатывать больше, а не быть чемпионами по подростковому суициду, наркомании, насилию в семье, смертям на дорогах...

— При таком количестве общих фраз интересней всего выловить из документа те, которые указывали бы на истинное отношение государства к культуре.

— Оценок реальности в итоговом документе почти не осталось. Разве что чуть раньше, в апреле этого года, через СМИ был вброшен некий проект этого документа, подготовленный Министерством культуры. Как раз в нем было несколько мощных постулатов, которые ясно давали понять, что Владимир Мединский достаточно осведомлен о движении официальных культурных трендов нашей страны.

— Каких трендов?

— В первую очередь объявление того, что Запад — США и Европа — являются чем-то противостоящим и чуждым нам. Судя по опросам осени этого года, соотечественники действительно считают, что Запад всегда являлся врагом России. И, видимо, останется им и в будущем. Но это прояснилось только сегодня. Тогда же, в апреле, еще казалось странным, что министерство заявляет: «Россия не Европа».

Надо отдать ему должное, профильный министр за это время прошел большой путь. От утверждения, что главная цель культуры — формирование патриотизма и любви к родине. До заявления в октябре, когда в большом интервью «Коммерсанту» он назвал среди основных целей и задач культуры — воспитание победителей. Эти слова полностью отвечают новой, мобилизационной доктрине, которой свойственны сразу несколько характеристик.

Во-первых, нахождение врагов и их определение: кто они. Во-вторых, подготовка к появлению так называемых законов военного времени: все эти бесконечные запреты, которые обрушиваются на нас без остановки последние два года. Третье — сегодня больше не актуально разделение людей на богатых и бедных, москвичей и не москвичей. Есть только «свои» и «чужие». Следом появилось понятие «противника», который сидит в Вашингтоне, в Брюсселе. Это те, кто, как говорит президент, хочет нас «подчинить», «перекодировать». Одновременно с противниками появляются понятия — «предатель», «победитель». Я ожидаю в ближайшее время назначение в «жертвы». Вы же понимаете, что это все слова военного времени. Русский язык — сверхтонкий барометр программирования жизни.

Более того, когда речь касается боевых действий, опора всегда ищется в прошлом. Заметьте: сейчас никто ни в каком контексте не говорит о будущем. Вместо этого постоянно повторяют: нам угрожают. Главная угроза — вечная, ей уже тысяча лет — нашему суверенитету. Нашему праву самим решать, как жить, кем быть. «Суверенитет» сегодня — главное слово. И, конечно, понятие «национальных интересов». На фоне ощущения постоянной угрозы со стороны Запада возникает необходимость сформулировать наш адекватный ответ. Этот ответ — единство. Если вы возьмете речи официальных мужей последнего времени, они все посвящены единству.

— Все эти процессы тоже имеют отношение к культуре?

— Безусловно. В России принято воспринимать культуру исключительно в узком смысле. Как художественную культуру — раз. И как освоение свободного времени, досуг — два. Я же говорил о культуре в широком, главном ее понимании. Как о различных формах создания, трансляции и усвоения смыслов. Это ценностные системы, моральные предписания. Запреты и разрешения, разные роды картины мира: либеральные, националистические, коммунистические — какие угодно. Это особенности национальной ментальности: русский пойдет на красный свет, немец никогда. Наконец, определенный набор образцов поведения: что я буду делать, что нет, на что обижусь, в каком случае буду кричать, плакать или предлагать кофе. В проекте «Основ» культура в широком смысле присутствует, но скорее декларативно, для красного словца.

— А разве может государство отрегулировать, сморкается человек на улице или нет, бросает окурок на тротуар или в урну?

— Государство — нет. Это уже другие, промежуточные институции, иные общественные нормы, механизмы понимания культуры. Есть ведь культура ведения беседы, торговли, политики, бытовая, общения в Интернете. И сотни других. Каждый вид деятельности рассматривает свою сферу как некую систему предписаний, конвенций. Это могут быть как писаные, так и неписаные правила, образцы поведения. Допустим, все и так понимают, что прийти в Госдуму без штанов не очень хорошо. Точно так же наряд современной женщины произвел бы шок в 1914 году. Щиколотка — это максимум, что можно было показать даме сто лет назад. А сегодня легко можно представить женщину на публике в стрингах. Еще пример: раньше нельзя было говорить на сленге. И если вы писали душеприказчику или городовому, вы должны были следовать культуре официальных писем. Сегодня сленг вполне допустим в парламенте и на Первом канале.

Культура — это не памятники и музеи. Она программирует все сферы нашей жизни. Для России это особенно важно, потому что здесь очень сложная, безмерно креативная культура. Ее гигантский потенциал во многом еще не используется, а многие возможности попросту табуируются.

Любой человек в мире знает, что в России воруют. Это знали и в 16-м, и в 19-м, и в 21-м веке. Попросту: воруют, берут взятки, живут по понятиям. Как Иван III сажал своих чиновников «на кормление», так и сегодня это делается. Чиновничество — новое дворянство. При этом вы не найдете ни одной серьезной книги на эту тему. О том, кому и как правильно давать взятки, что при этом следует говорить. Не могу представить себе докторскую диссертацию на факультете экономики МГУ на тему «Эффективность воровства в России. Преимущества и отличия от других стран». Хотя русское мошенничество невероятно изобретательно — миллиарды неповторяющихся комбинаций. Почему русская культура это табуирует. Имитирует другие модели поведения. Вместо этого она, в зависимости от задачи, может прикинуться правовым государством. Притвориться системой с демократическими процедурами. Она такая хитрая, сложная, творческая, что может принимать любые формы.

Никита Карцев

Опубликован в газете "Московский комсомолец" №26679 от 21 ноября 2014