Оттепель. «Путешествие с домашними животными», режиссер Вера Сторожева

«Путешествие с домашними животными»

Автор сценария Аркадий Красильщиков

Режиссер Вера Сторожева

Оператор Олег Лукичев

Художник Игорь Коцарев

Композитор Илья Шипилов

В ролях: Ксения Кутепова, Анна Михалкова, Дмитрий Дюжев, Евгений Князев, Михаил Ефремов, София Дударчик

Студия «Слон», компания «ПРОФИТ» при поддержке Федерального агентства по культуре и кинематографии РФ

Россия

2007

Серое утро, талый снег. Глядя под ноги, женщина в ватнике переводит корову через железнодорожную насыпь. Вдруг, подняв глаза к небу, она машет руками над головой, будто что-то ловит в воздухе, но не может поймать. Это красный воздушный шарик, неизвестно откуда взявшийся среди безлюдных полей. Яркое пятно на фоне тусклой, насупленной природы. С ловли шарика и начинается рассказ о том, как простая русская баба, явно не единожды битая нелюбимым и не любящим мужем, оторвала взгляд от земли и пустилась в путешествие за собственной душой, к своему «я», к тому, чтобы понять, кто она, чего хочет сама — без подсказок, регламентов и социальных условностей.

Путь трудный, тем более что начинается с нуля. Женщина не знает, что такое любовь, не имеет представления о свободе и о том, что значит желать своего. Она человек без корней, выросла в детском доме; когда срок на иждивении государства истек, была «продана» замуж за обходчика. Живет вне традиций, культуры, не в городе и не в деревне, на полустанке около железнодорожного полотна, доит корову, делает на продажу бесконечный творог, но денег не видит, муж их копит, складывает в бидон. У нее нет ничего своего. Что же ее держит? Хозяин (так она зовет мужа) и хозяйство, стереотипы, навязанные обществом. Но хозяин умирает, и женщине нужно найти для себя новые опоры.

Сначала Наталья хватается за то, что лежит на поверхности. Сдав труп в санчасть, возвращается из города с большим зеркалом под мышкой. Раздевается, разглядывает, оценивает себя. Примеряет одно, другое. Меняет прическу. Корова забыта, мычит, недоеная, в хлеву, пока ее хозяйка, вероятно, впервые в жизни узнавшая, что такое досуг, предается блаженству безделья. Ставит музыку, качается в кресле, глядит на проходящие поезда. Штучки-дрючки, журналы, плазменный телевизор, секс ради секса с шофером Сергеем — физиологический акт, ведь говорят, что это можно и очень полезно. На свет являются фата и свадебное платье — понятные символы надежды на семейное счастье. Приход в храм — тоже из ряда общепризнанных ценностей, а не личный выбор, в котором Наталья еще не чувствует необходимости. Просто перед тем, как похоронить мужа, надо отпеть. Но в следующий раз она придет в церковь для себя, поняв — все, что пока испробовала, как-то нехорошо, недостойно, словом, не по ней.

И вообще, дальнейшие ее поступки становятся какими-то дикими, нелогичными. Из гламурного журнала она сделает абажур. Переспав с шофером, не станет пожирать его нежным взглядом, а скажет: «Уходи». Тот отмахнется, повернется на другой бок: «Сдурела, куда я поеду ночью?» Тогда на него направят «мелкашку». Одежда мужа пойдет на огородное пугало, вещи — в костер. С поезда героиня на ходу спрыгнет.

С точки зрения художественной логики достоинства фильма очевидны, опираются на точность фактов. Все прочитывается однозначно, одно вытекает из другого. Роли сыграны, гендерные позиции обозначены. В дороге Наталья поет колыбельную дочке того самого шофера Сергея. «Заткнись, не то засну за рулем». Кормит его обедом. «Соль подай!» — «На». — «А чё щи без хлеба?» — «Нет хлеба, обойдешься». Вроде бы хлеб-соль, семья, полнота дома. Но вынули какой-то важный кирпичик, нет теплоты, доброжелательности, и всё.

«Не надо мне». — «Чего не надо?» — «Тебя не надо». — «Да пошла ты! Да кому ты нужна?!» Получается, что ни мужик, то хозяин, и женщина тихо плачет.

В гладком течении фильма сбои обнаруживаются в нюансах: вылезет лишняя деталь, сфальшивит интонация, собьется ритм, потеряется энергетика. Но именно эти нюансы не позволяют воспринять ленту с той отзывчивостью, к которой она вроде располагает. Рассказу о поисках свободы не хватает художественной свободы. Режиссер наступает на те же грабли и пользуется штампами, от которых хочет избавить свою героиню. Глубокой истории не хватает глубины трактовки.

Роль главного символа выполняет поезд — знак перемены, большого мира, странствия, погони за лучшей долей. Символ важный и точно найденный. Однако поездов так много, что уже в первой четверти фильма кадры с ними превращаются в монтажную формальность, склейку, отбивающую конец эпизода, или назойливую до карикатурности эротическую аллюзию. За красным воздушным шаром, голубым нарядом и белым шарфом героини мерещатся российский триколор и национальный проект по увеличению деторождаемости. Женщина меняет платья, прозрачно обозначая этапы жизни: из серого она переодевается в черное (траур), в коричневое, красное, золотое с люрексом, а в финале — в голубое, как у Мадонны, в тон распогодившемуся весеннему небу.

Ксения Кутепова в роли Натальи прелестна, органична. Но создатели фильма что-то перемудрили со своей провинциалкой детдомовкой, невесть каким путем пристрастившейся к английским и французским шлягерам 50-х годов. Абажур, который она вырезает из физиономий звездных женщин и мужчин, выглядит стильно, и пылают звезды отраженным светом лампочки в шестьдесят ватт — придумано отлично. Но видно и другое — авторам до зарезу нужно показать зрителям богатый внутренний мир героини, и легче всего сделать это с помощью характерного знака — наделить ее «креативом». В результате из бабы, девятнадцать лет прожившей на полустанке, делают дамочку, и образ киксует.

Ощущение фальши создают и не к месту тонкие кинематографические цитаты. К примеру, воздушный шарик — привет «Красному шару», снятому в 1956 году Альбером Ламорисом, — поэтический образ радости жизни. Как-то некстати такие аллегорические изыски в столь простой истории из жизни российской глубинки.

В картине есть разные мужчины. Есть условно грубые — муж, любовник — «хозяева», авторитарная власть. Есть условно чуткие — священник и приятель детства. И тех двое, и этих — наверное, авторы хотели быть объективными, установить некое равновесие ситуации. Но агрессия более энергична, поэтому смысл фильма сводится к элементарным выводам: «все мужики сво…» и «долой кухонное рабство!»

Кстати, пожалуй, именно негативная установка сильнее всего мешает картине. В основе сюжета — механический отказ, отрицание, символически выраженное сжиганием мужнего барахла. Однако фильм-то наверняка замысливался не ради этого, а для того, чтобы показать путь к не рефлекторному, а осознанному материнству, к любви, к вершине свободного выбора.

Но экранное пространство заполнили декорационные шары, поезда и бидоны с купюрами. И самое главное решение, к которому приходит Наталья — взять ребенка из детдома, — выглядит не столько выстраданным, осознанным шагом, сколько скоропалительной блажью, навеянной телевизором, в котором показывают рекламу памперсов.

Фильм, с одной стороны, опирается на естественную прелесть (актрисы, природы), а с другой — на искусственные аллегории, штампы, салюты большому кино, балансирует между прозой подлинной жизни и «розой» фестивальных ветров. Второе явно перевешивает, а потому фильм Сторожевой интересен не столько сам по себе, сколько как повод говорить о проблемах женского кино.