В российский прокат вышел минималистичный триллер «Лок» Стивена Найта – участник Венецианского фестиваля и лауреат премии Британского независимого кино за лучший сценарий. Зара Абдуллаева – о том, что помешало этому фильму стать шедевром, несмотря на его многочисленные достоинства.

К роману Гладкова, который помнят только спецы по советской литературе, второй фильм славного сценариста («Грязные прелести», «Порок на экспорт») Стивена Найта (его режиссерский дебют «Эффект колибри» прошел, как косой дождь) отношения не имеет. «Лок» – с единственным героем, протагонистом-прорабом (Том Харди), экспертом по цементу – мог бы называться «Фильмом о настоящем человеке». И тоже без всяких дальнобойных аллюзий. На самом деле и скорей всего фамилия прораба, скинувшего прозодежду в одном из английских городов и севшего за руль, чтобы помчаться в Лондон, отсылает к философу Локку, уверявшему, что познанием правит опыт. Управленец стройбригады Лок – апологет эмпиризма, который для него вовсе не сводится к марке цемента, необходимого для заливки фундамента самого высокого здания в Европе, – заливки, которая должна состояться завтра, ранним утром. Но сегодня, когда Айвана Лока ждут дома сыновья у телевизора, где разразится футбольный матч, а жена уже купила сосиски, пиво и надела майку болельщицы любимой команды, он отправится в другую сторону, потому что «так правильно».

Почти полтора часа он (и зрители) проведут в дороге. Камера вперится в лицо Харди, изредка на шоссе и вечерние огни. Простуженный Лок будет говорить по громкой связи – вот и все действие. Но все это время – время телефонных разговоров, диалогов, чуть-чуть с лишним налетом сентиментальности – именно саспенс будет цементировать достоверную и вместе с тем чудаковатую драматургию этого полупроизводственного кино.

«Лок»

Мы узнаем почти без всяких лишних деталей и якобы художественных примет, будто бы необходимых, чтобы публике не заскучать, глядя на единственную (на протяжении фильма) мизансцену человека в салоне BMW, как внезапно жизнь благонравного прораба, профессионала-честяги, любящего работу больше семьи (так считает жена, отмывающая цемент с ботинок мужа), покатилась вверх дном. Но пока он будет ехать к малознакомой немолодой одинокой секретарше, которую не полюбил, но пожалел в какой-то командировке, где было «холодно и сыро», с которой однажды переспал, и теперь она рожает, и он не может поступить, как осел, козел или как его собственный отец, впервые увидавший Айвана спустя годы, герою предстоит разобраться со своим начальником, его начальниками из Чикаго (заказчиками европейской стройки века), работягами (он им дает указания к утренней заливке), шефом полиции, дающим разрешение на перекрытие дорог, детьми, женой, роженицей, врачами клиники и, главное, конечно, с самим собой.

Лицо, глаза, взгляд, реакции Харди никакой связи с почетным актерским бенефисом не налаживают. Зато демонстрируют с пугающей естественностью твердолобую решительность хорошего человека, ответственного за утренний фундамент, хотя его тут же в машине, по телефону, уволили, за семью и дом, в котором ему тут же, по телефону, было отказано, и за чужую во всех смыслах тетю, которая, однако, рожает от него. В этом все дело. Пусть нет у него с ней ничего общего, кроме случайного ребеночка. Она, названивая прорабу перед самым кесаревым, говорит, что находится в ожидании Бога или Годо. И хихикает. Лок подачи не ловит. Он знает только, что цемент должен быть марки С6 и ни один мешок с другим клеймом не должен быть замешан в тот судьбоносный для Европы фундамент. Еще он знает, как правильно поступать, а как негоже. Но без пафоса, просто-напросто. Эмпирически. И без абсурдных, но для него абсурдных и непотребных накладок, обманок, которые так легко было использовать. Чтобы эту ночь перевалить без роковых (или не роковых?) последствий. Или все-таки роковых на обыденный «здравомыслящий» взгляд.

«Лок»

Если б Найт отказался от «линии отца», призрак и травма которого не дают покоя Локу, этот фильм был бы безупречным. А съемки человека на пути из одного пункта в другой, переживающего/управляющего своим производственным и человеческим опытом, стали бы событием в ряду фильмов, режиссеры которых ограничивали себя пространством действия. Найт не удержался от так называемой мотивировки. Но Харди спас. А его герой послал таки на три буквы чикагских застройщиков, от пыла которых холодеет его английский босс, и зашил наконец свою рану бастарда. Без зализывания (затягивания) такой раны был бы высший класс без придирок.