Цвета большого города. «Столкновение», режиссер Пол Хэггис
- №3, март
- Ирина Любарская
«Столкновение» (Crash)
Авторы сценария Пол Хэггис, Роберто Мореско
Режиссер Пол Хэггис
Операторы Дана Гонсалес, Джеймс Мьюро
Художник Лоренс Беннетт
Композитор Марк Ишем
В ролях: Дон Чидл, Сандра Буллок, Мэтт Диллон, Райан Филлипп, Тэнди Ньютон, Брендан Фрейзер и другие
Bull's Eye Entertainment, DEJ Productions, Marris Company
США
2004
Еще на титрах под скорбные слова о том, что в Лос-Анджелесе людям страшно не хватает столкновений, в которых можно почувствовать друг друга, начинается разборка свеженького ДТП. Основные вопросы человечества решаются тут (как и везде, впрочем) просто. Кто виноват? Да она сама виновата! Что делать? Ничего, сейчас приедет полиция и разберется. Но чернокожий полицейский (Дон Чидл), задумчиво разглядывая место аварии, проезжает мимо. У него другие заботы на этом шоссе. Что у нас тут? Как обычно, труп. Действительно, на обочине лежит нечто, недавно бывшее человеком. Взгляд полицейского Грэма становится еще более задумчивым.
После незаметной надписи «Вчера» начинается обычная мозаика городских происшествий. Двое, молодая женщина и немолодой мужчина (Марина Сиртис и Шаун Тауб), которых у нас отнесли бы к «лицам кавказской национальности», покупают револьвер. Продавец в ярости: он называет покупателя Усамой бен Ладеном и явно нарывается на проверку оружия не отходя от кассы. Однако этому револьверу, как чеховскому ружью, придется подождать некоторое время. В фильме несколько подобных «ружей». Это и черный джип, который двое черных парней (Ларенц Тэйт и Людакрис), размахивая оружием, отбирают прямо на полной народу улице у белого прокурора-раззявы (Брендан Фрейзер), обремененного на редкость истеричной ксенофобкой женой (Сандра Буллок). Это и точно такой же черный джип, который с азартом тормознет белый полицейский-расист (Мэтт Диллон), чтобы поизмываться над черным телережиссером (Терренс Хауард) и его не менее истеричной, чем прокурорская, женой (Тэнди Ньютон). Это и пистолет, с которым идут на дело те двое черных угонщиков, — ему не даст стать орудием убийства вконец измотанный расовой проблематикой, вторгающейся даже на съемочную площадку, разбоем на дорогах и произволом полицейских тот самый телережиссер. Это и мирно дремлющий до поры до времени пистолет молодого напарника (Райан Филлипп) того самого полицейского-расиста. В какой-то момент славный, мучимый нравственным несовершенством мира юный страж порядка с нелепого перепугу выстрелит в подсевшего к нему в машину чернокожего хичхайкера, который окажется не только одним из раздолбаев-угонщиков, но и братом черного копа из убойного отдела, задумчиво разглядывавшего труп в придорожной канаве. Стоит ли добавлять, что это труп того самого младшего брата, за которым не усмотрел брат старший, хотя мать-старушка-инвалид об этом просила.
Истории, в которых общий сюжет складывается из цепочки маленьких эпизодов, очень коварны: лица и события мельтешат и зритель быстро теряет к ним интерес. Есть, конечно, отменные образцы жанра — «Короткий монтаж» Роберта Олтмена, «Магнолия» Пола Томаса Андерсона и «Сука-любовь» Алехандро Гонсалеса Иньярриту. Нежданно-негаданно увенчанное «Оскаром» как лучший фильм года, «Столкновение», конечно, до этих образцов недотягивает, хотя и тянется изо всех сил. И именно это «изо всех сил» превращает картину не только в пародию на жанр, но и в набор публицистических банальностей. Пол Хэггис, признанный мастер телевизионного «мыла» всех сортов, отмеченный призами, писавший сценарии для сериалов «Город», «Уокер, техасский рейнджер» и «Законы Лос-Анджелеса», номинированный на «Оскар» за «Малышку на миллион» и ангажированный Клинтом Иствудом еще на два фильма, создавая сценарий под свой режиссерский дебют в большом кинематографе, явно перемудрил. Он столкнул лбами не только разноплеменных жителей Лос-Анджелеса и заодно все значения английского слова сrash, но и попытался выбить искру из столкновения двух противоположных по пафосу типов современного кино. Одно — ищет в житейских конфликтах общегуманитарную составляющую как способ преодоления тотального одиночества, право слово, изрядно преувеличивая стадный инстинкт жителей больших городов. Другое — представляет прямо противоположную и не менее утрированную картину мира, где все воюют против всех в этом злейшем из миров. В сущности, Хэггис снял мечту либерального кинокритика — лишенную стиля и эстетического вызова версию «Города грехов», где автор оспаривает им же самим выбранную жанровую схему криминального фильма лобовой правозащитной проблематикой. Поэтому сюжетообразующий достоевский вопрос «Кто я: тварь дрожащая или право имею?» превращается в утверждение, что каждая тварь дрожащая имеет гражданские права и нарушать их нехорошо. Кто бы спорил.
Постоянный стресс жителей большого города с развитой преступной инфраструктурой передан исключительно через черно-белые с примесью оливковости и желтизны расовые отношения. Разобраться в них без комментария местами трудно не только стороннему зрителю, но и самим героям фильма. Беспримесно черный коп не только работает, но и спит со своей напарницей латинского типа (Дженнифер Эспозито). И только в случайной ссоре узнает, что она не мексиканка, как он по наивности считал, а наполовину пуэрториканка, наполовину сальвадорка, хотя и приехала в Калифорнию действительно из Мексики. То же самое происходит с азиатами, которых все, и белые, и черные, называют китайцами, а они норовят оказаться корейцами, вьетнамцами или камбоджийцами. Мало того, в своей рецензии американский критик Роджер Эберт пишет удивительные вещи. Например, парочка угонщиков, по его мнению, выглядит как типичные студенты колледжа. А мне они кажутся столь же типичными беспредельщиками с рабочей окраины. Эберт отмечает, что коп-расист, хамски ощупывающий жену продюсера, считает ее белой — и в этом вся соль эпизода. Но я-то при взгляде на Тэнди Ньютон вижу явную мулатку, которую унижает белый коп. Тогда в чем же соль?
А соль в том, что все сюжеты, с нарезкой и шинковкой которых вышел явный перебор, переплетаются между собой, стремясь выйти к общему знаменателю расовой нетерпимости, что выглядит чисто журналистским насилием над естественным течением жизни. Получается, что у всех персонажей удалены другие чувства и проблемы, поэтому они только и делают, что носятся со своими национальными комплексами. И зрители должны непременно эмоционально в этом соучаствовать. Однако подверстанная для большей разноцветности история тишайшего, но на редкость придурковатого иранского эмигранта, которого все принимают за араба, а значит, обзывают террористом, только подчеркивает абсурдность этой идеи. Потому что орущий ему в лицо, что в Америке надо говорить по-английски, белый продавец неизвестной национальной принадлежности, в общем-то, прав. Если к вам приходит купить пусть не оружие, а даже кило колбасы такой вот ободранный чел с безумными глазами, бормочущий что-то непонятное и раздраженно-гортанное, вообще неизвестно, чем может дело кончиться. И размышлять о его неотъемлемом праве на самобытность, соблюдение родных обычаев и языка никому просто не придет в голову.
Сценарный ход, закольцовывающий дурака иранца с таким же тишайшим и неразговорчивым слесарем-мексиканцем, которому все, включая иранца, приклеивают ярлык плохого парня из гетто, мог бы сработать. Но не в столь многофигурной композиции, где все линии сначала намеренно обрубаются на полуслове, а потом с усилием сплетаются в один клубок. Мексиканец — мастер по установке замков. Он по-английски предупреждает иранца о том, что в его лавчонке дверь кривая, поэтому замок и не закрывается. Безъязыкий иранец, зацикленный на том, что его все, принимая за араба, хотят обидеть и обдурить, дверь менять не хочет, но хочет, чтобы замок закрывался. Когда его магазинчик вскроют какие-то хулиганы, он схватит тот самый купленный в магазинном скандале револьвер и помчится требовать с ни в чем не повинного мексиканца деньги из кассы. А маленькая дочка мексиканца бросится к отцу на шею в момент выстрела. Но свершится чудо — пуля растворится в воздухе, не причинив вреда и оставив в недоумении всех участников сцены, а также и зрителей. Холостой выстрел? Все-таки, для того чтобы отрезвить дурака и примирить его с действительностью, пальба в такого же маленького человека, как и он сам, негодный сценарный ход. Раз уж он выбран, то следовало бы трехпудовую мораль, следующую из необъяснимого чуда, подкрепить каким-то выяснением отношений — пусть хотя бы эти два персонажа фильма объяснились и поняли, в чем была ошибка восприятия. Иначе получается, что все участники несостоявшейся трагедии остались при своих заблуждениях, поэтому катарсис от спасения девочки выглядит ложной стилистической фигурой.
Мелодраматической фальшью отдают и прочие концовки. Копа-расиста, который трогательно ухаживает за больным отцом, весь фильм промаявшимся на унитазе, хамски отфутболивает врачиха-негритянка в поликлинике. В финале она и окажется той самой бабой-дурой, виновной в начальном ДТП. А сам нехороший коп самоотверженно спасет из перевернувшейся и готовой взорваться машины ту самую мулатку, которую несколько часов назад унизил личным досмотром. А истеричная жена прокурора, которую, как мистера Твистера, раздражают все нацменьшинства, свалится с лестницы и будет рыдать в объятиях домработницы-латиноамериканки, называя ее своей лучшей подругой. А один из оставшихся в живых угонщиков выпустит на волю из угнанного микроавтобуса толпу микроскопических камбоджийцев, невесть откуда нелегально ввезенных в Калифорнию, и даже даст им на дорогу сорок долларов. В какой из этих по-своему замечательных моментов следует испытать просветление — не знаю. Все мы в конце концов жертвы божьего произвола, сотворившего людей разными. И это большинство людей принимают как данность. Конечно, в жизни всегда есть место не только подлости, но и подвигу. Однако беспаспортные камбоджийцы наверняка пополнят мелкую уличную преступность в Лос-Анджелесе. Лично меня утешил только бесстрастный кореец, которого та парочка на угнанном джипе сбила на улице и долго решала, не стоит ли «китайца» переехать окончательно, чтобы не нажаловался, потом великодушно подбросила к входу приемного отделения больницы, а он, весь черный от ушибов, говорит примчавшейся жене: «Все хорошо, дорогая, я жив».
Впрочем, при всей топорности и громоздкости конструкции этого фильма, оставляет он хорошее впечатление. Не о многих картинах можно сказать, что они могут сделать человека лучше. В большинстве случаев это зависит от зрителя, а не от автора. Однако «Столкновение» именно тот вариант, когда автор очень постарался сделать так, чтобы даже самый черствый человек был в какой-то момент тронут тем, как это просто — быть хорошим.