«Все мы - славяне и лучше понимаем фильмы друг друга»

В Варшаве с 17 по 27 ноября прошел V фестиваль российского кино «Спутник над Польшей». Президент фестиваля Малгожата Шляговская-Скульская рассказала об истории этого кинособытия, его программах, интересе поляков к русскому кино и культуре, а также поделилась своим мнением на тему сегодняшних отношений между двумя государствами.

Дина Назарова: Начнем с начала. Как и почему у Вас возникла идея создания фестиваля российского кино?

Малгожата Шляговская: Во-первых, этот фестиваль никогда не появился бы, если бы не было великого российского кино. Еще ребенком я полюбила советское кино. В возрасте 10 лет, например, уже посмотрела «Андрея Рублева» Тарковского и была страшно влюблена в актера, сыгравшего главного героя в «Человеке-амфибия». Кроме того, я очень хорошо знаю русские сказки, которые шли по польскому телевидению. Следующим этапом в отношениях с российской культурой было знакомство с моим мужем, Петром Скульским, польским менеджером «Хора Александрова», с 2004 года организовывающего здесь концерты российской музыки: «Хора Александрова», «Березок», «Red Star’s», петербургских музыкантов, Кобзона. Петр привозил мне много российских фильмов, а я временами приезжала в Россию и смотрела эти фильмы на широком экране. И они мне очень нравились. Поэтому я решила, что здесь в Польше важно, чтобы не только я смотрела эти фильмы, но и у зрителей появилась возможность познакомиться с Россией и ее кинематографом и одновременно с другими формами вашей культуры: театром, литературой, музыкой, изобразительным искусством, фотографией, которые также представлены у нас на фестивале.

В 2007 я решила основать фонд (у меня – экономическое образование, я доктор наук, специалист по банковскому делу) и тогда организовать фестиваль. В то время у меня не было ни малейшего представления, как это делается. Первый фестиваль готовился с июня до конца октября, за очень короткий срок, и нам пришлось крайне быстро научиться заниматься очень многими вещами, прежде всего технологиями, которые так быстро меняются. Сейчас техника уже иная, не как тогда. Этот первый фестиваль был большим вызовом для нас, организаторов, а также для прессы, которая так чутко отреагировала на его появление. На первом фестивале мы делали ставку, главным образом, на классику российского кино, было показано 64 фильма, и оказалось, что мы попали в десятку: пришло 16 000 зрителей, что само по себе значительная посещаемость - в кинотеатрах и по телевидению тогда советскую классику не показывали. На фестиваль приходило очень много пожилых людей, которые страшно скучали по известным кинообразам. Выяснилось, что «Спутник» нужен, поэтому ежегодно у нас увеличивалось количество партнеров, городов, где он проходил, и фестиваль развился. На втором фестивале мы показали уже 128 фильмов.

ДН: Полнометражных? Или вообще сеансов? Показов?

МШ: Полнометражных. Блоки анимации и короткого метра появились только на третьем «Спутнике». Второй смотр прошел в 8 городах Польши, и собрал более 20 000 зрителей, третий – в 27 городах, четвертый – в 37 городах, в этом году вместе с Варшавой – 42 города. В этом году 107 городов желали принять у себя фестиваль, но с точки зрения логистики и финансирования мы не в состоянии организовать это в таком количестве городов. Фестиваль, начинаясь в Варшаве с 17 ноября, а в остальных городах будет проходить до конца марта 2012.

ДН: Сколько зрителей за эти годы посмотрели российские фильмы в Польше? И какие программы, концепции, направления появились у фестиваля?

МШ: В прошлом году на «Спутник» пришло около 80 000 зрителей во всех городах. Если говорить о радиусе распространения – он является крупнейшим фестивалем российского кино в Польше (и, уверена, во всем мире). В самой России такого крупного фестиваля нет. Я была в Санкт-Петербурге, Выборге, Сочи…

ДН: А как же «Кинотавр»?

МШ: Нет такого количества фильмов и так долго длящегося фестиваля, нет другого такого фестиваля на свете. И это не мои личные амбиции - делать его все больше и значительнее, это в интересах владельцев кинотеатров и зрителей, потому что это они к нам обращаются и предлагают сотрудничество (города и кинотеатры – прим. Д. Н.). Если же говорить о программе, то первый фестиваль в основном показывал классику (из 64 – лишь около 20 новых). Второй «Спутник» – классика с элементами современного кино, но уже на третьем программа была разнообразная, потому что мы отмечали юбилей – двадцатилетие «Кинотавра» - показав 20 победителей сочинского фестиваля. Это была невероятно трудная работа - получить все эти фильмы, на многие из них в России не было прав, поэтому многие из них мы получали самыми невероятными способами и из самых разных стран - из Германии, Франции, США. Один раз мы даже испытали шок и изумление, когда заграничные права на один из фестивальных российских фильмов были проданы в США, а ответ из Америки звучал так: они были уверены, что Польша по-прежнему находится в составе Советского Союза…

ДН: Что сегодня?! Польша, к слову, никогда туда и не входила.

МШ: Да! И поэтому они не ожидали никаких денег за фильм. Но случайно выяснилось, что ни Польша не входит в Советский Союз, ни Советский Союз уже не существует.

ДН: А они полагали, что все еще существует?!

МШ: Да. Неправдоподобно, не так ли?!

ДН: Совершенно неправдоподобно!

МШ: Я получила электронное письмо из США от одного из американцев, владельцев прав на российский фильм, что они были уверены, что мы входим в состав Советского Союза, поэтому не ожидали никаких денег. Но вот, случайно выяснили, что Польша туда не входит, значит, мы должны за фильм заплатить!

ДН: Не следовало разрушать их иллюзий! А если без шуток, похоже, кому-то нужно лучше учить новейшую историю.

МШ: Похоже, следует ее лучше изучать американцам, потому что я пребывала в полнейшем изумлении! Очень много российских фильмов проданы за границу, и иногда права найти очень трудно. Например, у нас были огромные проблемы с поиском прав на фильм “Generation П”, а разрешение получили лишь 2-3 дня назад, когда уже каталог был напечатан, и поэтому в программе не указано, что фильм будет. Мы также не всегда получаем права на фильмы, которые хотим показать, часто приносят отрицательный ответ. Эти трудности кажутся странными, ведь, по правде говоря, мы популяризуем российскую культуру.

ДН: На «Кинофорум» ездили?

МШ: Да, конечно. И на ММКФ. Хотя московский фестиваль действительно международный, и российская секция и в Москве, и в Петербурге не такая уж обширная. Возможно, на Московским фестивале и немало российских фильмов, но очень многие из них – классика. Кроме того, картины показывают в Доме кино, о чем не всегда известно широкой публике.

ДН: Но зато в «Октябре» Госфильмофонд делает чудесную программу «Социалистический авангард», который тоже является частью российского кино.

МШ: Безусловно! Возвращаясь к нашему фестивалю, мы открыли секцию «Малый спутник».

ДН: Это программа для детей?

МШ: Да, она существует с первого фестиваля. Несколько тысяч дошкольников подали заявки на участие в этом году. Мы представляем не только сказки для детей, но и классику, такую как «Чебурашка», «Ну, погоди!», современные мультфильмы. Отозвались много школ и «нулевок», которые в течение недели приходят на показы. И этот репертуар (не только для детей) дополнен различными сопутствующими событиями, среди которых читки русских сказок. В этом году впервые будет показан созданный детьми анимационный фильм, который был снят в первые дни фестиваля, смонтирован за неделю, а презентация состоится на закрытии.

ДН: Вы имеете в виду, что дети сами снимали кино?

МШ: Именно! Проходили практические занятия по анимации для детей в возрасте от 4-5 лет и выше, и дети готовили свои рисунки. В определенном смысле мы являемся первопроходцем для многих других фестивалей. Но так часто происходит в мире. Кроме того, в октябре мы открыли в Варшаве киностену, которая представляет из себя огромный плакат на старой каменнице, в самом центре Варшавы, рядом со станцией метро «Политехника». Это первая фестивальная стена в Польше. Принципиально также, что «Спутник» оценен главной польской газетой – «Выборчей»: в 2009 году мы получили главную культурную награду «Вдохи». Одновременно, для нас также важно, что уже два года нашему фестивалю покровительствует Президент России Дмитрий Медведев, то есть фестиваль оценен не только киносообществом, но и властью. Не следует как-то ассоциировать это с политикой, но нужно лишь понимать, что фестивали «Спутник» и «Висла» (фестиваль польского кино в Москве – прим. Д. Н.) – два объединяющих наши государства события, а также помощь в общении для наших граждан.

ДН: А что с программами «Спутника» этого года?

МШ: В этом году мы отмечаем 50-летие первого полета человека в Космос. И для меня было очень важно, чтобы в эту секцию вошли не только игровые фильмы, но и документальные. В этом году показываем, например, новый 32-минутный фильм о Юрии Силаеве, который был конструктором спутника. А наш фестиваль к тому же называется «Спутник», русские выпустили первый спутник 4 октября 1957, и мы хотели также подчеркнуть эту традицию здесь, чтобы люди, связанные с теми событиями, были гостями нашего фестиваля. Безусловно, было бы замечательно, если среди нас оказался бы Сергей Королев – человек-машина для всех космических машин. К сожалению, его уже нет. Мы очень ждали Алексея Леонова и приглашали его в течение четырех месяцев, но тот, к сожалению, не приехал. Ведь он был первым человеком, вышедшим в открытый Космос. К тому же у нас проходили дебаты в новом Планетарии, который был открыт в июне этого года в Варшаве в центре науки им. Коперника, самом современном центре такого рода в Европе на сегодняшний день. И я представляла себе эти дебаты с участием Леонова, потому что фильм, показанный в Планетарии, был посвящен не только Гагарину, но и Леонову. (Примечательно, что фильм этот сняли американцы, а не русские). И хотя мы сделали все, что можно, предлагали ему и его жене наилучшие условия, в последнюю минуту он нам отказал. Мне очень жаль, потому что в течение четырех месяцев в десятках писем, факсов и телефонных звонков мы сообщали ему, как сильно его здесь ждут, но ничего не помогло! Зато наш гость в Варшаве – Юрий Батурин, который два раза побывал в космосе. Он также привез документальный фильм «Лестница в небо», сделанный в 90-е годы и рассказывающий о том, как становятся космонавтами. Можно назвать его «инструкторским» фильмом. Батурин и Силаев были на наших дебатах в Планетарии, в которых принимал участие также Мирослав Гермашевский – единственный польский космонавт, участвовавший в полете «Союза». Кроме документов в этой секции показываем «Солярий» Тарковского, «Аэлиту» Протазанова 1929 года, «Бумажного солдата» Германа-младшего, фильм для детей «Белка и стрелка» («Звездные собаки: Белка и Стрелка» прим. Д. Н.) демонстрировались на «Малом спутнике».

Очень интересная, на мой взгляд, секция «Революция в российским кино», которую мы сделали совместно с Виктором Матизеном: он предлагал, а я выбирала, потому что смотрела на картины также с точки зрения того, понравятся ли они польскому зрителю или нет. Не всегда российский критик может знать, поймут ли поляки той или иной фильм.

ДН: По-моему, иногда «некритическое» образование только идет на пользу выбранной программе, потому что позволяет дистанцироваться от исключительно взгляда на художественные качества фильма, принимая во внимание иные, немаловажные факторы…

МШ: Естественно. Кроме того, художественное кино очень мощно представлено в конкурсной секции, и нам также не хотелось бы, чтобы фестиваль был только для синефилов и людей, способных смотреть картины без диалогов с одними лишь прекрасными картинками. Мы отличаемся от всех кинофестивалей Польши и во всем мире тем, что представляемые нами фильмы для зрителя в возрасте от трех до ста лет: для всех, кто может прийти и прочитать субтитры. Это и романтические комедии, и драмы, игровые фильмы, блокбастеры, исторические, военные, эротические (в этом году была представлена программа «Русский эрос» – прим. Д. Н.) – словом, огромная возможность для выбора. В этом году мы начали работать над секцией, которая появится в следующем году – для глухих.

ДН: Это будут фильмы, касающиеся данной тематики, или фильмы, подготовленные специально для них?

МШ: Это будет секция из шести фильмов с сурдопереводом. Я также планирую программу, посвященную спортсменам, чтобы приглашать лучших спортсменов России и показывать фильмы и игровые, и документальные.

ДН: Россия и спорт были и будут богатой темой, да?

МШ: В Польше случилось небывалое событие, когда приехал Николай Валуев представлять «Каменную башку». На пресс-конференции у него было около 50 интервью, и он не мог отказаться, так все были заинтересованы его личностью и специфической внешностью! После этого он даже получил награду за «артистическую выразительность».

ДН: Как Вы оцениваете отношения между Россией и Польшей за последние пять лет, что вы проводите кинофестивали? Что связано со «Спутником»? И вообще с нашими странами?

МШ: Это хороший вопрос, журналисты часто об этом спрашивают. Реальность иная, нежели она представлена в СМИ. К сожалению, в некоторых странах управляют, например, американские компании, в Польше часто – немецкие, не только польские. И журналисты говорят не то, что думают, а что им велят писать. И, к сожалению, не пишут правду. Так как я сотрудничаю с Россией, вижу, как реагируют поляки, не только на фестиваль, но и, например, на многочисленные концерты, организованные мной и моим мужем, могу сказать, что с 2004 года я не встретила ни одного злого комментария или стремления дистанцироваться. Напротив, заметна иная тенденция: мы стали гораздо более открытыми по отношению друг к другу. Я думаю, что очень много людей здесь работает над тем, чтобы не до конца демонстрировать эти хорошие отношения, в особенности тем иностранным владельцам медиа, для которых было бы выгоднее ухудшение наших отношений. В действительности, поляки не живут одной лишь историей, это как раз поле действия для медиа – возвращать поляков в круг этих событий. Молодое поколение это совершенно не интересует, а интересует только то, что происходит сегодня и что будет завтра. История и традиции важны, но не настолько, чтобы стать причиной для непримиримых дискуссий или конфронтации. Для молодого поколения важно развитие отношений между нашими странами, прежде всего, экономических. Но ведь и в России нет к полякам какого-то неограниченного уважения, прежде всего нас объединяет рынок.

ДН: Однако невозможно не отметить, как достойно мы пережили одно из событий новейшей истории – крушение самолета под Смоленском, с каким уважением и трепетом Россия тогда соболезновала и помогала Польше…

МШ: Да, я помню, как россияне приносили цветы к зданию посольства.

ДН: Невозможно не заметить, что отношение россиян сегодня изменилось.

МШ: Это правда. В 2007 году организовать первый фестиваль нам было труднее, нежели сейчас. Но я понимаю, что была катастрофа, однако наш фестиваль не хочет мешать себя с политикой и не будет. Хотя с той катастрофой мы были связаны предельно тесно: там умер мой ближайший друг вице-министр иностранных дел Анджей Кремер, который привлек свое Министерство к организации фестиваля (на первом и втором – мы не сотрудничали). Сегодня же мне очень сильно помогают Юстина Леванская, советник министра, и профессор Адам Ротфильд. Тем самолетом летел также Томаш Мертек, который десять дней спустя должен был открывать наш фестиваль, а также летели 50 пленочных копий для «Вислы»! Наконец в августе-сентябре этого года я получила из милиции Минска коробку с фрагментами, найденными на месте катастрофы, в которой были куски пленок и упаковок, письма Анджея, которые сохранились, потому что были легкие. Это все хранится в нашем офисе, а передать некому.

ДН: Возможно, когда-нибудь появится музей?

МШ: Возможно, но сегодня даже отдать никуда невозможно. Потому что все так политизировано, что если передать одним, то будет проблема с другими, кому не отдали. Наверняка, эти материалы обладают большой исторической значимостью, и надеюсь, когда-нибудь они отправятся в музей, который будет сам по себе, аполитичен.

ДН: Возвращаясь к кино, которое нас интересует больше, чем околополитические интриги. Видите ли Вы какие-то общие связи, темы, явления, проблемы в российской и польской кинематографиях сегодня? Проекты?

МШ: Один общий проект появился. В 2009 году был подписан договор о российско-польской копродукции, для России это был первый фильм после 25 лет отсутствия какого-либо сотрудничества. Фильм «Только не сейчас» Валерия Пендраковского.

ДН: А «1612»?

МШ: Это не была копродукция. Это был российский фильм, в котором играли польские актеры. А «Только не сейчас» был первой картиной, для которой был подписан договор между Министерством культуры России и Польским институтом киноискусства, и оба государства финансировали этот проект. Кроме того, в этом фильме сыграл Даниэль Ольбрыхский, и он прошел в российском прокате. Мы уже в течение полугода работаем над тем, чтобы организовать какое-то сотрудничество между российскими и польскими продюсерами. Это очень трудно, но кое-что удалось: во время фестиваля «Висла» в апреле этого года приезжала киношкола Анджея Вайды. Она существует уже 10 лет и благодаря нашей инициативе удалось добиться сотрудничества между нею и ВГИКом.

ДН: На той встрече Войчех Марчевский рассказывал о структуре школы и возможности принимать у себя российских студентов.

МШ: Совершенно верно. К сожалению, другого сотрудничества между нашими киношколами на сегодняшний день нет, и неизвестно, будет ли. Хотя проект съемок совместных короткометражных фильмов существует. А короткометражка – визитная карточка будущего режиссера, я видела много очень хороших фильмов, некоторые из них маленькие шедевры. Короткий метр очень важен, хотя на него не все обращают внимание.

ДН: Не то, чтобы не обращают внимания. Но в России он просто не имеет проката…

МШ: Но должна существовать финансовая поддержка, презентация на различных фестивалях, в том числе на международных, награды за короткий метр, чтобы режиссер мог обратить на себя внимание, и, таким образом, получить финансирование на дебют.

Если же говорить о тематике, все мы - славяне и лучше понимаем фильмы друг друга. Полагаю, что многие российские фильмы, показанные, например, в Германии, Америке, Англии, Франции, не захватили бы зрителя и не попали бы в прокат лишь потому, что западная ментальность к западу от Польши совершенно отличается от русской. И хотя польская и российская ментальности тоже различаются, у нас разные культуры, история, но в основе всего – славянское происхождение. Мы смеемся в кино над одними и теми же моментами, плачем, переживаем, у нас похожие проблемы, потому что довольно долго существовали сходные режимы,« холодная война», и мы вместе были под чьим-то диктатом. История объединила нас, она же оказала влияние на многие кинофильмы. Однако те проблемы, с которыми сегодня сталкиваются русские, касаются и поляков. Это проблемы, главным образом, экзистенциальные. Мы не говорим сейчас о них самих, а только о способе их репрезентации в кино, я часто сравниваю российское кино с манифестом «Догма», потому что это фильмы простые по форме, хорошо представленные, без слащавости и сантиментов, перегибов, актеров, на которых не хочется смотреть, потому что они пережили 15 пластических операций. И в польском кино мы наблюдаем подобные явления и тенденции хотя бы с точки зрения визуальной культуры. Хотя Польше еще несколько далеко до вашего кино. Потому что в российском кино существует мораль.

ДН: Мораль?! Почти в каждом фильме, несущем зрителю какой-то посыл, есть мораль.

МШ: Почти каждый фильм несет в себе определяющую мысль.

ДН: А как по-вашему, эта мораль российского кино талантливо вплетена в канву самой истории?

МШ: По-моему мнению, да. Фильм не бывает снят для того, чтобы зритель вышел с него, не задумавшись над чем-то. Например, такие картины, как: «Остров» Павла Лунгина, «Возвращение» и «Изгнание» Звягинцева, «Полторы комнаты…» Хржановского, «Похороните меня за плинтусом» Снежкина, «Бедуин» Игоря Волошина – в них всех существует какая-то ведущая мысль, идея, послание. Главным показателем режиссерской работы для нас, когда мы показываем фильм, является то, что когда появляются заключительные титры, зал не встает. Пять минут, например. Пребывая в тотальном шоке, потому что фильм уже после окончания, продолжает оказывать влияние – и для режиссера это очень значимый показатель успеха. Ведь когда картина слабая, многие уходят еще во время сеанса или на титрах. Другим таким показателем служат аплодисменты после сеанса. Здесь, в Польше это случается довольно часто, значит, фильмы полякам понятны и нравятся им.

ДН: Кстати о культуре восприятия: аплодисменты в кинозале – по-моему, как раз наша с Польшей общая черта. Однажды во Франции мы смотрели с друзьями фильм Франсуа Озона «Отчаянная домохозяйка». Фильм явно всем понравился, но только я выразила свой восторг аплодисментами, что вызвало недоумение и вопросы: почему я так поступила, ведь это обычный сеанс и съемочной группы в зале не было.

МШ: Ну вот видите. У нас же это случается довольно часто. Хотя я одновременно считаю, что Россия для поляков все еще довольно экзотична. Говорю сейчас не о фильмах, а о стране. «Жила-была одна баба» - выразительный тому пример: как там трактуются женщины. Россия, как страна, как люди, как культура, и отвратительным барьером для изучения этой культуры являются визы.

ДН: Ну сейчас легче.

МШ: Нет, постоянная проблема.

ДН: Для поляков?

МШ: Разумеется! Обязательно необходимо приглашение, нет приглашения, места, где жить – вообще не поедешь, не получишь визу. Еще и поэтому наш фестиваль так необходим полякам, и выглядит еще более экзотическим: что там такого интересного еще придумали эти русские?! Ведь о людях можно многое узнать из культуры - книг, искусства, но, прежде всего, из кино.

ДН: А что Вы думаете о таком явлении, когда российские режиссеры снимают фильмы где-то не в России, и это уже не совсем российский фильм? Например, в вашем конкурсе мы видели «Фауста» Сокурова, который, в действительности, является копродукцией множества стран: от США до Японии, а по сути, переложенным на язык кино текстом немецкого классика Гете, а на открытии мы смотрели сказку Кончаловского, много лет работающего в Голливуде, чей «Щелкунчик и Крысиный король», -- снятый преимущественно на англо-венгерские деньги в стилистике американского мэйджора на основе сказки немецкого писателя. Как определять, классифицировать такие фильмы?

МШ: Так поступают режиссеры по всему миру, не только россияне. О таких режиссерах можно сказать, что они более открыты к международному сотрудничеству. Но я считаю, что важно определить, где у художника Родина, откуда он, а не где снимает. Это совершенно не важно. Хотя фильм Кончаловского и не совсем российский по факту, но мы очень хотели показать его, так как его творчество очень хорошо известно в Польше. Более того, хотели сделать его ретроспективу.

ДН: Это понятно, но что русского вы видите в его последнем фильме?

МШ: Самое важное – режиссер, которого я считаю русским. На каждой встрече, пресс-конференции он особенно подчеркивал свое происхождение. Мне же важно было показать, как формируется судьба такого режиссера, поэтому в ретроспективе мы демонстрировали все его творчество от дебюта до последнего фильма. Именно поэтому на открытии я хотела представить фильм, который здесь никогда не появится. И он был чудесно принят здесь, может русскими и нет, но наш фестиваль в Польше, а не в России.

ДН: Два слова о «Фаусте» под конец…

МШ: Что касается «Фауста»… На фестивале в Венеции не имело значения, что он сделан на основе текста немецкого писателя, с «нерусской» темой, сыгранный актерами в немецком оригинале…

ДН: А кроме этого, является последней частью совсем «нерусской» тетралогии…

МШ: Все это не имело значения для жюри. В заголовках таблоидов было только одно: «Российский режиссер Сокуров получил главный приз в Венеции». И никто не писал, на каком он снят языке и так далее. И ни для одного критика и зрителя в Польше это не имело никакого значения! Важно было только, что это сделал Сокуров. И сделал замечательно!

ДН: Будем надеется, что это тоже наша общая с поляками чертами: кого считаем «своим» и какое это широкое понятие.

Перевод с польского Д. Назаровой