«Я не могу выпить море»

Мнения.ру побеседовали с известным российским интеллектуалом, социологом культуры, главным редактором журнала «Искусство кино» Даниилом Дондуреем. В каком будущем нам предстоит жить? Что ждет Россию в течение ближайших десятилетий? Какую роль должны взять на себя сегодня мыслящие люди? За что мы несем ответственность и как выжить в «третьей реальности»? Читайте об этом в нашем материале.

— Даниил Борисович, мне хотелось бы поговорить с вами о будущем. Каким вы видите Россию в перспективе ближайших 10–20 лет?

— Редкая тема. Обычно она существует у нас в виде огромных официальных докладов экономистов по заказу правительства. Никто меня никогда не просил подумать об этом. Не случайно у нас, по данным социологов, только два процента граждан планирует свое будущее больше чем на год, 48% — до года, а половина населения вообще ничего не планирует.

Мне кажется, что если не произойдет событий, связанных с чем-то чрезвычайным — с фатумом, например, с пятикратным падением цен на нефть или здоровьем лидера нации, не дай Бог, с атомными неприятностями или случайным расстрелом… то, исключив обстоятельства, обусловленные роком, Россию, на мой взгляд, ждет привычное накопление разного рода отставаний. Многомерное, невидимое, неосознаваемое. Часто даже научно рефлексируемое, но — не исправляемое.

Наша Система жизни ведь не развивается поступательно, как многие другие цивилизации. Ее принцип — сохранение всех смысловых тормозов: мировоззренческих, моральных, ментальных. Сначала включается плохо изученное самопогашение движения вперед, затем взрыв-скачок. Российские культурные коды не обеспечивают совершенствование экономики, социальных, политических и всех других отношений, последовательно отвечая на вызовы времени. А политики и сами экономисты это не понимают. Как только Система начинает быстро трансформироваться, включаются вековечные культурные предписания — те самые тормоза, которые замедляют ход, направление, скорость развития российского социума. Тянут вниз, вбок. В сторону от модернизации.

— Это цикл, который повторяется не в первый раз в истории России.

— Да, конечно. Одна из важнейших основ устройства нашей социокультурной системы — постоянное взаимодействие, сотрудничество и отторжение между так называемыми «Россией-1» и «Россией-2». Первая — это протофеодализм, матрица консервативных отношений, византийская пышность и лицемерие, потемкинские деревни во всех сферах обыденной практики, трансляция из века в век архаичных представлений о человеке, власти, порядке, добродетели, непростых отношениях элиты и народа. Моральные ценности и нормы, включающие в себя, скажем, национальные представления о свободе, справедливости, долге накапливаются, развиваются, ищут коммуникации с западными приоритетами, а затем неумолимо силовым образом отторгают их. Заходят в тупик, накапливают отставание. А уже потом через конфликт, кризис, активно переживаемый слом или кровавую революцию прорываются дальше. Всегда через «смутное время». Раньше оно возникало каждые двести, сегодня каждые сто, завтра — через каждые пятьдесят лет. Эти периоды (отставание — скачок) учащаются.

Вот и сейчас Россия накапливает идеологическую, моральную, психологическую усталость. И обязательно — превратные представления экспертов о нынешнем времени, о самом устройстве жизни, его скрытых пружинах.

Вдруг почему-то у нас, а не, к примеру, в Германии или Голландии происходит реализация марксистских идей. Где Россия, а где — Маркс? Какие-то пафосные и циничные парни на деньги германского Генштаба привозят безумные европейские идеи и женят их на местном анархизме. Ввергают гигантскую 140-миллионную империю в опустошение тупикового пути. А ведь Россия в 1914 году, единственная из воюющих стран, не вводила продуктовые карточки, продолжала строить железные дороги, три тысячи каменных домов ежегодно только в Москве. И вдруг, откуда ни возьмись, «светлое будущее всего человечества»!

К сожалению, наша интеллектуальная мысль не создала серьезную теорию, способную рассматривать воздействие на разные стороны жизни российской культурной матрицы, ментальности, хитрости отечественной эволюции. Учитывающие ее уникальные заморочки. Это понимание существует лишь в разного рода отрывках, фрагментах. Привязано к индивидуальному почерку. Можно с удовольствием рассуждать о Ключевском, Бердяеве, Федорове, Флоренском или Ленине. Но в любом случае это выхваченные мозаичные элементы из необъятного фантома сверхсложного по своим секретным кодам здания российской культуры. Нет даже отдаленного консенсуса в наших путешествиях по этому методологическому лабиринту.

— Западные теории не подходят для понимания России?

— Не подходят. Возникает огромное количество неверифицируемых вопросов — прямых, скрытых, неоднозначных. Российская культура табуирует многие значимые зоны даже для себя, своих исследователей, тем более для западного сознания. Каким образом, например, технология отношений государя с боярами транслируется начиная с монгольского ига и вплоть до кооператива «Озеро». Его бывшие члены обладают большей властью, чем министры, только потому, что жили, учились, дружили с «первым лицом». Это законы местничества? Однокашники, кровники? На дворе XXI век. Видимо, не случайно мы здесь сегодня воспроизводим связи и отношения, характерные и для XV, и для XVIII веков. Как на самом деле действует наша экономика, вообще нигде не описано. Все мы умело пользуемся ее правилами. Но вы не обнаружите учебников по эффективному воровству, творческим навыкам непрозрачности. Не опубликованы монографии по психологии «откатов» чиновникам. А ведь четверть российской экономики, по данным Росстата (официально), или сорок пять процентов, по версии Всемирного банка (реально), находится в «тени». Успешно работает конкуренция кланов, невидимая практика разрешений и запретов на ведение бизнеса, уникальные бандитские техники отъема собственности через следствие и суды. Какая тут теория экономики от Джона Гэлбрейта!

— Когда вы про «Россию-2» говорили, что имелось в виду?

— Вторая Россия — модернизированная, европейски ориентированная. Это родина Сперанского, Александра II, Витте, Столыпина, Гайдара — либеральных модернизаторов, протолкнувших родную страну в будущее. После Сперанского, за четыре года почти удвоившего национальный ВВП, обязательно появляется Аракчеев.

— Сейчас мы в какой точке исторического цикла находимся?

— Путин, как всегда, идет одновременно двумя дорогами — и в сторону «России-1», и в направлении «России-2». Сейчас он уверен в необходимости консервативного крена — так он ищет некий «третий путь», который устроит наконец всех. Именно поэтому страну ждет затяжной кризис. Отставания по всем направлениям будут только накапливаться.

При этом Путин прекрасно понимает, что многие макроэкономические достижения страны существуют благодаря твердости и прозорливости либерального блока правительства. Люди этой группы остаются неприкосновенными при любых обстоятельствах: Кудрин, Чубайс, Дворкович, Шаталов, Игнатьев, Набиуллина, Улюкаев. Президент знает, что именно они кормят страну. Нельзя отдавать финансовую политику Рогозину, Сечину и другим агентам «России-1».

Но можно ли десятилетиями совмещать обе линии в своей политике — либеральную и консервативную? По сути, это утопия, живущая сегодня за счет счастья высоких сцен на нефть. Содержательная платформа «России-1» в конечном счете перемелет и этот подарок судьбы. Вдумайтесь: кто-то всерьез утверждает, что малюсенькие иностранные деньги, предназначаемые беднейшим НКО, представляют опасный вызов для нашей национальной безопасности. Такого не было даже при царе Алексее Михайловиче!

Конечно же, политическая власть не знает, что Система непременно должна быть содержательно-целостной, внутренне непротиворечивой. Никакой двойственности, тройственности… В сверхжестких версиях российской реальности времен Иосифа Виссарионовича была варварская, но целостность. Мышь не пробежит. Тем не менее, отечественная Система времен социализма сначала мутировала, затем рухнула.

Сейчас перед нами вроде бы очень благополучная, но в моральном смысле опустошенная, изъеденная прожективной немощью, мировоззренческими заболеваниями система жизни, раздираемая взаимоотрицаемыми смыслами. В оболочке «России-2» дышит сердце «России-1». И думающие люди совсем не знают, что с этим делать.

Единственное, что внушает мне оптимизм, — вера, скорее необъяснимая уверенность в уникальной способности российской культуры к самосохранению. Она безмерно пластична и множество раз уже останавливалась у бездны. Мы еще увидим очередной скачок развития нашей «догоняющей» цивилизации.

— Все процессы сейчас происходят быстро, так что, наверное, и на долгий застой рассчитывать не приходится.

— Резерв прочности российской ойкумены мне представляется большим. Главное другое: я не вижу пока новых интеллектуальных сил, способных адекватно объяснить суть происходящего, а значит реально проектировать его будущие состояния.

— Где брать человеческие ресурсы, чтобы остановить сползание в пропасть?

— У нас это всегда происходит через мобилизацию. Важнейший и универсальный социальный механизм — состояние войны. По поводу ли отражения иноземных захватчиков, запуска космического корабля или сдачи к сроку олимпийских объектов в Сочи. Не есть, не спать. Сосредоточиться! Но пока для новой мобилизации и рывка мы еще не подсобрали, не накопили энергии падения.

— Когда мы говорим о кризисе, мы, конечно, имеем в виду нечто отличное от набившего оскомину понятия экономического кризиса.

— Разумеется. Экономика может лишь спровоцировать надвигающийся мировоззренческий культурный кризис. В России он всегда связан с отсутствием жизнеспособной модели будущего. Не случайно же об этом ни слова не сказали за 12 лет ни президент Медведев, ни президент Путин.

— Как раз тот контекст, с которого мы начали разговор. Придется мне тогда все-таки спросить вас: что делать?

— Для начала очень серьезно и целеустремленно заниматься профессиональной экспертизой разных сторон действительности. Если я занимаюсь системным анализом кино, мой долг состоит в том, чтобы заявить индустрии: «Предложения министра Владимира Мединского нанесут ущерб ее жизнеспособности. Так называемые патриотические фильмы все равно никто смотреть не будет. Патриотизм должен органично присутствовать в сознании самого художника, его нельзя специально заказать, отдельно оплачивать».

Недавно у меня была возможность рассказать нашему президенту о том, что телевизионный рейтинг (а это всего лишь экономический механизм распределения денег между каналами) нанесет большой урон сначала общественной морали, а потом и экономике России. Причем цена вопроса  всего 5 млрд долларов. При полуторатриллионном долларовом ВВП это совсем небольшие деньги. Рейтинг устроен таким образом, чтобы самое низкое в людях вытащить сначала в эфир, затем поместить в головы миллионов и впоследствии зарабатывать на этом. В результате у граждан формируются превратные представления о жизни. А это очень опасно.

— За 5 млрд мы уродуем состояние умов наших сограждан?

— Вот именно. Никто меня не услышал. Только констатировали, что я призываю к введению государственной цензуры в электронных медиа.

— Иными словами, на вопрос «Что делать?» вы предлагаете отвечать идеологией малых дел. Я, например, преподаю, и вот моя задача — отвечать за качество этого преподавания.

— Речь не о малых делах. Тут другая перспектива. Проблем, накопленных в стране, — море. В отличие от героев греческих трагедий, я не могу выпить море. Объяснить, как на самом деле работает российская цивилизация, как и куда она будет эволюционировать. Тут задействованы тысячи известных и малоизвестных факторов. Все это требует колоссальных исследований. При этом сама культура — мудрая, самообновляющаяся и самосохраняющаяся система.

— Некоторые философы согласились бы здесь с вами. Они сказали бы, что изменить мир невозможно. Зато в наших силах изменить то, что происходит внутри нас самих. В наших силах — изменить наши ценности. Вы говорите: нужно делать свое дело, приводите примеры. Тогда я спрошу вас: а зачем нужно этим заниматься? Ради каких ценностей? Ведь легко сказать, что вообще наступило время циников.

— Каждый из нас, обычных граждан, отвечает за небольшое пространство вокруг себя. Кто-то меньше, кто-то чуть больше. Но недопустимо мало людей, способных объяснить природу функционирования российской ойкумены, или, если использовать понятие Солженицына, как следует обустроить свое место. То, где ты находишься, за которое отвечаешь. Тут, безусловно, есть сложность: нужно самому выбрать меру соучастия, интеллектуальной бескорыстности, проектной установки. В России в настоящее время беспрецедентный кризис проектного мышления.

— Ради чего нужны проекты?

— Для того чтобы постоянно обновляться, знать, где это делается и как. Усложняться и таким образом избежать катастрофы не-развития. Последний год показал, что власть не вполне отдает себе отчет в перспективах своей компетенции, действий и ответственности, поскольку не рассматривает происходящее в контексте культуры в широком смысле этого понятия.

— Что сейчас происходит с интеллигенцией, которая в России исторически, начиная с Чаадаева и Герцена, противопоставляет себя власти, но в то же время мечтает «обустроить Россию», мечтает о народничестве? Что от этого осталось?

— Она сильно трансформировалась. Той более или менее единой интеллигенции уже нет, а есть отдельные сообщества, когорты, группы, которые выстраиваются под те или иные идеологии. Интеллигенция теперь не поводырь нации, а лишь одна из ее элит. А в результате народ не умеет должным образом работать, не имеет ответственности, воспитан алчным. Разрушаются семьи, производственные структуры, к власти как сфере обыденности и повседневной жизни люди относятся потребительски.

— Давайте отойдем от наших цивилизационных особенностей и обратимся к вопросу о том, какие черты характерны для современности вообще. Чем мир, в котором мы живем, отличается от того мира, который существовал тридцать или пятьдесят лет назад?

— Сегодня мы живем в так называемой третьей реальности, в пространстве медиа, которое объединяет те две реальности, которые всегда существовали. Первая — эмпирическая, предметная. Вторая реальность — дискурсивная, придуманная авторами. К ней относится все, что предлагается художественной культурой в традиционном смысле. А вот в третьей реальности первые две схлопываются таким образом, что человек почти их не различает. На первую он смотрит глазами второй, и наоборот. Хорошо знает Ивана Урганта, каждый его вздох, гримасу, но не знаком со своим соседом с третьего этажа. Но ведь именно с ним, а не со знаменитым телеведущим он делит опасность пожара или появления бандитов. Детали событий, связанные с распадом семьи Пугачевой или с судьбой президента Сирии Асада, в третьей реальности нами переживаются, а отношения с коллегой по работе часто нет.

Одновременно идет тотальная коммерциализация всего и вся. Авторская культура уже не может существовать без знания того, как она будет тиражироваться, как продаваться и доставляться до потребителя. Теперь сами способы продвижения (вспомним Маклюэна) активно влияют на содержание любого сообщения. Тот факт, что медийность сегодня присутствует всюду, ведет к беспрецедентному усложнению человеческих отношений, но одновременно — к упрощению состава, самого качества личности.

В будущем медийный вес индивида будет очень дорого стоить, и, я в этом убежден, начнет продаваться. Капитализация человека уже определяется его медийной стоимостью. В этом смысле индивида можно уже сейчас продавать, дробить, перепродавать. Часть себя я могу продать вам. И это только малая часть будущих нововведений третьей реальности. Главные олигархи, конечно, тоже будут медийными.

— Как нам ориентироваться в этой новой реальности, как приспосабливаться к ней?

— Я вижу только один ответ: учиться сложной рефлексии и саморефлексии. Почему, например, против Путина бесполезно выступать сегодня? Никто обстоятельно и доказательно не анализирует путинизм как доктрину, действующую технологию, не способен рассматривать ее природу в контексте российской ментальности. У нас настоящий голод концептуальной рефлексии.

— Представьте себе: есть, например, талантливый молодой человек двадцати лет. Он полностью дезориентирован в культурном отношении. Его окружают гигантские потоки информации. Как сейчас можно просто смотреть кино? Просто читать книгу?

— Действительно, ему очень трудно. Ведь сейчас все рядоположено, трансформировано по функциям, помещено в десятки разнородных контекстов. Нет явных иерархий, структурных обозначений масштабов. Действует режим, извините, смысловой помойки. Что молодому человеку посоветовать? Ему нужно исходить из простого постулата: мир устроен намного сложнее, чем ты можешь себе представить. Познавать эту сложность — в этом и состоит твое интеллектуальное предназначение. Простых ответов вообще не существует. Или только у великих философов. Люди, которые уверены в своих ответах, скорее всего глупцы или шарлатаны. Видимо, пришла пора снова собираться, как это делали двести лет назад, в интеллектуальные кружки. Учиться рефлексии, понимая, что мир стал за это время тысячекратно сложнее, и принимая давно известное: опыт истории состоит в том, что никто не извлекает из нее опыт.

Источник: мнения.ру