Рататуй и козья ножка
- Блоги
- Нина Цыркун
11 сентября в российский прокат выходит мелодрама «Пряности и страсти» о противостоянии индийской и французской кухни с Хелен Миррен в главной роли. Кино-блюдо режиссера Лассе Халльстрёма отведала Нина Цыркун.
Лассе Халльстрём не стесняется играть стереотипами; зачем искать новое, если опробованные ингредиенты многажды доказали свою действенность и устойчиво помогают режиссеру держаться в числе фаворитов? Теплая сердечность простодушных индийцев и чопорная холодность французских снобов столь же беспроигрышные компоненты сложения истории для фильма, как прованское овощное рагу рататуй и цыпленок (или козья ножка) тандури к столу не особо привередливого гурмана. Какое из блюд лучше – спорить бесполезно, но их сочетание в разных конфигурациях создает эффект свежести, а что еще нужно зрителю на исходе летнего сезона… Шведа, который сводит на площадке конкуренции две национальные команды, трудно упрекнуть в необъективности, так что выбор Халльстрёма в качестве режиссера в проект «Пряности и страсти» вполне оправдан. Тем более, что еще «Шоколадом» он показал себя как мастер беспроигрышного сентиментального «десерта», от которого может и отвернется гурман-синефил, но зато не откажется армия любителей сладкого.
«Пряности и страсти»
Если вкратце, то «Пряности и страсти» (по роману Ричарда Мораиса) - сказ о том, как в одной французской деревушке Сент-Антонен-Нобль-Валь семья иммигрантов, открывшая ресторан индийской кухни, нашла путь к сердцам через желудок настороженных аборигенов и хозяйки изысканного ресторана, украшенного знаком кулинарного отличия – звездой Мишлена. История чрезвычайно напоминает своими перипетиями упомянутый «Шоколад», но вишенка на этом торте – идея межкультурного примирения и слияния в экстазе любви. Оригинальное название фильма, не столь зазывное как наше прокатное, но непосредственно указывающее на месседж, - «Путешествие в сто шагов», говорит о том, что дистанция, разделяющая народы, смехотворно мала, но ее преодоление требует отваги и прежде всего – отказа от предрассудков. Правда, в процессе хождений героев туда-сюда через дорогу от «Плакучей ивы» мадам Маллори (Хелен Миррен) до «Усадьбы Мумбаи» Папаши Кадама (Ом Пури) зритель знакомится исключительно с роскошными блюдами заморской кухни, и впрямь достойными восхищения (особенно когда узнаешь, что одно из них готовится целых три дня). Европейская же кухня существует здесь как бы в некоем условном пространстве и представлена хоть и классно приготовленным, но все же дежурным омлетом, а потому в глазах зрителя проигрывает своей новоприбывшей конкурентке. И так же как воображаемый пряный дух, исходящий от индийского тандура, перекрывает тонкие ароматы невидимых французских блюд, так и большая семья Папаши Кадама принимает в свои жаркие объятья преклонных лет мадам и ее су-шеф-повара, заждавшуюся принца уроженку здешних мест (Шарлотта Ле Бон), безоговорочно принявших превосходство пришельцев и в пряностях, и в страстях. Больше того, и сама слава французской кухни, этого национального сокровища, передается в руки знойного красавца - молодого и талантливого, энергичного, но в то же время подкупающе скромного Гассана Кадама (Маниш Дайал), который легко завоевывает мишленовскую звезду и в отличие от французских поваров не больно-то ею и дорожит.
«Пряности и страсти»
Конечно, кое-какой баланс в фильме соблюден, и здесь не только живописуются козни мадам Маллори и ее молодого шеф-повара Жан-Пьера; некоторые неприятные черты чужеземцев тоже слегка обозначены. Например, упрямство Папаши Кадама, который сперва где захотел открыть свой ресторан, там и открыл, и его не смутило, что для одной деревушки два заведения такого рода в тридцати метрах друг от друга многовато. И потом, когда он ставил оглушительную экзотическую музыку, в ритмах которой тонул беззащитный Моцарт в «Плакучей иве», бескомпромиссность его не красила. Но в целом акцентируемая в фильме теплая сердечность Папаши Кадама, не говоря уж о жертвенном бескорыстии его сына Гассана, а также о невероятной красоте дочери и обаянии младших детишек, красноречиво демонстрируют благородство древней нации, замешенное на неиссякаемой энергетичности. На фоне бесспорных достоинств ясно видно, как усталая охладевшая Европа только и ждет, чтобы приникнуть к этому животворящему источнику; может, немножко поартачится, но неминуемо упадет в объятья обживающих ее просторы пришельцев.