Алексей Балабанов: «Всегда живем в России»

Беседу ведет Евгений Гусятинский

Евгений Гусятинский. Как родился замысел «Груза 200»?

Алексей Балабанов

Алексей Балабанов. После двух попсовых фильмов1 я убедил Сергея Сельянова снять картину про 1984 год, про конец Советского Союза. Мне все не давал покоя мой опыт, накопленный в те годы. Замысел возник где-то в середине 90-х, я десять лет его вынашивал. С 1983 года я пять с половиной лет работал ассистентом режиссера научно-популярного кино на Свердловской киностудии и поэтому много ездил по стране — по Сибири, Дальнему Востоку. И видел, как простые люди живут. Жили они очень плохо. В магазинах вообще ничего не было. На Индигирке — хлеб и спирт, всё. Я немножко знаю про то время. И тогда же зарождалось что-то новое — начался рок-н-ролл, в Ленинграде появился рок-клуб, в Москве я познакомился с группой «ДК» (которая играет в «Грузе 200»), потом познакомился с музыкантами «Наутилуса», которые к тому времени уже записали альбом.

Е. Гусятинский. Сегодня вы воспринимаете ту эпоху точно так же? Изменилось ли ваше восприятие?

А. Балабанов. Разумеется, ощущение, что страна чудовищно плохо живет, как и чувство беспредельного застоя, возникли уже тогда. Но я сам так же жил.

И абсолютно отождествлял себя с жизнью страны — никакого момента отстранения у меня не было. В Свердловске мы жили немножко лучше, но тоже не здорово. Зарплата у меня была сто двадцать рублей. Фарцовкой никогда не занимался, так случилось, что я ничего никому не продал, хотя многие мои друзья джинсами торговали. Потом из фарцовщиков выросли бизнесмены и олигархи. Это был прямой путь.

Е. Гусятинский. Фильм предваряет титр: «Основано на реальных событиях»…

А. Балабанов. Так и есть. Я передаю свой опыт. История с милиционером… Я сам с ними сталкивался, где только меня не держали, что только они не делали. Еще пацаном посадили в клетку за то, что я в карты играл. Я боялся сказать, кто мои родители, потому что тогда мне еще и дома бы досталось. И били они не по лицу, чтобы следов не было. Страшное было время — из-за безнаказанности, которая прикрывалась законом. А по телевизору только хорошее показывали, и фильмы снимали смешные. История дочери секретаря райкома — я лично знал девушку, которая рассказала мне, как ее изнасиловали бутылкой. Один лейтенант говорил мне про ящики с «грузом 200», приходившие из Афгана, про то, что их никто не встречал и они пропадали неизвестно куда. Я в фильме ничего не наврал. Все, что я хотел сказать о том времени, что у меня наболело, я сказал. Больше не собираюсь к нему возвращаться. Как и к 90-м. Сейчас будем современность поднимать. На историческую картину у меня уже сил не хватит.

Плакат к фильму «Груз 200», режиссер Алексей Балабанов

Е. Гусятинский. Образ маньяка отсылает к Чикатило, чье дело тоже вспыхнуло в начале 80-х?

А. Балабанов. Нет, я не держал его в уме. Журов — такой беспредельщик, потому что тогда в маленьких городишках можно было делать все, что ты хочешь, ты был местным царем — тем более если как-то завязан с местной властью. Приходят из центра какие-то товары, пища — все распределяется между своими, а в магазины, народу ничего не поступает. Это была такая форма управления — они легко могли делать все что угодно — и человека убить, и держать его сколько угодно, и деньги вымогать.

Е. Гусятинский. Ваш фильм воспринимается как современная, а не только историческая история…

А. Балабанов. Нет, она, конечно же, не современная. Сейчас так люди уже не живут. Все хорошее тогда погибало. Алексея, героя Леши Серебрякова, единственного проповедника нового времени, в фильме расстреляли. У меня такой друг был — Саша Арцвенко, идеалист, который пытался построить город Солнца, взял в аренду бывший совхоз (уже тогда можно было брать в аренду), нагнал туда скот, но разорился. Я про него документальный сценарий написал, когда на Высших курсах учился, но мне его не дали снять. С другой стороны, тут воровали всегда — это было и до революции, и после нее, и после перестройки. Такова часть нашей общей психологии — русской. Не знаю, уж больно страна большая, тут все что угодно возможно. В Иркутск или Норильск приедешь — там совсем другая жизнь. Или вдруг сейчас поднялся Татарстан. Все зависит от того, кто там голова. А вот тогда головы все были очень гнилые, начиная с Черненко, который лабуду всякую по телевизору нес. Он в 1985 году умер. Но именно тогда страна пошла по новому пути. А чтобы она совсем повернула на другие рельсы, должно пройти неизвестно сколько лет. Мы же не в Америке живем и не в Англии. Всегда живем в России.

Е. Гусятинский. Какой реакции вы ожидали на картину?

А. Балабанов. Я думал, что либо ее примут, либо нет. Средних мнений быть не могло. Так и получилось. Мне даже православные люди говорили, что меня Господь еще при жизни должен наградить за тот гражданский и духовный подвиг, который я совершил «Грузом 200». Так сказала одна очень известная женщина, не буду говорить кто, и плакала при этом. На предварительных показах, которые устраивал Сельянов, все говорили только хорошие вещи, всем нравилось. А тут вдруг начали спрашивать: «Почему у вас нет положительного героя?» Во-первых, тогда положительных героев было раз-два-три. Во-вторых, почему нет? Герой Серебрякова, его жена, страдающая девушка Анжелика… Просто нет ни одного ярко выраженного героя. Вернее, ярко выраженный герой — отрицательный. Мне хотелось сделать сильное кино, которое бы произвело впечатление на людей. Для меня главное, чтобы люди в кино пошли и почувствовали тот ужас, который чувствовал я. Если бы я не ездил тогда по стране, я «Груз 200» не снял бы. Если человек в то время жил, он что-то из него вынес. Опыт — сын ошибок трудных, как сказал Пушкин, и он был прав. Кому-то стыдно за то, кем он тогда стал. А кто-то считает, что то время было самым хорошим.

«Груз 200»

Е. Гусятинский. Путин как раз недавно говорил про необходимость положительного героя, на которого будут равняться… Сегодняшнее время способно предложить такого героя?

А. Балабанов. Дело в том, что у нас очень много социальных слоев. И для каждой категории людей будет свой герой. Для бизнесменов — бизнесмен, для священников — священник, для режиссеров — режиссер, для подростков — любимая девушка или хулиган во дворе. Герой — это тот, кем ты хочешь стать. Я, например, не хочу стать Путиным. Меня вообще политика не интересует. Никогда ни в какой партии не состоял и состоять не собираюсь. Я даже новости не особенно смотрю. Как только вижу политические заседания, то сразу выключаю телевизор. И газеты не читаю.

Е. Гусятинский. Симптоматично, что «Груз 200» не понравился ни правым, ни левым. Коммунисты объявили его заказом Путина. Одновременно начались разговоры, что его вообще могут запретить, что он станет «первым полочным фильмом постсоветского времени»…

А. Балабанов. Недавно по телевизору дважды показали фильм «Ганнибал» про доктора Лектера, показали в прайм-тайм. Когда человеку вскрывают череп, жарят мозги живого человека, а потом предлагают их съесть мальчику, — по-моему, вот это гораздо страшнее и ужаснее и просто противно. А то, что мой фильм не принимают социально, это даже и хорошо. Там на самом деле ужасов как таковых особенно и нет. Во всяком случае, они не сделаны как аттракцион, как развлечение. Сексуальные сцены далеко не эротичные, скорее, антиэротичные. Меня спрашивают, показал ли я «Груз 200» своему старшему сыну, ему семнадцать лет. Конечно, показал. Его поколение давно в порносайтах сидит.

Е. Гусятинский. Вы могли бы представить такую историю сегодня?

А. Балабанов. Скорее всего, нет. Потому что время все-таки очень сильно изменилось. Люди, конечно, изменились куда в меньшей степени. Сегодня больше контроля, нет такого беспредела, который был при Брежневе, Андропове и особенно при Черненко, он вообще уже ничего не соображал. Сейчас я живу лучше, чем тогда, хотя тогда мне тоже было интересно, за счет того, что я много путешествовал по стране, много узнавал. А сейчас я занимаюсь тем, что всю жизнь хотел делать, — снимаю кино. Свободного времени мало.У меня двое детей, хорошая семья, хорошая квартира. Я сегодня не могу жаловаться.

Е. Гусятинский. А как вы относитесь к нынешним попыткам романтизировать советскую эпоху, сменивших бурную «антисоветскую» деятельность 90-х? За прошедшее время по телевизору показали несколько фильмов, рисующих Сталина, Брежнева, Берию и других как чудесных, милых, добрых людей.

А. Балабанов. Про это ничего не знаю. Я по телевизору только кино смотрю. Старые песни о главном не слушаю.

Е. Гусятинский. Можно ли говорить о неистребимости советского?

А. Балабанов. Когда умрет наше поколение, возможно, что-то реально сдвинется с места — не только на внешнем уровне. Должны смениться генерации, все это должно забыться. Возможно, мои дети будут уже другими. Они иные фильмы смотрят, у них иные кумиры. Мой младший сын зачитывается «Гарри Поттером», которого я тоже начинал читать, но бросил.

Е. Гусятинский. Для них советская эпоха — уже как XVII век?

А. Балабанов. Да. Для них она не существует. Они даже позднесоветские фильмы не смотрят, как мне не был интересен довоенный «Цирк».

Е. Гусятинский. Еще необходима честность по отношении к времени, отсутствие иллюзий?

А. Балабанов. Честность для меня обязательна. Плакаты «Слава КПСС!», которые видны в моем фильме, тогда повсюду висели, на каждом углу. Я помню, как расстроился, когда меня в пионеры не приняли в третьем классе — единственного из всей группы, это была чудовищная обида. И в то же время помню, что радовался, когда в комсомол приняли, — мы тогда пошли и пива напились. Каждый живет в своем времени. Я ничего не забыл, потому могу о том времени кино снимать. Вы уже будете про свое время снимать, про середину 90-х, скорее всего.

Е. Гусятинский. «Жмурки» как раз посвящены тем, кто выжил в 90-е. А «Груз 200» — тем, кто выжил и родился в 80-е?

А. Балабанов. Да. Между бандитским беспределом 90-х и милицейским беспределом того времени можно поставить знак равенства. Тогда человека могли забрать и сделать с ним что угодно — в клетку посадить, избить, что со мной проделывали не раз. А в 90-е то же самое делали бандиты, купившие милицию. Те, кто в 90-е были бандитами, сейчас цивилизовались и стали благосостоятельными бизнесменами и политиками. Об этом — «Жмурки». У них деньги уже есть — что им сейчас рисковать? Это глупо. Много политиков, которые покупали себе избирателей, места, а там уже и депутатскую неприкосновенность.

Е. Гусятинский. Многих озадачила сцена, когда профессор-атеист в финале приходит в церковь и под впечатлением от произошедших событий просит об обряде крещения. В этой сцене увидели издевку или по меньшей мере двусмысленность.

А. Балабанов. Двусмысленности нет. Такое произошло со всеми в нашей стране. Был Ленин, его отменили, а русскому человеку надо обязательно во что-то верить, и все пошли в церковь, включая того же Ельцина, — он сделал это тихо, когда еще не разрешили религию. Тут тоже проявились зачатки чего-то нового. А потом вся страна резко пошла к алтарю, на церкви стали давать деньги. Я тоже пошел — как раз в то время, где-то в 1985 году. Тогда все мои друзья крестились. У меня супруга из интеллигентной петербургской семьи, ее в младенчестве тихо крестили. Настоящие интеллигенты не были атеистами. А я из Свердловска, из семьи коммунистов, мама — врач, руководитель крупного научно-исследовательского института, с Ельциным на съезд партии ездила, папа руководил главным комсомольским органом Свердловской области. Я научный атеизм в институте изучал, нас заставляли Бруно Бауэра читать и другую разную лабуду. Я, честно скажу, в Бога не верил. Но мне очень нравились церкви, их архитектура, иконопись. А потом вдруг что-то произошло — не только со мной, но и со всеми. Так же и герой-атеист — он совершил очевидный грех и почувствовал, что его надо как-то искупить. Почему сегодня бандиты, убивающие людей, молятся и церкви строят? Потому что поверили, что потом что-то будет.

Е. Гусятинский. Как вы относитесь к фильму «Остров» Павла Лунгина?

А. Балабанов. Хорошо. Мне он очень понравился. Павел талантливый режиссер. Но мы делаем разное кино. Мне кажется, что мое кино более витиеватое, более сложное и открытое — в нем каждый может найти все, что он хочет найти. Я люблю разные фильмы снимать, но все они должны быть открытыми. Я никому не навязываю свое мнение — просто рассказываю, каким является для меня то время. А в «Острове» есть посыл, достаточно прямой, и все воспринимают фильм одинаково. Он понятен и потому всем нравится.

Е. Гусятинский. Но почему-то, когда ничего не навязываешь, все склонны уличить тебя в идеологической пропаганде, как происходило у вас с фильмами «Брат» и «Брат-2», с «Войной», а теперь и с «Грузом 200»?

А. Балабанов. Пускай. Мне не жалко.

Е. Гусятинский. Вы согласны с тем, что «Груз 200» — абсолютно беспросветное кино?

А. Балабанов. Да нет, конечно. Какое оно беспросветное? По-моему, это очень светлое кино — про то, как заканчивается самое мрачное и страшное время в нашей стране. Были сталинские годы, еще мрачнее, в них было все прямо и честно — тебя взяли и расстреляли, и вся страна об этом знала. А в 1984 году не было крепкой центральный власти, каждый делал, что хотел. Кто такой Черненко? Его поддерживали, чтобы он не упал. Поэтому был полный разгул. О морали никто не заботился. У всех основная идея была — лыжи намазать и уехать за границу, на Запад. А теперь очень многие возвращаются.

Е. Гусятинский. Если бы вы как зритель увидели «Груз 200», как бы вы его восприняли?

А. Балабанов. Я в принципе люблю радикальные фильмы. «Груз 200» — внежанровая картина. Более того, такого кино у нас в стране нет. Те, кто меня ругает за «Груз 200», любят при этом того же Тарантино. Не потому ли, что в его фильмах нет коммунизма? Нет отображения времени, в котором я и они жили? С другой стороны, меня поражает, что «Груз 200» нравится молодежи, которая тогда не жила.

Е. Гусятинский. Многих удивляют ваши слова, что «Груз 200» — фильм о любви…

А. Балабанов. Этот милиционер… он девушку-то любит, но по-своему. А любовь бывает разная, потому что люди разные. То, что это так, видно хотя бы по реакции зрителей на мой фильм. Картина «Про уродов и людей» — тоже про любовь, тоже другую, которая есть и существует. Сейчас в порномагазинах можно купить все, что угодно. И никто не возмущается. Почему же тогда, в то время не могло быть такого милиционера? Тогда все было то же самое, несмотря на все запреты.

Е. Гусятинский. Насколько фильм объективен?

А. Балабанов. Он, по-моему, абсолютно объективен. Я собрал вещи, которые существовали на периферии той эпохи. Центральная линия представляла из себя Черненко, говорившего что-то из телевизора. Человек мейнстрима в фильме — это как раз преподаватель атеизма. Жизнь моих родителей тоже подчинялась этой линии. А потом что-то происходит, и ты хочешь от нее отклониться. Так, я взял и уехал на Восток, в Сибирь — столько я там всего увидел, с чем только не столкнулся.

Е. Гусятинский. Насколько тяжело далась вам эта работа?

А. Балабанов. Не знаю, с возрастом вообще тяжелее работать. Кино — это энергия, ты ее все время отдаешь, с каждым фильмом. Я вообще думал, что может так cлучиться, что это будет мой последний фильм. Мало ли чего… Мне уже сорок восемь лет, я уже не юноша. После этой картины трудно снимать какое-то кино, особенно жанровое. Я уже полгода сижу — не могу сценарий никак написать.

Е. Гусятинский. Чего вы боитесь — в жизни, не в кино?

А. Балабанов. Не знаю, я про это не думаю. В жизни для меня самое страшное — детей потерять, семью разрушить. Я очень домашний, непубличный человек. Не тусуюсь, никуда не хожу. Для меня выехать на премьеру моего фильма — это уже целая история. А так я прячусь у себя — среди книжек, в компьютере, на котором я печатаю, и телевизора, по которому я смотрю фильмы.

Полный вариант интервью, частично опубликованного в журнале The New Times («Новое время) 18 июня 2007 года (№ 19).

«Груз 200». Автор сценария, режиссер Алексей Балабанов. Оператор Александр Симонов. Художник Павел Пархоменко. Костюмы Надежда Васильева. Звукорежиссер Михаил Николаев. В ролях: Агния Кузнецова, Алексей Полуян, Леонид Громов, Алексей Серебряков, Леонид Бичевин, Наталья Акимова, Юрий Степанов, Михаил Скрябин, Андрей Мокеев, Алена Фалалеева, Ляля Миропольская, Дмитрий Карпов, Людмила Егорова, Валентина Андрюкова, Илья Пляцковский, Ирина Ракшина, Александр Баширов. Киностудия «СТВ». Россия. 2007 1 «Жмурки» и «Мне не больно». — Е.Г.