12-й Фестиваль немецкого кино в Москве открылся европейской премьерой фильма Кристиана Швохова «Запад», который на родине зрители увидят только весной. Но организаторы фестиваля сочли эту картину самой значимой в программе форума, и Нина Цыркун предлагает свое объяснение этому факту.

Казалось бы, фильм Кристиана Швохова постановочно скромный, по стилистике скорее телевизионный, чем предназначенный для больших кинозалов, снят ручной камерой (что давно не новость), словом – художественно не особенно выдающийся. А между тем он номинирован на Немецкую национальную кинопремию и уже получил на кинофестивале в Монреале престижный приз международного сообщества кинокритиков FIPRESCI. Видимо, и дома, и за рубежом «Запад» оценили прежде всего как социальный факт. Это первая картина, рассказывающая не о том, как немецкие осси (жители ГДР) стремились на Запад и какие трудности претерпевали, чтобы пересечь (или не пересечь) вожделенную границу, а о том, что ждало этих людей за чекпойнтом Чарли или другим пограничным контрольно-пропускным пунктом. То есть, о том, каково им было оказаться в объятьях свободного мира.

«Запад»

Йордис Трибель играет Нелли Зенф, женщину необычную – химика с научной степенью, красавицу-блондинку, завязавшую роман с русским физиком, который однажды отбыл на родину для участия в международном симпозиуме и пропал. Потом пришло известие о его гибели в автокатастрофе. На память о нем остался сын Алексей. Нелли подумала и решила податься на Запад. Но, оказавшись в 1978 году в зазеркалье, она попала из царства постылой идеологии в царство торжествующей бюрократии. Чтобы получить право на работу, надо поставить 12 печатей в разных инстанциях. И вытерпеть те же унижения – от оскорбительных медосмотров и проверки на вшивость (не фигуральную, а самую что ни на есть реальную) до теста на лояльность, в том числе в офисах союзников. Нелли подозревается в связи с агентом КГБ или Штази – ведь она не видела отца своего ребенка мертвым, а вдруг он вовсе не погиб и она теперь под колпаком вражеских спецслужб? И пока суд да дело, Нелли с Алексеем приходится вариться в «чистилище» – коммунальном быту таких же выбравших свободу бедолаг в лагере беженцев, напоминающем застенок. «У них здесь и постельное белье такое же, как в нашей тюрьме», – грустно заметил бывший узник-диссидент из ГДР Ханс. Увы, не только белье – порядки тоже драконовские: опоздав к закрытию лагеря на ночь, Нелли напрасно умоляет служительницу открыть дверь и остается под дождем… Тяжкая жизнь в муравейнике обозляет беженцев, лишая их человеческих черт: заподозрив одного из соседей в том, что он стукач, работающий на Штази, они всем скопом избивают его до полусмерти.

Обивая пороги учреждений, чтобы заполучить необходимые печати, беженцы проводят в этом гетто долгие месяцы, а то и годы. Выдерживают не все: семья скрипачки из Польши, не дождавшись счастливого финала, уезжает восвояси. «А вы когда-нибудь думали о возвращении домой?», – спрашивает Нелли гэдээровского сидельца Ханса и получает ответ: «Каждый день». Постепенно многие привыкают к этому межеумочному существованию, теряют желание найти работу и обрести себя в новой жизни, уже не рвутся за пределы этого унылого здания. Может быть потому, что нашли здесь ту суровую, ограничивающую свободу, зато надежную опеку государства, к которой привыкли за годы жизни за кордоном. «Проклятие лагеря», – ставит диагноз Ханс, и какой лагерь он имеет в виду, можно только домысливать.

«Запад»

А сама Нелли, став фигуранткой зловещей детективной истории, запуганная и доведенная до отчаяния, впадает в параноидальную подозрительность. Одержимая манией преследования, она отталкивает одного из тех немногих, кто пытался ей помочь. Все ценности подлежат пересмотру, когда на собственном опыте приходится опробовать на себе воодушевляющий тезис, которым ее провожает в новую жизнь комиссия, выдающая разрешение на работу: «Свобода! Теперь вы можете делать, что хотите и не делать, чего не хотите». Но от этой свободы голого человека на голой земле ей ни жарко, ни холодно. Скорее, впрочем, холодно.

Один из знаковых мотивов фильма – мусор, обыкновенные жестяные банки. Первое, что заметил маленький Алексей в новом мире, – жестянка из-под пива или газировки. Как бы ему завидовали одноклассники на Востоке! И теперь он как завороженный собирает на помойках эти пестрые банки, играет с ними, становясь посмешищем для сверстников. Символ прозрачный и многозначный, но важно, по меньшей мере, одно: детское пристрастие к отбросам недостижимой красивой жизни – тоже «проклятие лагеря». Того, откуда он родом, и лагерь лагерю, выходит, не рознь.