Культурное гетто. «Киношок»: короткометражный конкурс

Короткометражное кино для нашей страны, впрочем, вероятно, как и для всего постсоветского пространства, — вещь довольно эзотерическая. То есть на первый взгляд смысла в нем нет никакого. В Европе короткометражное кино очень во многом порождается праздностью мысли, а о том, что праздность — неотменимая составляющая счастья, писал даже Антон Павлович

Чехов. В наших же пределах мысли по большей мере — служилые. И тем не менее оказывается, что все-таки условия для существования короткометражного кинематографа у нас есть.

Мизерный бюджет позволяет автору короткометражного кино быть совершенно свободным — неподотчетным. Его творчество сводится к его отношениям с самим собой. А при наличии несчетного количества способов запечатлеть интересующую реальность истинный автор всегда найдет дорогу к видоискателю. Так, автор фильма «Быки» Александр Баканов из Казахстана после заказного ролика рекламы молока, набрав хроники и картинок из учебника, слепил довольно забавный и по-своему искусный шестиминутный компьютерный коллаж о революции. Когда фантастический эксперимент — скрещение головы профессора Доуэля с телом быка — приводит к тому, что этот чудовищный мутант призывает коров к восстанию против человечества, а затем распадается вместе со своими героями на части.

«Быки», режиссер Александр Баканов

Так что проблема небольших фильмов оказывается в основном не в сфере производства. Их беда — в отсутствии демонстрации. Но, честно говоря, в общем, понятно, что никто не озадачен сбором программ для показов в кинотеатрах, ведь скорее всего они не найдут своего зрителя. Или найдут, но зрителей будет немного. Поскольку это даже не «кино не для всех», это приглашение в лабораторию, в экспериментальное пространство, где авторы демонстрируют собственное «я».

Подобное кино в Европе уже долгие годы существует, в том числе как клапан, выпускающий пар из накопившегося социального беспокойства общества. Специальные фонды, государственные и частные, выделяют деньги для того, чтобы активные молодые кинематографисты могли выразить себя. Одновременно таким образом решается и вопрос безработицы — вместо пособия всем желающим, в том числе и операторам, звукооператорам, ассистентам по костюмам, предлагается работа. Все лучше, чем воровать или поджигать машины.

Кроме того, среди уже известных и ангажированных европейских режиссеров немало тех, которые хотят обдумать какую-то свою конкретную мысль кинематографическим способом. Заводиться с полнометражным фильмом для этого не стоит — ведь вокруг даже небольшой и, быть может, еще до конца не сформулированной, но тревожащей идеи много суеты, а производство короткометражки проще и принципиально менее хлопотно. Скажем, во Франции снимается более полутысячи короткометражных фильмов в год.

В отечественных пределах короткометражное кино оказывается скорее явлением стадионного характера: некая разминка перед большим забегом.

Полагаю, в программу «Шорт-шок» кинофестиваля в Анапе вошло около четверти от общего числа фильмов, предложенных для отбора. На момент же отбора львиную часть короткометражек составляли учебные картины, которые не несли никакой художественной нагрузки. Ведь этюд о горизонтальной панораме или о глубинной мизансцене не может считаться полноценным, пусть и короткометражным фильмом. Подобная сумятица смыслов была решительно побеждена на стадии составления короткометражной программы «Киношока» — и отрывки про траектории движения камеры вкупе с актерскими опытами были безоговорочно отвергнуты. К сожалению, это значительно сократило вгиковское присутствие в данном фестивальном разделе. А также обнажило проблему, в общем-то, и так не очень драпированную: отсутствие практически во всех представленных на конкурс фильмах мировоззренческого поиска, склонности к содержательности произведения. Причем, как правило, налицо результат принципиальной авторской позиции: «Мне надо научиться снимать, а что именно — будет ясно потом. Что скажут, то и буду снимать».

«Дом для бабочек», режиссер Марк Соосаар

Но в какое изумление, в какие тягостные раздумья ни повергало на предварительном этапе скопище сомнительных работ, в целом конкурсная коллекция получилась репрезентативной и в своих высших точках даже мощной — по разнообразию жанров, свободному парению идей и решительности в их реализации. То есть в результате в стогу оказался целый частокол иголок, что всем нам дает возможность не терять надежду.

Тихий вечер. Журчит лента видеокассеты в телевизоре. Девочка лет шести — дочка эстонского классика Марка Соосаара — смотрит голливудский мультфильм «Белоснежка и семь гномов». В полумгле комнаты девочка то кружится Белоснежкой, то скачет поочередно, как каждый из семерых коротышек. Засыпает и просыпается, окруженная тенями своих друзей по грезам. Между тем отец выясняет по телефону отношения с матерью прекрасной принцессы. Очевидно, что мать ее где-то далеко и реально занята делами.

А какие дела могут быть сейчас у известнейшего документалиста? Вот, сидеть с принцессой и наблюдать, каких чудовищ она выберет себе для страхов и каких гномов для увеселений. Фильм Соосаара «Дом для бабочек» снят на 35-мм, что умножает его антикварность и раритетность. Старые технологии соединяются в нем со старомодными ценностями. Бабочки оказываются столь же ответственными жильцами в доме, как и полоса света с телеэкрана.

Фильм прошел на фестивале тихо — режиссер не смог приехать, поэтому на знаменитых «шоковских» дискуссиях не было возможности воспеть те хрупкие и незыблемые материи, которым так комфортно в фильме знаменитого эстонца.

«Маленькая Катерина», режиссер Иван Головнев

В сравнении с дочкой Соосаара значительно меньше по части режиссуры повезло юным героиням из фильма «На пригорке — две девочки» Гаухар Сыдыковой и Фурката Турсунова (Киргизия). Две сестры, подростки, каждое утро расстаются на пригорке — на уличном перекрестке. Одна, которая помладше, идет в школу. Вторая, постарше, — на работу. На любую, которую найдет вместе со своими подружками. На рынке подвезти-принести — что поручат. Или перемыть целую ванну одноразовых стаканчиков под присмотром надзирательницы, владелицы бизнеса. Повествование движется тихо, нескандально. Без бередящих душу монологов, без сумбура в кадре. Но после нескольких минут просмотра хочется посмотреть в каталоге: фильм заявлен как игровой или как документальный? То, что он постановочный, — очевидно. Правда, в сегодняшнем кино — обсуждаемая проблема. Если же ленту все-таки расценивать как постановочно-игровую, то она окажется доподлинно адекватна реальности той будничной жизни, которая предстает на экране. Перед нами не только несчастные (с точки зрения бытовой цивилизационной нормы) будни, но и таяние душевной жизни героинь, поскольку все их силы собраны для выживания. Повествование кажется качественным благодаря именно неброскости, тому, что всю острую злободневность оно будто затягивает в скудные повседневные картинки жизни. Однако проблема в том, что фильм презентируется как документальный (см. аннотацию в каталоге). При том, что коммерсантка, похожая на злую волшебницу, — актриса местного театра (о чем простодушно рассказал режиссер после просмотра). Правда, «девочки живут почти такой же жизнью, как на экране». Это «почти» — эта, по сути, подмена — вызывает немалое сомнение в достоверности экранной истории. Впрочем, будем реалистами: картина сделана в рамках международной программы «Защита детей» и должна живописать проблему главным образом для тех, от кого зависят фонды, выработка концепций помощи и всякое, чему бывают посвящены международные конференции, проводимые то в Бильбао, то в Лиссабоне, то в других гуманитарно активных точках.

Дети, проблемы детства — центральная тема киношоковской программы. Пытаясь трактовать явное нашествие детей в короткометражные сюжеты, мы с коллегами пришли к выводу, что в атмосфере некоторой драматургической растерянности «детская тема» хороша тем, что «растет сама по себе». «Посадил», совсем немножко «полил» — и в любом случае возникает предмет для сопереживания и онтологически обоснованного развития действия.

«Веселый сантехник», режиссер Владимир Непевный

Литовская игровая картина «Белое на голубом» Рамунаса Гречюса порадовала добротной буффонадностью, с которой авторы подошли к пубертатным фантазиям девочки-подростка. Любопытно, что это тоже душевное движение отца, обращенное к дочери. Режиссер на пресс-конференции сказал, что в силу жизненных обстоятельств он мало времени проводит с дочкой, которая быстро взрослеет, и решил сделать фильм про нее и для нее.

Лето. Много света, синевы воды, белизны парусов. Кафешка, где мама — за стойкой, дочка — официантка. За окном — тень отца. Он за рулем автомобиля, в котором разместилась его новая семья. За окном также мелькают некие чужие ухажеры. В центре фильма — психологические травмы и скрытые желания героини — игры мятущейся плоти в стиле доброго Феллини и в данном случае не менее доброго Гринуэя. Много эксцентрики и достаточная доза психологизма. В каком-то кадре есть даже бутылка «Советского шампанского», подозреваю, как символ вклада россиян в местную артистичность (еще один повод процитировать бессмертные слова Фазиля Искандера: «…нет пределов артистичности россиянина»).

А «Маленькая Катерина» Ивана Головнева (Россия) про пятилетнюю девочку, у которой нет ни детских травм, ни пока никаких проблем, завоевала главный приз короткометражного конкурса. Это классический фильм-наблюдение. Съемки маленькой Катерины велись в течение трех лет этнографом с прекрасной режиссерской интуицией. Отсюда и результат: любой кадр — загляденье в духе здорового реализма.

«Бах» Юрия Тимофеева (Белоруссия), сделанный в технике анимирования реальной съемки, подводит черту под сопереживаниями радостям и горестям детства. Герой фильма — творческая личность, чье существование, внутреннее «я» поставлены под угрозу рождением младенца. И крушение предстоит мощное. Первым делом с холодильника падает даже не сковородка с застывшей яичницей, которую забыли не на один год, а портрет Иоганна

Себастьяна Баха. За пять минут (столько длится картина) вполне неплохо обустроившиеся на захламленной кухне надежды успели и воспарить, и разбиться вдребезги. В европейском короткометражном кино такие трагикомические и лаконичные новеллы рождаются десятками в год и не утрачивают свою ценность — благодаря четкости формы, оригинальной подаче самой истории, точности поставленной в фильме мировоззренческой проблемы. Действительно, кто же не боится вторжения чужого в любовно обустроенное частное пространство? Да еще если этот он — твоя родная кровь. Какая даже черствая душа не откликнется на такую драму?

«Любовное настроение. Торжок», режиссер Лариса Бочарова

Тема тоски по прошлому — не менее активная, чем детская, — тоже разнообразно представленная в фильмах программы, на удивление обошлась без того санкционированного передела знаковых систем, которым ознаменовался прошедший телесериальный сезон.

Документальная картина Георгия Параджанова «Да будут дни наши длинными» (Россия) — это мистическая экранизация настенных росписей в склепах на одном из тбилисских кладбищ. В манере, которую специалисты, наверное, назвали бы примитивистской (когда запечатлеть улыбку важнее, чем реалистический абрис щеки), проиллюстрированы этапные картины из жизни ушедших людей и причины их смерти. Встреча с будущим супругом. Или с книгой, которая повела по профессиональному пути. Или с другом, который не бросил в трудную минуту. Или прощание с ребенком, который остался по другую сторону от стены склепа. Вязь хроникальных кадров проступает сквозь прямодушные живописные сюжеты, как заоблачное отражение. Так бывает, когда черный свет слепит из-за облака, заслонившего солнце. Это противостояние, построенное по законам поэтического кинематографического синтаксиса, задает границу прошлого и настоящего, условного и реального, произошедшего и оставшегося мечтой, осуществившегося и воплотившегося, но прерванного в какой-то момент. Но граница эта стерта навсегда — вот в чем «трюк»: в пространстве склепа, фильма, жизни.

«Герой» картины «Фанаты? Маньяки?» Сосо и Бадри Джачвлиани (Грузия) — один из частных музеев Сталина (а лучше бы писать, как в «Гарри Поттере», музей Того, Кого Мы Не Называем). И музей, и его директор — порождение гоблиновского мира, злых гномов, способных уморить не одну армию Белоснежек. Манера съемки и общения авторов с героями балансирует на грани недоверия к происходящему и приятия его как замкнутой злокачественной реальности, которую правильно было бы не выпускать за стены музея. Это оригинальный путь авторской и в то же время гражданской аналитики. Жалко, что братья Джачвлиани не выдержали избранный ими стиль до конца и ближе к титрам намонтировали хроникальные кадры, демонстрирующие взрывы насилия в разных концах света и в разные времена, чем несколько обеднили свой прием и разрушили концепцию фильма.

Представлена была в программе и футурологическая тема. Довольно жутко прозвучала она в нечаянном диптихе, который сложился из латышской и российской картин «Белокурая бестия» Яниса Вингриса и «День экзамена» Алены Зиновьевой.

«На пригорке — две девочки», режиссеры Гаухар Садыкова, Фуркат Турсунов

В «Белокурой бестии» представлена атмосфера недалекого будущего, когда жизнь граждан зависит от их идентификационной карточки. Это кредитная карточка государственного банка, на которой должно оставаться не меньше определенной суммы — около 40 долларов. Если правило нарушается, гражданин мгновенно изолируется от общества вплоть до полного уничтожения. Ради сохранения своих минимальных счетов граждане способны на многое. Качественно снятый в духе экзистенциального триллера фильм про извел на аудиторию намеренно гнетущее впечатление.

«День экзамена», к сожалению, снят, наоборот, довольно «по-детски» — с открытыми драматургическими и режиссерскими швами, зато берет за сердце оголенной социальной бравадой. Родители школьницы, которая буквально золото — уроки учит, вопросы цивилизации за ужином обсуждает, а они все хмурятся и ждут некоего дня «Д» или часа «Ч». Это день общегосударственного экзамена для младших школьников, когда экзаменационная комиссия на основании объемной письменной работы должна определить интеллектуальный уровень ребенка. Если уровень оказывается выше определенной нормы — такой ребенок не нужен обществу и должен быть изъят из него, аннигилирован. Наконец день экзамена настал… — финал трагический. Несмотря на то что собственно режиссура значительно уступает высокой ноте социального беспокойства, «День экзамена» являет собой пример революционного авторского духа.

А вот жанровое кино в программе анапского короткометражного конкурса выглядит наиболее тускло. При том, что короткометражный кинематограф по определению — поле для эксперимента, исследования, фокусов, обреченных, но отчаянных режиссерских решений. В том числе и в сфере философской, мировоззренческой аналитики. То есть место, где можно заниматься всем тем, для чего искать масштабные бюджеты почти бессмысленно.

В результате короткометражное кино может стать — и становится — своего рода культурным гетто.

Поэтому в заключение несколько слов о картине «Веселый сантехник» Владимира Непевного (Россия), которая оказалась квинтэссенцией этой особой субстанции короткометражного кино. Субстанции, легкой на подъем, пронырливой, склонной к молниеносным прорывам мысли и сюжетных решений. «Веселый сантехник» рассказывает о реальном человеке — Зиновии Тенненбойме, который работает слесарем городской службы водоканала. Это документальное повествование, но поскольку мудрый человек — сам по себе уже персонаж, то и повествование о нем легко выходит за рамки кинонаблюдения, превращаясь в новеллу о жизни поэта, который и реально, а не только метафизически внедряется в толщи земные — он роет и роет воронку в асфальте, все увеличивая и увеличивая ее диаметр.

Будь «Веселый сантехник» полнометражным документальным фильмом, он стал бы не только длиннее, но и масштабнее по анализу, глубже уходил бы в историю героя. Сейчас же это фильм, сделанный в жанре зарисовки в блокноте: характер героя обрисован несколькими штрихами, и по ходу действия, в том числе и ретроспективного, сделаны заметки на полях. Собственно, это и есть типичная методология короткометражного кино, пространство которого, по сути, являет собой блокнот, испещренный пометками. А блокнот — вещь очень ценная. Если его не потерять.

ptd align=