К вопросу о белой вороне. «Перегон», режиссер Алексанр Рогожкин

«Перегон»

Автор сценария и режиссер Алексанр Рогожкин

Оператор Андрей Жегалов

Художник Владимир Дятленко

Композитор Дмитрий Павлов

Звукорежиссер Анатолий Гудковский

В ролях: Алексей Серебряков, Даниил Страхов, Анастасия Немоляева, Светлана Строганова, Кирилл Ульянов,

Сара Булли, Кэтрин Инноченте, Сара Ратли, Анна-Марина Бенсауд, Нейтан Томас Уайт, Алексей Петров, Юрий Орлов, Юрий Ицков и другие

Кинокомпания «СТВ» при участии Федерального агентства

по культуре и кинематографии

Россия

2006

На нынешнем кинематографическом пейзаже, весьма затейливом, надо сказать, рогожкинский «Перегон» оказался белой вороной. Звучит грубо, зато, на мой взгляд, этот расхожий образ-знак прозрачно шифрует суть разрушительных ментальных процессов, происходящих за кулисами победоносных успехов кинорынка. Кому не ясно, объясняю. Попса одержала победу на всех фронтах, и массовый зритель прочно подсел на иглу развлекательного кино. Рецепиент пошел не тот. Тонкие структуры восприятия фильма, обработанные новым зрительским опытом (телевизионное «мыло», «кооперативное кино» первых перестроечных лет, голливудские, а теперь уже и родные боевики и блокбастеры, привычка к видеокассетам и дискам и, наконец, крах коммунистической мифологии с ее героикой и пафосом борьбы), сформировали нового зрителя. Этот новый зритель уже не почитает кино как великое искусство — кинематограф котируется как легко доступное «развлекалово» и не более того.

Может, оно и не так драматично? Может, все нормально? В конце концов, есть еще ценители, отличающие «продукцию» от подлинного искусства. Хочется верить в то, что в обозримом будущем ситуация устаканится и авторское кино вернется на свои прежние позиции. А пока мы очутились в зазеркалье застоя, в сбывшейся мечте Ф. Т. Ермаша, много сил положившего, чтобы догнать и перегнать Голливуд.

«Сбыча мечт» — вещь опасная. Мы уже успели забыть те времена, когда критика, высоколобая и снобистская, как правило, старалась не замечать массовое кино, собирающее миллионную аудиторию и немалые деньги. Понятия «бокс-офис» в нашем лексиконе не было и в помине, внеэкономическое сознание не воспринимало и не брало в расчет соображения профита, а методологией анализа жанрового кино критика не владела. Ибо идеология жанра по определению отменяла официозную идеологию, и это было чревато. Помню, как «Экипаж» (1980) Александра Митты, наш первый экшн, критика упорно адаптировала в терминах соцреализма. И напрасно режиссер бился, доказывая, где только мог, что его фильм — это сказка, фантазия и чистая выдумка, критика стояла на своем и славила героический подвиг советских асов.

Нынче все не так. Критика, особенно газетная, интернетовская и гламурная, полагает хорошим европейским тоном в первых строках с понтом сообщать зрителю-читателю бюджет проекта, бюджет рекламной кампании и т.п. Ничто так не возбуждает рецензентов, как разговор о «бабках», потраченных на проект. Принято также отписывать про «драйв» и «кайф».

Но что делать с фильмами, к которым не подступиться с критическим лексиконом а-ля людоедка Эллочка? Картины, идущие не в ногу с хорошо продающимся рыночным валом, надо бы всячески поддерживать. Чтобы внедрять в массы идею независимого кино. И напоминать, что кино бывает разное.

Но идея плюрализма плохо прививается на нашей почве. Такова уж наша национальная особенность.

Описанная мной ситуация сложилась объективно — как побочный продукт завоеваний рыночной экономики в кинопроизводстве. Такой расклад выгоден рынку, выгоден кинематографистам, у которых есть вкус к коммерческому кино. Однако имеются художники, далекие от этого искуса. Они найдут и спонсора, и продюсера — не вопрос. Но разойдутся с массовой аудиторией. Я толкую вовсе не об артхаусе, каковой по определению рассчитан на киноманов. Я имею в виду реалистическое кино без аттракционов и спецэффектов, зато достоверное, как nonfiction, с тонко выписанными и сыгранными характерами, с подробно поданными человеческими отношениями. Такое кино — «про жизнь» — выпало из мейнстрима. К примеру, «Торпедоносцы» (1983) Семена Арановича, сюжетно близкие «Перегону» Александра Рогожкина, двадцать лет назад смотрелись замечательно. Суровые фактуры русского Севера, небольшой аэродром, полк морской авиации, прикрывающий легендарные конвои союзников в северных морях, замечательньный актерский ансамбль… Морские караваны везли стратегический груз, предназначенный нам по ленд-лизу как стране антигитлеровской коалиции.

Сюжет «Перегона» привязан к Чукотке 1943 года (натурные съемки велись на Кольском полуострове), где располагались транзитный аэродром и авиабаза, принимавшая «Аэрокобры», американские истребители, по ленд-лизу перегонявшиеся к нам через Канаду, Камчатку, Аляску. На авиабазе американский экипаж сменяли российские летчики и доставляли машины на фронт, пролетая через Сибирь, что называется, на честном слове: диспетчерская служба отсутствовала по всему маршруту.

Хроника перегонов (по маршруту АЛСИБа нам было доставлено более восьми тысяч самолетов) знает множество экстремальных ситуаций. Однако Рогожкин, изучивший до тонкостей историю этого этапа советско-американских отношений, не соблазнился возможностью снять боевик на героическом материале. И в своем выборе остался скрупулезно последовательным: скажем, гибель самолетов — а такое случается дважды на протяжении фильма — остается за кадром, хотя мы знаем, что истребитель упал где-то рядом, «на территории ответственности» авиабазы, и всякий раз начальство выезжает на место катастрофы.

Разве что забавную эпопею с поросенком Тарасиком, отсылающую к «Особенностям национальной охоты» (корову доставляют на самолете, запихнув бедную животину в бомболюк), можно записать в аттракционы. И собака Муза тоже играет не хуже поросенка. И это, кажется, все, чем тешится публика. Тем не менее «Перегон» — сложная постановочная картина, она потребовала скрупулезной реконструкции времени. И компьютерная графика очень даже понадобилась, чтобы современные спортивные самолеты Як-52 преобразить в грозные «Аэрокобры», но сделано это так, что только профессиональный глаз разглядит и оценит класс работы.

Режиссер определил «Перегон» как кинороман. Стиль — предельно лаконичный, под документ. Иконография — без сучка и задоринки. Учтено и то, что именно в изображаемое время высочайшим повелением петлицы сменили на погоны. Единственное, чего я не заметила, — это портрета вождя. Возможно, глаз не среагировал на примелькавшееся. А если портрета действительно нет, его отсутствие сопрягается с концепцией фильма. Рогожкин, историк в натуре и по первому образованию, запретил себе стереотипы и клише, обозначающие идеологический климат времени.

Нарратив — открытая структура, опирающаяся не на событийный ряд, а на характеры и человеческие отношения. В фильме всего лишь два сюжетообразующих события, вокруг которых закручивается действие и проявляются характеры.

Событие номер один: появление на авиабазе женской эскадрильи, пригнавшей на Чукотку американские истребители. Летчики, совсем еще салаги, нецелованные ребята, не сразу поняли, что за штурвалами — девушки, а когда поняли — ну просто обалдели. Начальство же насторожилось и почесало в затылке. Вот это сюрприз! Тут же флирта не миновать, отношения, не дай бог, возникнут неуставные, а чем дело может обернуться, скажем, для политрука и других ответственных товарищей? С другой стороны, есть приказ: союзников принимать хорошо, чтобы довольны были. И дает политрук Свист (замечательная работа питерского актера Юрия Ицкова) задание своему заместителю как-то развлечь девушек. Тот, не долго думая, запускает фокстрот по громкой связи, кавалеры резво приглашают дам, бдительный политрук, вынужденный улыбаться и терпеть вопиющее нарушение устава, сам оказывается среди танцующих и танцует отменно.

Сюжетная линия с девушками пройдет через весь фильм серией микроэпизодов, смешных, откровенно комедийных и, разумеется, драматических. Все-таки война гуляет по России. Большинство персонажей проявятся в любовной лихорадке, охватившей всю эскадрилью. Девушки благосклонно реагируют на ухаживания советских летчиков. Возникают взаимные симпатии. Кстати, американок играют не актрисы, а иностранные студентки российских вузов, и это решение тоже работает на идею достоверности.

Но самой колоритной фигурой, к тому же без любовных амбиций, окажется местный абориген эскимос Вася (Алексей Петров), вольнонаемный служащий авиабазы. Вася, благодаря довоенному опыту общения с американцами (между странами были торговые контакты), слегка владеет бытовым американским. С появлением девушек парень просто нарасхват: научи, подскажи, напиши. Свалившуюся на него роль медиатора пятнадцатилетний парнишка исполняет важно, с достоинством.

Вася Попов станет летчиком-истребителем и геройски погибнет в воздушном бою. Про его судьбу мы узнаем в финальном эпизоде, а на протяжении фильма каждое Васино появление — это маленький праздник торжествующей жизни. То он чукчу Семена изводит анекдотами про чукчей (уж не «приписка» ли это из новейших времен?), то подговаривает американского авиатехника отправить его на Аляску в заколоченном ящике под видом балласта. Словом, с Васей не соскучишься. Дебютант Петров запросто переигрывает всех.

Влюбленные лейтенанты, совсем еще зеленые необстрелянные парнишки, — все на одно лицо. Эту фразу обронит ближе к финалу командир. Стало быть, таков был режиссерский замысел — создать коллективный портрет, намекнуть на его типологичность. На мой вкус, здесь автор ошибся. Портрет получился описательный и поверхностный — на фоне подробно прописанных ролей нескольких главных персонажей.

Присутствие в кадре Фомы Юрченко буквально магнетизирует. Этот человек аккумулирует негативную энергетику, тем более опасную для окружающих, потому как он — комендант аэродрома, стало быть, власть. Юрченко, неврастеника, садиста и мерзавца с заковыристой биографией, играет Алексей Серебряков. Тончайшая актерская техника, чудо перевоплощения без гримерских ухищрений, через мимезис.

Странная, так и не разгаданная фигура. Тяжело раненный, видимо, контуженный на всю голову Юрченко, герой войны, воевать уже не может, но комиссоваться не намерен. Рвется на передовую, рапорты подает. Не потому ли жена, военная переводчица с большими связями, и привезла его сюда, на край света? Подальше от линии фронта, от людской молвы, от громких скандалов. Да не в том только беда, что Юрченко умом повредился. Он безнадежно порченый человек, до краев накачанный спесью совка и кровно воспринявший идею непримиримой борьбы идеологий. Вряд ли это результат контузии. Жена живет отдельно от него, у нее серьезный роман с командиром, и все об этом знают. И Юрченко тоже знает, но почему-то мирится с тем, что красавица Ирина (Анастасия Немоляева после долгого отсутствия с легкой руки Рогожкина вернулась на экран, и очень удачно) предпочла ему капитана Лисневского (Даниил Страхов). Вроде бы не в его это характере, а? Но, смотри-ка, терпит. Зато от него терпят самые безответные. Он обрюхатил Валентину, кухарку из местных, и иначе, как «дура зырянская», ее не называет.

Но это еще не все подвиги гарнизонного дьявола.

Юрченко будет сладострастно подслушивать разговоры летчиков, говорить гнусности про возможные последствия их дружбы с американками, сорвется в истерику на чинном дружеском застолье: мол, когда второй фронт откроете, падлы?! Коменданта повяжут натренированные ребята и транспортируют в койку. К такой картине на аэродроме привыкли: после очередной выходки коменданта в подобии смирительной рубашки, с завязанным ртом несут в комнату. Он не сопротивляется.

Горький определял сюжет как «систему организации характеров». «Перегон» близок трактовке классика. Все смыслы фильма реализуются на уровне внутреннего, неочевидного действия, в игре актеров, в их облике, заставляющем вспомнить эйзенштейновский принцип «биографии, свернутой во внешность». Я подумала об этом, когда в кадре вдруг появился худой мужчина в штатском, похожий на больную старую птицу, отбившуюся от стаи. Изможденное лицо, напряженная поза человека, привыкшего стеречь опасность, — уж не политический ли зэк? Ведь до Колымы и «мест не столь отдаленных» отсюда рукой подать. Так оно и оказалось. Бывший авиаконструктор Ромадановский, не последняя фигура в своей профессии, отмотал срок, получил право на поселение в здешней местности, был привезен на авиабазу начальством, наслышанным про его кулинарные таланты, и определен в шеф-повары.

Юрий Орлов — очередное открытие Рогожкина. В первых эпизодах Орлов играет унизительную неспособность справиться со страхом — проклятием зоны. Замученный интеллигент, жалкий до комка в горле да еще с клеймом изменника родины, — просто подарок для Юрченко. В предчувствии садистского кайфа он усаживает Ромадановского за свой персональный столик в столовой. Дело кончается знамо чем. Валентина зовет на помощь, и вот уже обездвиженный Юрченко следует по обычному маршруту — в койку, а женщины освобождают Ромадановского, привязанного своим мучителем к стулу.

Вслед за этим эпизодом грянет второе событие — приезд следователя НКВД для расследования убийства Юрченко.

Тело коменданта нашли на берегу пролива, застрелен он был из винчестера чуть ли не царских времен, какими все еще пользовалось местное население. Следователь, молодой и образованный, с усиками «под Берию» и, судя по фамилии, тоже из мингрелов, начнет дознание с места в карьер. Но уедет ни с чем. Разве что между делом покажет капитану Лисневскому, кто здесь хозяин, и уложит его лицом в грязь в прямом смысле слова. На трапе самолета он прикажет взять под арест летчика Туровского, когда тот вернется на базу. У лейтенанта было столкновение с Юрченко, и следователь в курсе дела.

Рогожкин разочарует зрителя, подсевшего было на криминальный детектив и так и не получившего желанной разгадки. Но внимательный не пропустит «огромную мелочь», а с ней и подсказку. Во время допроса Валентины (Светлана Строганова), не скрывающей свою беременность, Ромадановский в присутствии следователя сделает ей предложение. Валентина ответит согласием. Таков финал.

Коль скоро смотришь кинороман, жди эпилога. И он последует.

В конце 44-го Валентина с ребенком на руках провожает мужа в «шарашку». Авиаконструктор Ромадановский понадобился наверху. Черная «эмка» увезет его из этой глухомани и, видимо, навсегда.

В 53-м мы снова увидим Валентину с выросшим сыном здесь же, на Чукотке, в своей деревне. Валентина работает в охотхозяйстве. Старик, отец погибшего Васи, будет рассказывать мальчику, что таких метких стрелков, как его мама, он просто не знает. Что ж, мы давно догадались, кто избавил человечество от местного кровопийцы. Но вслух имя не назовем. Ни-ни. Зато оценим еще раз кастинг фильма, глядя на Светлану Строганову в последнем эпизоде. Тут ясно, что она — отличная актриса, сыгравшая типаж, как и было задумано режиссером.

Нельзя не заметить, что мультикультурный проект, блестяще реализованный Рогожкиным в «Кукушке», откликается и в «Перегоне», хотя русский дискурс, несомненно, господствует. Тем не менее Рогожкин не хочет расставаться со своим ноу-хау. Невербальные способы общения гораздо древнее вербальных. И — вернее. Слово обманет, взгляд, мимика, прикосновение — никогда. Увлеченный своей идеей, режиссер повторяет эффект вавилонской башни, сталкивая русских парней с американскими девушками на чукотской земле. Это режиссер придумал женские экипажи, зная, что по АЛСИБу летали только мужчины.

В фильме звучат три языка — русский, английский и чукотский. В финале мы услышим, как сын Валентины свободно переходит с русского на чукотский. Стало быть, мальчик наследует культуру своей матери, маленького народа, колонизированного Россией. Хотел того автор или нет, но в «Перегоне» присутствует и постколониальная тема, персонифицированная в нескольких персонажах, в деталях, разбросанных по всему полю фильма. Да и начинается картина с долгого крупного плана старика эскимоса. Старик вглядывается в бликующие на солнце воды полузамерзшего залива, прикрыв глаза импровизированными очками — скрепленными на переносице деревянными дисками с прорезями. Сын Василий, мужичок основательный и хозяйственный, раздобудет у американских техников настоящие темные очки. В последнем кадре мы увидим старика в этих самых очках.

А Василия уже нет в живых — погиб за родину, за Сталина.