Джулиан Шнабель: Человек изнутри

Многие фильмы привлекают тем, что раздвигают для нас горизонты возможного. Покупаешь билет в кинотеатр, усаживаешься в мягкое кресло, и на несколько часов уносишься в самые далекие уголки мира (или даже в другие миры). Словно ты — это кто-то другой и этот кто-то отправляется в путешествия по местам, в которые тебе настоящему, возможно, никогда не попасть.

Джулиан Шнабель

Есть и другие фильмы — о не менее захватывающих и впечатляющих путешествиях в совершенно иные сферы. Режиссеры таких непохожих картин, как «Моя левая нога» и «Черное солнце» — Джим Шеридан и Гэри Тарн, — позволяют зрителю проникнуть в мир, совершенно непохожий на мир обычного человека, — в тесное пространство болезни и страдания. Подобные истории показывают борьбу, которую ведут сами главные герои, оказавшиеся в новой для них реальности, и одновременно заставляют зрителя задумываться над экзистенциальными вопросами, возникающими у героев фильма. Третья по счету игровая картина Джулиана Шнабеля «Скафандр и бабочка» — тонкая, глубокая и проникнутая необыкновенным чувством — обещает стать еще одним достойным произведением этого непростого жанра. Фильм снят по знаменитой книге мемуаров Жан-Доминика Боби, редактора французского журнала Elle, перенесшего удар, за которым последовали долгие месяцы в бодрствующей коме. Сознание его продолжало работать, однако все тело было парализовано, за исключением левого глаза. Поразительные первые сцены фильма, вселяя ощущение невыносимого отчаяния и заставляя почувствовать пугающее единение с главным героем, почти полностью сняты от лица самого Боби.

Постепенно мы погружаемся в необыкновенный мир. Мельчайшие детали его — цвет колонн в больничном коридоре, оттенки линолеума на полу — манят и кажутся по-своему прекрасными. Внимательные медсестры и сиделки становятся друзьями Боби, они заново учат его общаться с людьми и даже помогают ему написать книгу, которая и послужила основой фильма. В финале картины мы вживаемся в пространство Жан-Доминика, проникаемся к нему симпатией, страх уходит, уступая место волнующему и одновременно умиротворяющему чувству, — так завершается жизнь великого человека.

«Скафандр и бабочка» — третья история Шнабеля о взаимоотношениях художника и смерти — принес своему создателю награду за лучшую режиссуру на фестивале в Канне-2007. Съемки завершили нелегкий для режиссера год, в течение которого он работал над дизайном недавно открывшегося отеля «Грамерси Парк» в Нью-Йорке, а также занимался сценической постановкой серии концертов «Берлин» Лу Рида в Нью-Йорке, Сиднее и Лос-Анджелесе. В Торонто Шнабель снял документальный фильм «Берлин», который выйдет на экраны в 2008 году.

«Скафандр и бабочка»

Скотт Маколей. Как сочетаются в вашей жизни живопись и режиссура?

Джулиан Шнабель. Я всю жизнь был художником, поэтому мое видение как режиссера во многом определяется моими взглядами как художника. Моя цель — увидеть что-то, чего не видел прежде, рассмотреть в новом ракурсе или найти новые техники изображения. Мне больше нравится не оглядываться на других режиссеров и их работу, а прислушиваться к себе, обращаться к подсознанию, находить свои способы выражения, непохожие на остальные, а если и немного похожие, то увиденные уже сквозь призму другого времени. Неинтересно брать за основу чужие находки, подстраивая их под свой замысел. Наверное, именно так должен мыслить настоящий художник.

Скотт Маколей. Я прочел где-то, что вы окрестили «Скафандр и бабочку» «трактатом о смерти». Вы, художник, сняли картину о художнике, столкнувшемся со смертью. Ваши собственные переживания и чувства, а может, и страхи, связанные с умиранием, со смертью, определили для вас какой-то особый подход к работе над картиной?

Джулиан Шнабель. К счастью или к несчастью, сближение со смертью — неотъемлемая часть того, что называется жизнью. Можно даже сказать, что этот процесс занимает довольно большую часть самой жизни. Так что я не провожу четких различий между положением своего героя и моим собственным или вашим — и, по-моему, фильм тем и хорош. Но, пожалуй, идея преодоления смерти искусством в этой картине тоже имеет значение.

Скотт Маколей. Вы не чувствовали некую отстраненность восприятия, ведь это история чужой жизни?

Джулиан Шнабель. Мне никогда не удавалось полностью разделить разум и чувства. Я не доверяю тем, кто может это сделать. Фред Хьюз, работавший вместе с Энди Уорхолом, страдал рассеянным склерозом, с каждым годом ему становилось все хуже. Я дружил с ним, и когда он лежал дома и не мог больше говорить, я приходил и читал ему вслух. За ним ухаживал человек по имени Дарин Маккормик, и как-то он подарил мне книгу «Скафандр и бабочка». Однажды мы с детьми собрались поехать на Рождество в Мексику. Мой отец (он умер 17 января 2004 года) был тогда болен и не мог поехать с нами. Я подумал, кто мог бы присмотреть за ним во время моего отсутствия, и вспомнил о Дарине. Однажды в декабре он пришел ко мне в студию...

«Скафандр и бабочка»

И в тот же день у меня зародилась идея сценария «Скафандра и бабочки».

В общем, могу сказать, что эта идея не была результатом какого-то анализа. Фильм во многом помог мне справиться с потерей отца. Я сам изобрел себе средство от боли.

Скотт Маколей. Что вы имеете в виду, говоря «зародилась идея»? Вы сами разрабатывали ее, или ее предложил вам продюсер?

Джулиан Шнабель. Изначально на главную роль пригласили Джонни Деппа, а он, в свою очередь, хотел, чтобы режиссером был я, так что мне прислали уже готовый сценарий. Он был написан Роном Харвудом, а затем я его доработал. Я уже говорил, что книга была у меня несколько лет, но снимать фильм я не собирался. Была мысль перенести на экран историю Фреда, которого знал довольно хорошо. Я представил себе: вот он лежит в постели, больной, а ведь я знаю, сколько он сделал в этой жизни, какой насыщенной она была. Мне нравится сама идея: люди знают, что творится в голове человека, хотя он лежит без движения. Я работал над сценарием фильма по книге Зюскинда «Парфюмер», в которой была похожая идея, ведь герой обладал уникальным обонянием. Он мог совершать путешествия, оказываясь где угодно, слыша запахи любых, самых дальних мест, а Жан-Доминик Боби делал это благодаря силе своего воображения и феноменальной памяти. Так что я использовал некоторые приемы из «Парфюмера» в новом сценарии, который мне принесла продюсер Кэти Кеннеди.

Скотт Маколей. Вы значительно изменили его?

Джулиан Шнабель. Я перевел его с английского на французский. Я не мог себе представить, как английские и американские актеры будут изображать французский акцент и как французские зрители будут смотреть фильм на английском с французскими субтитрами. Также для меня было важно находиться именно в той больнице, где лежал Жан-Доминик. Автор сценария взял за основу книгу, но когда я поехал в больницу, поговорил с близкими друзьями Боби, то узнал не в пример больше, поэтому изменил кое-что в сценарии и многое для себя прояснил. Все же сценарист и писатель по-разному воспринимают то, о чем пишут. Поэтому сценарий нужно постоянно дорабатывать. Даже во время съемок.

«Скафандр и бабочка»

Крайне важно понимать, о чем на самом деле фильм, как мыслят его персонажи. Например, на вопрос жены, хочет ли он увидеть своих детей, Боби ответил «нет», хотя по сценарию он говорит «да». Он не хотел видеть своих детей. Его лучшая подруга Анн-Мари Перье однажды повезла его к другому человеку, который тоже был в состоянии бодрствующей комы, но жил дома, с семьей. Они сидели и смотрели друг на друга, потом Боби вернулся в больницу. После встречи с этим человеком он, думаю, понял, что он тоже все еще отец. Даже тень отца может быть настоящим отцом, и впоследствии он осознал это.

Скотт Маколей. Насколько героини фильма — медсестры и сиделки — соответствуют реальным людям? В некотором смысле фильм напоминает «8 ?» Феллини — художник наслаждается тем, что окружен умными и интересными женщинами.

Джулиан Шнабель. Первая женщина, которую мы видим в фильме — реальный персонаж, сиделка Жан-Доминика и физиотерапевт, а человек по имени Даниель, помогающий ему в бассейне, — больничный санитар. Практически все медицинские подробности в фильме соответствуют действительности. Мы работали с теми же самыми людьми, и они делали все то же, что и в реальной жизни с Боби. Что же касается главных героинь и сравнения с «8 1/2», думаю, оно справедливо. Конечно, это мое видение этих людей. Реальный человек отличается от персонажа фильма. Но вообще-то меня больше интересовала личность главного героя, чем отношения между его подружкой и матерью его детей. В итоге получился фильм о мужчинах и женщинах и о том, как женщины сыграли огромную роль в жизни мужчины. Все они были по-своему нужны ему. Одна научила его алфавиту, другая помогла найти общий язык с детьми, третья — установить связь с миром его фантазий. Была и такая, которая помогла закончить книгу.

Скотт Маколей. Почему было так важно снимать именно в той больнице? Это абсолютно игровой фильм, в нем не чувствуется документальности.

Джулиан Шнабель. Для меня это имело какое-то особое значение. Каждый день из окна можно наблюдать приливы и отливы, вода отступает почти на пятьсот метров! Иногда создается ощущение, что ты на Луне. Жан-Доминик писал, что, находясь там, он чувствует себя на краю мира, и это было важным элементом его восприятия жизни. К тому же мне показалось, что в сводах этой больницы, в окружающем ее пейзаже есть что-то от фильмов Антониони — там я часто о них вспоминал. В здании больницы у меня была отдельная комната, где я работал. Конечно, имеет значение то, как снимается фильм.

Я сам подбирал линзы для камер, потому что хотел создать максимально объемное, глубокое изображение. Используя подвижные и наклонные линзы, можно смещать фокус по своему усмотрению. Все это создает эффект «живой» камеры — словно она дышит.

Скотт Маколей. Вы превратили больницу в съемочную площадку?

Джулиан Шнабель. В общем, да. Я застелил пол линолеумом в крупную клетку, подумал, что иногда совсем не хочется смотреть на людей, даже если они говорят с тобой: можно уйти от их взгляда, смотреть на пол, на чью-то руку или ногу. Жан-Доминик мог смотреть на флуоресцентные лампы на потолке, особенно если кто-то говорил ему то, чего он не хотел слышать.

Скотт Маколей. В ваших картинах классические партитуры постоянно сочетаются с памятными по другим фильмам музыкальными мотивами. Как и на каком этапе работы вы выбираете музыку?

Джулиан Шнабель. Музыку я слушаю постоянно. И знаю, что те или иные композиции в какой-то момент обязательно появятся в моих фильмах. Я всегда предполагал, что песня Pale Blue Eyes будет звучать в эпизоде на корабле. Несколько лет назад я должен был встретить свою жену в Канне. Я взял напрокат «Мерседес» с откидным верхом и помчался на бешеной скорости, слушая песню U2 Ultraviolet (Light My Way). Уже тогда я понял, что эта песня появится в фильме, хотя самого фильма еще не было. Композитор Пол Кэнтелон, написавший партитуру, был вундеркиндом, но с ним случилось несчастье: его сбила машина, и он полностью потерял память. Однажды, играя на фортепиано, он сказал своей матери: «Послушай вот это». Оказалось, что он играл Баха, даже не зная об этом. Он очень тонко прочувствовал Жан-Доминика, словно отождествлял его жизнь со своей. Однажды он пришел ко мне и принес сочиненные им прелюдии. Одна из них была просто идеальна и сразу вписалась в настроение фильма. Я также использовал музыку Нино Роты и тему из фильма «Лолита» композитора Нелсона Риддла. Каждый раз, просматривая отснятый съемочный материал, я соотношу его с музыкой, думаю, подходит ли она. Иногда в процессе пытаешься изобрести что-то новое, но очень часто я возвращаюсь к готовым композициям, которые решил использовать с самого начала работы. В фильме «Пока не наступит ночь» звучит музыка немецкой группы Popol Vuh из фильма «Агирре, гнев Божий» и Эннио Морриконе из фильма «Битва за Алжир».

Скотт Маколей. Вы рассказали, что общались с людьми, которые были непосредственными участниками всей этой истории, но с самим Жан-Домиником вам встретиться не довелось. Фильм открыл для вас что-то в характере этого человека, о чем вы не могли даже догадываться?

Джулиан Шнабель. До съемок я не осознавал, что он, вероятно, чувствовал себя избранным, а не проклятым. Словно кто-то, Бог или некая другая сила, сказал ему: «Ты можешь стать большим художником, но не иметь тела — или быть абсолютно здоровым, но обычным человеком. Что ты выбираешь?» Мне кажется, он был обычным, хотя и, безусловно, одаренным человеком, когда возглавлял журнал, но, написав эту книгу, он стал уже кем-то другим.

Filmmaker, Fall 2007, Vol. 16, № 1

Перевод с английского Елены Паисовой

p/p

left