Дмитрий Комм восхищается новым фильмом Джонни То «Слепой детектив», а заодно объясняет, почему, на его взгляд, все надежды современного кинематографа следует возложить именно на китайцев.

Фразой, вынесенной в заголовок, я несколько лет назад начинал каждое занятие на курсе «Жанры гонконгского кино». И позднее студенты говорили мне, что именно она лучше всего описывала их впечатления от увиденного. Некоторые даже утверждали, что знакомство с кинематографом Гонконга перевернуло их представление о возможностях кино.

Данная фраза, на мой взгляд, может служить и хорошим слоганом для нового фильма Джонни То «Слепой детектив». В нем Энди Лау играет гениального сыщика с истинно китайским именем Джонстон. (Само это имя уже представляет собой гэг: по ходу действия мы узнаем, что настоящее имя героя звучит как Чон Ситон, и он, по гонконгской моде, переделал его на английский лад.) Некогда Джонстон был звездой полицейского управления Гонконга, однако от излишнего служебного рвения ослеп и теперь подхалтуривает в качестве частного сыщика: разыскивает преступников, за чьи головы назначена награда. Никаких неудобств в связи со слепотой Джонстон не испытывает, ориентируясь по звукам и запахам лучше японского Затоичи и надеясь, что достижения современной медицины помогут вернуть ему зрение.

Китайский постер к фильму «Слепой детектив» идеально выражает его стилистику.

Приключения начинаются, когда женщина-детектив Хо (Сэмми Чен), сочетающая невероятную крутизну с трогательной неуверенностью в себе, нанимает Джонстона найти давно исчезнувшую подругу детства. Но у героя другие планы: он собирается использовать наивную Хо в качестве партнерши в своей охоте за головами. С этого момента фильм словно бы сходит с ума. То, что начиналось как полицейский триллер, превращается в кинематографическое подобие американских горок: каждые пять минут действие совершает неожиданный кульбит, каждая новая сцена решается в другом жанре по отношению к предыдущей, диапазон этих жанров колеблется между мистическим хоррором и романтической комедией, а сюжетных поворотов хватит на целую дюжину картин. В одной из сцен героиню на улице сбивает машина, после чего она взлетает в воздух и приземляется аккурат на заднее сиденье другой машины, принадлежащей персонажу, в которого Хо тайно влюблена; это событие оказывается началом их романа.

«Слепой детектив», трейлер

Другая героиня, узнав, что ее бойфренд переезжает, решает тайком последовать за ним и прячется в его платяном шкафу. Когда она вылезает из шкафа, то оказывается… в Рио-де-Жанейро; выясняется, что бойфренд переехал не на другую улицу, а в другую страну. Юмор картины имеет несколько раблезианский характер, – как в сцене, где Джонстон, впервые оказавшись в квартире Хо, отчаянно мечется в поисках туалета, натыкаясь на все, обо что можно споткнуться, и в итоге едва не падает в ванную, где, разумеется, в этот момент моется героиня.

Не менее впечатляют дедуктивные способности персонажей. «Что может отвлечь вас от убийства человека? – размышляет Джонстон и приходит к ошеломляющему прозрению. – Необходимость срочно убить другого человека!» С убийствами, кстати, в фильме тоже все в порядке. Количество маньяков на единицу экранного времени просто зашкаливает: по ходу действия герои изобличают аж четырех, и еще пара злодеев остаются не пойманными – видимо, в расчете на сиквел.

С убийствами в фильме в «Слепом детективе» все в порядке

На последнем Каннском фестивале, где состоялась официальная премьера «Слепого детектива», прием был весьма теплым: публика хохотала и аплодировала. Но критики впоследствии испытывали явные проблемы с описанием этого разухабистого фильма. По утверждению Дерека Элли, еще большие проблемы были у западных прокатчиков, не понимавших, в каком жанре им следует позиционировать данное кино. Сам Джонни То ходил в Канне довольный, как слон, и гордо сообщал прессе, что снял «настоящий гонконгский фильм».

– Гонконские фильмы не используют обыденную логику, – говорил он. – Мы можем показать на экране все что угодно. Сцену автомобильной погони, потом музыкальный номер, потом убийство. Мы можем комбинировать самые разные элементы в одном фильме.

– Почему гонконгские фильмы такие безумные? – поинтересовался у него корреспондент журнала The Hollywood Reporter. – Откуда это взялось?

– Потому что Гонконг – это не Америка, где все контролируется студиями, – был ответ. – У нас все решает режиссер. Бюджет, съемку, подбор актеров. Режиссер – настоящий хозяин своего фильма.

«Слепой детектив» может служить лакмусовой бумажкой, отделяющей примитивных любителей ориентальной экзотики от настоящих поклонников гонконгских фильмов. Те, кто любят гонконгское кино, любят его не за то, что люди там летают по воздуху и бегают по стенам (хотя именно гонконгцы изобрели технику полетов на тросах, которой весь мир сегодня подражает), но за то, что это самое свободное и раскованное кино в мире, демонстративно отрицающее власть любых правил и догм.

Слепой детектив Джонстон прекрасно ориентируется по запахам и звукам

Нередко делающиеся буквально «на коленке», даже без сценария, со смешными съемочными периодами в три-четыре недели, гонконгские фильмы всегда берут свое артистизмом и безграничной фантазией. Когда в «Истории китайского призрака» (1987) прямо вслед за любовной сценой с участием прекрасной девушки-привидения на экране появляется пожилой воин-даос, который читает рэп на тему, как трудно найти свой путь в этом мире, мы понимаем, что этот фильм мог быть произведен только в Гонконге. Когда в последнем опусе Цуй Харка «Молодой детектив Ди» (2013) мы видим сцену, где герой скачет по морю на лошади (!) а за ним вприпрыжку несется гигантское, зубастое чудо-юдо, нам ясно, что на этой сцене стоит клеймо made in Hong Kong. Никакой Джеймс Кэмерон не сможет придумать нечто настолько абсурдное в фильме, который совсем не является комедией.

Фантасмагоричность гонконгских картин когда-то навела одного отечественного критика на мысль, что китайцы, дескать, вообще не понимают, что такое жанры. Это, разумеется, чепуха. В 60-е годы в Гонконге снимались чистейшие образцы всех жанров, от мюзикла до шпионского фильма. Да и сегодня сам Джонни То, почти одновременно со «Слепым детективом», снял в Китае вполне конвенциональный полицейский фильм «Война с наркотиками» (2013). Разухабистость и визуальное безумие пришли в кинематограф Гонконга в конце 70-х годов, вместе со вторжением режиссеров «новой волны». Причем большинство из этих режиссеров училось в европейских или американских киношколах. С чего бы им не понимать, что такое жанры?

Маньяк пойман

Дэвид Бордуэлл предложил более убедительное объяснение этого феномена, сочтя программную эклектичность гонконгских картин китайской версией постмодернизма. Но так же это укоренено и в особенностях классической китайской культуры, о чем говорил еще мэтр гонконгского кино старшего поколения Кинг Ху: «Западное кино зажато между двумя полюсами – реалистическим и фантастическим. Но в китайской культуре нет этого противопоставления. Мы можем показывать реальное событие, как фантастическое, и наоборот». Соединение стремительной вестернизации гонконгского кино в 60-е годы с китайской культурной спецификой, очевидно, и породило этот уникальный стиль, который можно описать, перефразировав известный афоризм про бразильскую футбольную сборную: «Вы нам покажете все, что сможете, а мы вам – все, что захотим».

При этом нельзя забывать и плеяду уникальных исполнителей, которыми располагает гонконгское кино. Таких, например, как Энди Лау и Сэмми Чен, сыгравшие главные роли в «Слепом детективе». Их можно назвать любимыми актерами Джонни То: Энди снимался в десяти его режиссерских работах и еще в двух фильмах, которые он продюсировал; для Сэмми «Слепой детектив» стал восьмой совместной картиной с То. Оба имеют внушительные фильмографии: Сэмми Чен на сегодняшний день снялась в 28 картинах, Энди Лау – ветеран гонконгского кино и один из самых кассовых актеров Азии, имеет послужной список из 160 фильмов. (Русским зрителям лучше всего известны его роли в фильмах «Двойная рокировка» (Infernal Affairs) и «Дом летающих кинжалов».) И оба работали едва ли не со всеми ведущими режиссерами Гонконга, исполняя самые разноплановые роли и неоднократно выигрывая престижные актерские премии. В общем, их актерским карьерам может позавидовать любая кинозвезда мира.

Но жители самой бывшей британской колонии при упоминании имен Энди Лау и Сэмми Чен скажут: это поп-звезды, фактически король и королева кантопоп (популярной музыки на кантонском диалекте), продающие многомиллионные тиражи своих альбомов, собирающие полные залы на свои концерты и выступающие по всему миру – от Шанхая до Лас-Вегаса.

 
В Гонконге Энди Лау - как Ален Делон и Элвис Пресли в одном флаконе

Энди Лау и Сэмми Чен – типичные представители гонконгского шоу-бизнеса, где едва ли не каждая поп-звезда снимается в кино, а большинство актеров записывает музыкальные альбомы; где исполнитель может сегодня играть в фильме, завтра выступать с концертом в гонконгском Колизеуме, послезавтра – вести телешоу и т.п. Проще говоря, там все делают всё. Даже Чоу Юньфат и Тони Люн, хоть и не дают поп-концертов, нередко выступают с музыкальными номерами на телевидении. Гонконг невелик по размерам, его население – всего семь миллионов человек, там отсутствует система блокбастеров и пакетного производства, поэтому их главный козырь при рекламной раскрутке фильма – это имена звезд.

Гонконгским звездам приходится много работать, нередко снимаясь в трех-четырех картинах за год и имея при этом жесткий график гастролей, студийных записей и телевизионных выступлений. Применительно к ним, сыгравшим десятки, а иногда и сотни ролей, даже неправильно употреблять термин «поп-звезда». Скорее, они похожи на универсальных энтертейнеров с Бродвея или из лондонского Вест-энда, в обязанности которых входит умение сочетать пение, танец и актерскую игру.

Энди Лау и Сэмми Чен поют танго из саундтрека «Слепого детектива».

Поющий и танцующий актер – это совсем не то же самое, что поп-звезда, иногда играющая в кино саму себя, вроде Мадонны. Разносторонность и харизма гонконгских исполнителей придает тамошним фильмам некое богемное качество (в хорошем смысле слова). Благодаря этому, хотя Гонконг и служит мировой витриной капитализма, тамошним фильмам удается избежать буржуазности. Когда смотришь гонконгские картины, вроде «Слепого детектива», создается впечатление, что «респектабельность», «престижность», «хороший вкус» и прочий понятийный мусор вовсе не присутствует в головах их создателей. Отсюда непредсказуемость, озорство и позитивная энергетика даже в самых мрачных сценах. Все это было свойственно европейскому и американскому кино в 60-е годы, но оказалось утраченным с приходом культуры яппи. Однако в Гонконге, по утверждению режиссера и продюсера Питера Чана, «никто даже не понимает, что такое яппи».

Сэмми Чен: рождественский концерт, гонконгский стиль.

Поэтому едва ли не единственным позитивным процессом, происходящим в современном кинематографе, на мой взгляд, является стремительная гонконгизация кино материкового Китая. Нынешний кинобум в КНР, где каждый день открывается новый мультиплекс, а кинопрокат по общей сумме сборов уступает только американскому, движим многочисленными гонконгско-китайскими копродукциями. Произошедшая в 90-е гонконгизация Голливуда, хоть и породила ряд ярких картин, вроде «Матрицы» или «Убить Билла», не смогла спасти американское кино от деградации в силу слишком большой разницы в системе кинопроизводства. В Китае этой проблемы нет и, возможно, поэтому китайское жанровое кино, рождающееся буквально на наших глазах, с каждым годом обретает все большую раскованность и артистизм на гонконгский лад.

Проще говоря, теперь вся надежда на китайцев. Если им не удастся спасти кинематограф как от унылого артхаусного шарлатанства, так и от глянцевого маразма блокбастеров, это не удастся уже никому.