О стилистическом, тематическом и сюжетном многообразии неигровых картин, составивших международный конкурс 23-его фестиваля «Послание к человеку» рассказывает Евгений Майзель.

Петербургский фестиваль «Послание к человеку», выросший в конце 80-х из секции документального кино Московского международного кинофестиваля, давно уже представляет собой форум самого разнообразного в жанровом отношении кинематографа. В этом году в северную столицу тоже приехало, помимо документалистики, несколько десятков анимационных, игровых и экспериментальных картин, в которых соотношение между документом и постановочностью нередко проблематично.

Согласно регламенту, жюри прессы (в котором поработал и автор этих строк) было вольно выбирать лучшие работы из всей палитры фестивального ассортимента. Однако, принимая во внимание чрезвычайное жанровое ассорти фестиваля, члены жюри приняли благоразумное решение ограничить область своего судейства, во-первых, Международным конкурсом и, во-вторых, только неигровыми его фильмами. Вне рассмотрения (в качестве жюри), таким образом, оказалась анимация и игровой короткий метр (обе эти секции также входили в Международный конкурс «Послания…»), а также национальный конкурс, конкурс экспериментального короткого метра и внеконкурсная программа. В результате получилось 23 неигровых картины, среди которых было 11 полных и 12 коротких метров.

Многие короткометражки представляли собой более или менее изящные зарисовки, посвященные духу того или иного места, пространства, института. Британец Лукаш Конопа снял довольно тонкий 6-минутный фильм об Освенциме в наши дни («После»). Американец Альфредо Ковелли познакомил зрителей, несколько в лоб, с общиной бездомных на Венис-бич (Лос-Анджелес), предоставив слово этим философствующим хиппи («Под одним небом»).

Сильнейшими картинами о «гении места» – картинами-тяжеловесами – можно назвать две работы: медленный, немногословный, подчас мучительный и притом чрезвычайно возвышенный шедевр чилийцев Кристиана Сото и Каталины Вергары «Последняя остановка» (одним из продюсеров выступил Филип Грёнинг, чья «Жена полицейского» недавно имела большой успех на Венецианском фестивале сего года) – и не менее впечатляющий, еще более молчаливый, панорамный фильм о китайских городах-призраках «Создано человеком» германского режиссера китайского происхождения Юшен Су. Чилийские авторы на 90 минут погружают зрителей в тягучую, заторможенную и депрессивную атмосферу дома для престарелых; в то время как Юшен Су предлагает яркую визуальную медитацию продолжительностью около часа на тему строительного бума, парадоксально существующего независимо от собственной цели, – заселения построенных жилых комплексов людьми.

«Создано человеком»

Промежуточную позицию между вниманием к «гению места» и галереями (портретами) человеческих судеб заняла лента, завоевавшая Гран-при. «После нее» бельгийки Александры Канди Лонге воссоздает ситуацию «после катастрофы» (в данном случае – «после Катрины»), в ее осмыслении жителями разрушенного Нового Орлеана. Режиссер сознательно воспользовалась методом Клода Ланцмана, отказавшимся, напомним, в «Шоа» от фотографических и письменных свидетельств о прошлом в пользу непосредственных воспоминаний и текущего вот-бытия. В 38-минутной «После нее» тоже нет ни фото, ни профессиональных репортажей, ни каких-либо самодельных ютьюбовских роликов с бушующей Катриной. Только рассказы нескольких очевидцев и продуманное визуальное их сопровождение (вода, вещи, затопленные дома), но этого материала в умелых руках режиссера оказалось достаточно, чтобы воспроизвести в зрительном зале леденящий ужас перед иррациональной стихией, играючи распыляющей все то, что еще вчера составляло человеческую жизнь.

«После нее»

Не осталась за бортом и тема детства, обычно любимая документалистами за ее специфическую выразительность. Режиссер Ноэми Боттио посвятила свое кино-эссе брюссельскому детскому интернату для сложных подростков («Трамонтана»), Томаш Езёрский – лагерю для детей с избыточным весом («Лагерь»). Есть самостоятельная детская линия и в картине швейцарца Чарли Петерсманна о современной Кубе («Кантос»). Самую «взрывоопасную», по нынешним меркам, картину – способную вызвать ханжеское негодование нынешних российских законодателей и подпевающей им консервативной части общественных деятелей – привез голландец Даан Бол: ее герой, 11-летний Мелвин, давно заметил, что его не интересует девочки, но до поры скрывает этот факт от сверстников, опасаясь насмешек. После того, как самая красивая девочка класса присылает ему любовное письмо, Мелвин решает раскрыть ей, в надежде на понимание, свой секрет, руководствуясь не по годам мудрой мыслью, что признание снимет с него тяжкое бремя тайны и лицемерия («Только с тобой»).

Подавляющее большинство картин ставили те или иные, как правило, отнюдь не шуточные общественные проблемы. Но даже на этом тревожном, анти-развлекательном фоне было несколько картин, стилистически разнообразных, но выделяющихся своим социальным пафосом. К таким беспокойным, настойчивым лентам я бы отнес «Трубу» Виталия Манского, «Логово дьявола» южно-африканца Риана Хендрикса, «В темноте» Евы Вебер, «Приговоренные» шведской документалистки иранского происхождения Мариам Эбрахими.

О «Трубе» в ИК подробно писала Зара Абдуллаева. В отличие от этой евразийской «теоремы», выводящей зависимость среднестатистического качества жизни от географических координат, 47-минутная «Темнота» сделана, казалось бы, более прямолинейно: закадровый текст рассказывает о том, как ежегодно сотни выпускников школ африканской Гвинеи (одного из беднейших государств мира) стремятся любой ценой получить дальнейшее образование и на какие перспективы в действительности они могут рассчитывать. Тем не менее, образный ряд картины, ее пластика и сам сюжет – неудовлетворяемая тяга к свету тысяч молодых людей – позволяют говорить об успешной реализации режиссерского замысла.

«В темноте»

Еще больше будоражат «Приговоренные». Пятнадцать афганских женщин в траурных одеждах стоят в центре Кабула в знак протеста против систематического ущемления прав женщин этой страны на образования. (До этого на юге Афганистана были облиты кислотой и получили сильнейшие ожоги пятнадцать школьниц – за то, что… пошли в школу.) «Но тридцать лет насилия в стране только усилили предрассудки и предубеждения, и смысл акции остался непонятым», констатирует режиссер.

Главный герой живописнейшего, фактурного «Логова дьявола» – стареющий гангстер-наркоторговец Брайм, проживающий в нищих кварталах Митчеллс-плейн (ЮАР), где подрастающее поколение с ранних лет учится не читать и писать, а владеть огнестрельным оружием. Брайм сознает, что если не оставит свою нынешнюю работу, то скорее всего будет убит до того, как вырастут его дети. Жена устала слышать его обещания и грозит разводом. Важное достоинство этой картины не только в искусном, невероятно близком приближении автора к людям опасных профессий, обычно не терпящим посторонних свидетелей, но и в открытии им у этих суровых мужчин способности (нашим бандитам обычно не свойственной) связно выражать свои мысли и чувства.

«Логово дьявола»

Похожим образом «работает» и другая яркая полнометражная картина конкурса: «Машина, в которой все исчезает». Опытный грузинский документалист Тинатин Гурчиани построила свой фильм через процесс кастинга для сельской молодежи в возрасте от 15 до 23 лет. Условие принятия в картину – откровенный рассказ о своей жизни. Нехитрая, казалось бы, идея «Машины…» оказалась чрезвычайно эффективной по той же причине, что и выразительность «Логова», – благодаря завидному и, признаться, неожиданному умению провинциальных и малообразованных героев (для среднестатистических россиян, повторюсь, нехарактерному) точно описывать и анализировать самих себя.

«Машина, в которой все исчезает»

«Машина…» организована как портретная галерея с множеством самостоятельных сюжетных линий и многочисленных героев. Другие картины такого типа: «Женщины и пассажир» Патрисии Корреа и Валентины Макферсон и уже упоминавшийся «Кантос» Чарли Петерсманна. «Женщины и пассажир» состоят из четырех рассказов четырех горничных знаменитого секс-отеля в Сантъяго. Умеренно анекдотичные, пикантные и поучительные, эти рассказы дают своеобразный «боковой» ракурс о любовной индустрии. В «Кантос» жизнь на Кубе показана через четыре сюжетных линии – о мальчике, рабочем, диссиденте и матери-одиночке, ведущей политически оппозиционный блог.

«Женщины и пассажир»

Международный конкурс блеснул не только запоминающимися портретными галереями, но и работами, в центре которых – один протагонист, вокруг которого и разворачивается действие. Таковы, в частности, картины «Законы Мэтью» Марка Шмидта, «Американский мечтатель» Томаса Хэйли, «Голая опера» Ангелы Кристлиб. В «Законах Мэтью» зритель знакомится с взрослым и интеллектуально весьма развитым аутистом, который, подобно персонажам Борхеса, досконально анализирует и документирует каждое мгновение своей жизни.

«Законы Мэтью»

Страсть героя к перестройке своего жилища приводит к выселению Мэтью из дома, а затем и к трагическим последствиям.

Одна из самых энергичных и отчаянно веселых (несмотря на заложенный в сюжет драматизм) картин конкурса – «Американский мечтатель» – посвящена не менее маргинальному, чем нидерландец Мэтью, и столь же небогатому фермеру из Флориды Джулиану. Возмущенный атакой на Башни-Близнецы, Джулиан пишет патриотический рэп и отправляется с другом в Нью-Йорк, чтобы почтить память жертв 11 сентября.

«Американский мечтатель»

Но самым, по мнению автора этих строк, впечатляющим фильмом-портретом оказалась «Голая опера» немецкого режиссера Ангелы Кристлиб. Если один из явных фаворитов – сенсационный «Акт убийства» Джошуа Оппенхаймера, Кристина Цинна и соавтора, пожелавшего остаться анонимным, – был выявлен в первый же день фестиваля (об этой картине по просьбе kinoart.ru уже писал Дмитрий Десятерик), то премьера второго, по мысли многих членов жюри, претендента на главный приз – «Голой оперы» – состоялась уже ближе к завершению международного конкурса.

«Акт убийства»

«Голая опера» сосредоточена на Марке – богатом жителе Люксембурга. Страдающий тяжелым аутоиммунным заболеванием (саркоидозом) и в прошлом успешно прошедший химиотерапию, Марк, по собственному признанию, слишком близко познал смерть, а потому ценит в жизни каждое мгновение, стремясь распорядиться им наилучшим образом. Средства позволяют Марку почти непрерывно путешествовать по Европе в поисках идеальной постановки любимейшей оперы – «Дон Жуана», а попутно и подыскивать себе красивых молодых людей (Марк гомосексуален) для непродолжительных свиданий.

«Голая опера»

На протяжении 25 дней, что проходили съемки, Ангеле Кристлиб удалось создать полноценную киноповесть со множеством поучительнейших «посланий к человеку». Здесь и собирательный образ стареющей Европы, терпящей крах при встрече с пассионарной и творческой молодостью, и горькая история самопознания героя, самонадеянно отождествляющего себя с безжалостным и победоносным соблазнителем, и новый виток висконтиевской аристократической традиции в кино.