Цвет времени: синий. Беседа о детях-индиго

В фильме «Индиго» режиссер Роман Прыгунов вывел новый тип героя-подростка. Обсуждая картину, мало кто всерьез задумался о том, что в этой картине от правды жизни. На самом же деле здесь кроется проблема, породившая массу толков, зачастую поверхностных, а чаще просто ложных. Об этом кинокритик Евгения Леонова беседует с психологом Марией Гордон и педагогом Ириной Лапиной, мамой ребенка, официально признанного принадлежащим к этой категории.

«Индиго», режиссер Роман Прыгунов

Евгения Леонова. Давайте начнем с определения «индиго», вынесенного в название фильма. В описании «диагноза» упор делается на гиперактивность, сильно развитую интуицию, способность к предвидению и хорошую соображалку, а также ауру синего цвета. Все это показано в фильме, группа детей — пятеро мальчиков и девочка, являющихся главными персонажами, обладают этими формальными качествами. Включая ауру и гиперактивность, ребята мастерски разъезжают на скейт-бордах. Можем ли мы сказать, что в фильме, действительно, показаны дети-индиго?

Мария Гордон. Внешние проявления, которые ты перечислила, в том числе и использованное тобой слово «диагноз», скорее, обеспечивают формальную связь между индиго и представлениями обычных людей об индиго. Потому что индиго — это новая популяция, и для ее описания мы часто используем старые, знакомые термины. Интуиция, гиперактивность, интеллект...

Но интеллект можно развить, паранормальным способностям — обучиться. Гиперактивность может быть результатом повышенного тонуса, внутричерепного давления и так далее, результатом физиологического нарушения.

Раньше врачи вместо слова «индиго» использовали диагноз СДВГ — синдром дефицита внимания и гиперактивности. Его и сейчас никто не отменял, его считают заболеванием, гасят специальными препаратами. Многие школьные психологи пользуются этой аббревиатурой. Все, что нам показали и рассказали в картине о детях-индиго, сказка, не имеющая к ним отношения.

Е. Леонова. Кто же такие индиго?

М. Гордон. Не вдаваясь в подробности мозговой организации, индиго — это совершенно другой способ социализации. Индиго — люди, которые не признают давления власти, авторитетов, главенства социума. Они спокойно проживут без него. Они знают, кто они такие, спокойно относятся к давлению системы, абсолютно самодостаточны.

Е. Леонова. Герои фильма забираются на крышу строящегося небоскреба, жгут там костер, далеко от земли, близко к звездам. Вроде не отрицательные персонажи, откровенно плохих поступков не совершают, кроме кражи денег из игровых автоматов, но в то же время и положительными героями их трудно назвать. Скорее, они нейтральные, герметичные. И наша реакция на них — ни холодно, ни горячо. Это просчет фильма или, наоборот, та самая самодостаточность?

М. Гордон. Обособленность от взрослого мира — единственное, что есть от индиго в героях фильма. Если мир не понимает и не принимает этих людей, они создают цисту, кокон, уходят в себя. Но изначально они открытые, контактные люди, которые активно ведут себя по отношению к внешнему миру. Индиго — не подпольная организация. В фильме не названо и не показано ни одной причины, по которой понадобилось бы обосабливать ребят и сажать на крышу. И уж милиции индиго точно не боятся. А персонажи бегают от милиции, при том, что милиционеры, по-моему, самые симпатичные парни в этом кино, такие благодушные пэтэушники. Фобии, которые испытывают дети-герои, больше, простите, похожи на фобии сценаристов. Мне кажется, что персонажей-индиго следовало сделать более независимыми друг от друга и от общества. Их не надо было уводить в подполье и обрекать на дивиантный образ жизни. Они не стали бы, как обычные дети, фыркать на родителей, взламывать и обкрадывать игровые автоматы, потому что могли бы получить нужные блага совершенно иначе, используя интеллект в качестве созидательной, а не разрушительной силы. Думаю, героев сделали «сопротивленцами», чтобы привлечь внимание подростковой аудитории. И на скейтборды поставили для того же. Протест — почти беспроигрышный манок для подростков. Но индиго не стали бы протестовать. Сколько я с ними ни сталкиваюсь, они не видят во взрослых — учителях, психологах, родителях — силу, которая может им серьезно противостоять.

Ирина Лапина. Они нас с этой точки зрения не рассматривают.

М. Гордон. Именно. Поэтому не имело смысла помещать детей по другую сторону баррикад.

Е. Леонова. Получается, что проблема отношения взрослых и детей в фильме выстроена в одной плоскости, по горизонтали. Нервозность и непонимание со стороны отцов — главным образом это отец Андрея, его играет Михаил Ефремов — и отторжение со стороны сына (Иван Янковский). Стимул-реакция. Но насколько я понимаю, снимая фильм об индиго, нужно было поместить детей и взрослых на разные уровни восприятия жизни?

М. Гордон. Да, индиго — это поколение логиков. Поэтому выяснение отношений с родителями для них не существует. Еще одно принципиальное отличие этих детей в том, что они не зацикливаются на эмоциях. Если Ирина, например, скажет своему сыну: «Как ты можешь, ты не ешь суп, который я готовила, старалась, отрывала время от сна?» и так далее — он не поймет. Но если она объяснит, для чего нужно есть «первое», почему суп, допустим, полезен для пищеварения, он прислушается. Даже если ответит: «А я не хочу!» — это все равно будет диалог, а не тупая ссора. Индиго понимают доводы. С ними можно сотрудничать, договариваться, можно быть старше и мудрее этих детей, но только через логику. Они не признают априори власть учителя, родителя, наставника, они ее просто не понимают. Если училка кричит: «Сядь на место, я здесь главная!», индиго ответит: «Да пошла ты». Ведь такие дети рождаются не только в благополучных семьях...

Е. Леонова. По сюжету каждый из детей наделен каким-то даром: один видит, другой слышит, третий предчувствует, девочка понимает язык животных и может общаться с собаками, пчелами, благодаря чему и спасает свою жизнь. Возможно, совокупность «даров» и должна была обеспечить реальность единого образа человека-индиго?

М. Гордон. Дар — это для чародеев. Ребята и играли чародеев. Они очень старались. Но им не объяснили, кого играть. Поэтому и получились волшебники, а не новая популяция.

Е. Леонова. Мне кажется, что, взяв термин «индиго», создатели фильма открыли перед собой массу драматургических возможностей. Если по каким-то причинам им не хотелось или у них не получилось рассказать историю о детях-индиго как о новой популяции, можно было сделать акцент на отношении взрослых к этому явлению. Развить тему безусловной родительской любви, которая, во-первых, существует вне зависимости от того, кем являются дети, во-вторых, как любая любовь, нуждается в том, чтобы ее осмысливали, развивали и укрепляли. Толика любви фильму бы не помешала.

М. Гордон. Фильм, безусловно, мог бы в первую очередь помочь родителям детей-индиго. Кому по-настоящему трудно, так это мамам и папам. Им достаются самые тяжелые переживания. Они не готовы к тому, что их дети иные, не готовы принять их инакость. Когда после тестов я вызываю родителей и говорю: «Ваш ребенок не сумасшедший, как вы считали, не дурак и не инопланетянин, он — индиго», — многие плачут от ужаса. Кто-то хватает ребенка в охапку и бежит к другому специалисту. Родители пытаются либо защитить ребенка от общества, которое пока на него не напало, либо, сжав зубы, терпеть его выходки, не понимая, что он другой. Но почти все считают поведение ребенка-индиго патологией и пытаются лечить. Меня еще вот что поразило. У главного героя добрый отец и трепетная мама, но ребенок от них отворачивается, и когда родитель задает ему законный вопрос: «Кто же вы такие?», он отвечает: «Мы ваши дети» — таким тоном, будто в чем-то их упрекает. В фильме нет родителей, которые обижают своих детей. А дети ведут себя неадекватно. Если честно, мне помимо милиционеров понравился персонаж, которого играет Гоша Куценко, — доктор Суханов. Он непрофессионал, который выдает себя за профессионала, вынужден быть в теме, поскольку тема существует, но беспомощен во всем и как психолог, и как исследователь индиго, и как работник с суицидентами. Мне кажется, что это единственный глубокий персонаж в фильме.

Е. Леонова. А как вам Павел, которого играет «меченосец» Артем Ткаченко? За этим актером закрепляется странное амплуа. Кровавый злодей с глазами исстрадавшегося ангела, падшего от людской жестокости. И Павел такой. Дети видят кроваво-красный нимб вокруг его головы, а у него мальчики кровавые в глазах в прямом смысле слова. Он убивает тех детей-индиго, которые не хотят открыть ему, кто у них в компании самый одаренный, грубо говоря, не хотят дать адрес Андрея, что само по себе, конечно, сомнительная драматургическая коллизия. Павел завидует, он зависим от более сильных людей, он хочет власти. Кем является этот персонаж, какую смысловую функцию выполняет? Он — «индиго», которого в свое время взрослые замучили таблетками, или злодей, антагонист, необходимый сюжету?

М. Гордон. Стать «бывшим индиго» невозможно — это значит делать операцию на мозге. Речь об устройстве мозга на клеточном уровне. Индиго можно сломать судьбу, но нельзя отменить его индигость. В связи с твоим вопросом вспоминаю «Гарри Поттера». Там были простые смертные, были волшебники — назовем их «индиго», и были несчастные сквиббы, родившиеся от волшебников, но по каким-то причинам неудавшиеся. Поэтому они мрачные, завистливые и злые. У меня сложилось впечатление, что персонаж Ткаченко позаимствован у Джоан Роулинг.

Е. Леонова. Многие рассматривают «Индиго» в одном ряду с «Дневными» и «Ночными Дозорами». Согласитесь, параллелей много. «Темные» силы — предприниматели в лице Ардашниковой (Мария Шукшина), директора школы для индиго. «Светлые» силы — персонаж Михаила Ефремова, представитель официальной власти, милиционер. Гоша Куценко играл в дилогии лучезарного совратителя, здесь, в общем, дурака, хотя авторы, желая запутать, усиленно намекают, что Суханов — главный злодей, благо он постоянно кричит о том, что детей-индиго нужно контролировать, иначе они всем зададут. Ткаченко, опять же, чем не вампиреныш? Вместо комаров — пчелы. Много совпадений на уровне деталей и на уровне смысловых линий. И даже флер чародейства...

М. Гордон. Персонаж Шукшиной меня, мягко говоря, удивил. Этот типаж очень распространен в американском кино. Персонаж, который с самого начала самый хороший, самый понимающий, самый «за», оказывается полной противоположностью, закадровым злодеем, этаким профессором Мориарти. И сколько бы авторы ни намекали на Суханова, за первые десять минут фильма ясно, что директриса Ардашникова и есть главная злодейка. Да, у меня впечатление, что фильм смонтирован из самых распространенных персонажей и штампов. Нарезали и склеили сценарий. И эти ребята сыграли индиго, как «Поколение Х».

Что касается «Дозоров», то ставить «Индиго» в этот ряд — следствие путаницы, о которой мы говорили. Индиго — это факт, а «Дозоры» — сказка, художественный вымысел.

Е. Леонова. Получается, что фильм, который вроде бы должен исходи ть из реалий, не просто обошелся без них, а явился коллажем по мотивам триллеров, фэнтези, отечественных триллеров-фэнтези с государственным уклоном. Налицо противоречие: дети-индиго, как люди автономные и самостоятельные, вернее, термин оказался прикрытием для несамостоятельного творческого мышления. Кстати, команда, которая снимала этот фильм, известна в плане «ксерокопий». В 2002 году жюри российской критики на Московском МКФ присудило антидиплом режиссеру Роману Прыгунову за фильм «Одиночество крови». Там была забавная такая этическая коллизия: дамочка-врач с говорящим именем Мария вводила непроверенную вакцину женщинам, а когда выяснялось, что женщинам от этой вакцины грозит смерть, они этих несчастных зверски убивали исключительно для того, чтобы не огорчать Марию. Этот этический шурум-бурум на тему «мочить, мочить, мочить!» подавался как экзистенциальная драма. И все это было снято холодно, гламурно, очень по-клипмейкерски (как, впрочем, и «Индиго») и очень всерьез. Критикам здорово досталось тогда от Рената Давлетьярова, который был в то время директором ММКФ. Теперь Давлетьяров — один из продюсеров «Индиго». Может, поэтому в списке индиго, покончивших жизнь самоубийством, фигурирует критик Лидия Маслова. Она входила в то жюри. Но это к слову, наши семейные радости.

Кстати, если не ошибаюсь, в одном из интервью Роман Прыгунов говорил, что призвание авторов нового российского кино для зрителей состоит в том, чтобы копировать западное кино. Если не вру, было произнесено слово «ксерокс». Но ксерокс иногда выдает слепые или смазанные страницы.

М. Гордон. А мне «Индиго» напомнило не клип, а передачу «Пусть говорят». В начале фильма идет передача, в которой Андрей Малахов в роли Андрея Малахова ведет ток-шоу на тему индиго. По-моему, он задал тон всему фильму. Все орут, все в быстром темпе, море истерики и негатива. После появления Малахова я ожидала истеричного развития сюжета. Так и получилось.

И. Лапина. Главная злодейка (Мария Шукшина) произносит одну очень точную фразу, что на явлении «индиго» происходит много спекуляций. Это правда. Спекуляций много. Стоит задать поиск в Интернете, чего только не увидишь. Индиго становится брендом для книг, журналов, компьютерных игр. Как астрология, очередное чудо, о котором любят разговаривать, смотреть, читать в метро. Но «чудо» это существует на самом деле. Что эксплуатирует фильм? Способности детей, которые подаются, как сверхъестественные.

Как мама ребенка, которого специалисты причислили к категории «индиго», я напугана этим фильмом. Мне в данном случае не важно, какого жанра картина, хорошо или плохо она снята. Я, как мать, опасаюсь, что педагоги, которым некогда читать книжки, некогда вникать к суть явления, некогда разбираться с психологией каждого ребенка, да что говорить, порой некогда тетрадки проверить, после этого фильма к детям-индиго будут относиться как к волшебникам — с опаской, но несерьезно.

М. Гордон. Более страшные области для спекуляции — это педагогика и медицина, таблеточные мафии. Хотите усилить индигость ребенка, дайте ему эту пилюлю, а если не хотите — вот эту. Если феномен существует — а он существует, его можно потрогать, — то практической медицине есть, где разгуляться. Предложат средства для коррекции и улучшения. Скорее всего, дело будет двигаться в сторону медикаментозного снижения гиперактивности и увеличения интеллектуального потенциала. А это по сравнению с книгами и играми совсем другие деньги.

Что касается педагогики... Желаете, чтобы ребенок учился среди себе подобных? Приводите его в наш лицей. Кстати, некоторые государства уже давно приняли меры для выявления, образования, адаптации индиго. С ними связывают определенные планы. Например, из них можно сделать политиков другого уровня.

Е. Леонова. Политиков? Людей, которым «по барабану» социальное окружение?

М. Гордон. Ты сейчас реагируешь, как автор фильма — в плоскости повседневного восприятия обычного человека. Ставка делается на индиго, как на будущих политиков, потому что они способны иначе смотреть на социум. Быть иным — это совсем другая школа нравственности, духовности, это большая ответственность. Я тоже верю, что эта популяция может улучшить, извини за пафос, жизнь на планете Земля. Кстати, знаешь, когда у нас заговорили об «иных» детях? После Чернобыльской катастрофы, в 1986 году. Многие исследователи, физиологи, нейропсихологи связывали возникновение индиго как популяции именно с этим временем. До этого индиго были единичным случаем, феноменом, но с середины 80-х пошла лавина, их становилось больше и больше и стало понятно, что они вытесняют прежние формы биологической жизни. У нас начали интересоваться этим процессом двадцать лет назад. А азиатские страны, заинтересовавшись раньше, уже подрастили себе следующее поколение. Этим индиго уже под тридцать. Их усиленно обучают, чтобы сделать управленцами очень высокого уровня.

Е. Леонова. Ира, почему тебе кажется, что фильм содержит опасность?

И. Лапина. Наше общество очень жестоко. Я смотрю на своего ребенка совсем другими глазами после того, как мне глаза раскрыли. И я понимаю — даже зная, что мой ребенок не такой, как все, даже принимая это и, безусловно, любя его, часто ловлю себя на том, что пытаюсь если не сломать его, то обойти его особенности. Его проявления мне в моей повседневной жизни неудобны. Я знаю об этом и все равно иногда поступаю так, как нельзя поступать категорически. А есть люди, которые этого не знают, знать не хотят. И куда такому ребенку девать негатив? Выплеска агрессии индиго — вот чего этот фильм научит бояться людей.

М. Гордон. Я бы не рассматривала индиго, как малоизученное пролонгированное оружие. Они умнее нас. Если мы не можем сейчас понять и простить, я надеюсь, что они, вырастая, все-таки будут мудрее. Я не думаю, что эти люди способны на агрессию и воспоминания о плохом детстве. У них столько векторов приложения своей силы, своего потенциала, что им совершенно неинтересно пинать старых глупых училок. Но оставить для зрителя «хвостик» страха — перекинуть мостик к сиквелу. Появится «Индиго-2», «3» и так далее. В этих фильмах индиго расколются на положительных и отрицательных, начнут свои войны. Бренд есть, можно снимать фильм за фильмом...

Е. Леонова. Такие жанровые миксы рассчитаны на широкого зрителя. А ведь именно с фильмами для большой аудитории нужно быть особенно аккуратными. Это не только огромная аудитория, но и самые большие страхи.

И. Лапина. Фильм поставят в сетку, покажут по телевизору. Тети и дяди сядут смотреть «про деточек». В лучшем случае, после просмотра отнесутся к индиго несерьезно. Да ну их, этих фокусников. При этом в фильме показаны дети, которые, грубо говоря, способны на все. Положительные моменты их «инаковости» создатели фильма не подчеркивают, происходит самопроизвольное смещение акцента на поступки, которые пугают. Фильм спровоцирует у людей необъяснимый страх. Страх перед индиго, страх за своих детей и, главное, за себя. У людей и так много фобий, появится еще одна. Причем безотчетная. И опять усилится негативное отношение к людям, которые не такие, как все. Лишний повод почувствовать неприязнь к «умникам».

Е. Леонова. Стандартная реакция создателей игрового кино — «А вот вы смотрите, допустим, „Имитатора“, детектив, психологический триллер, в котором есть психолог, шизик-маньяк, полицейский, но тоже не все корректно с точки зрения психологии и права. Почему вы не нападаете на „Имитатора“, а нападаете на наше новое кино?»

М. Гордон. Некоторое время назад я посвятила пять лет изучению влияния СМИ на психику подростков. И вот что я вам скажу. Когда зритель воспринимает видеоряд как вымысел, он заранее настроен на то, что все, что он видит, неправда. Если он смотрит триллер, эта неправда всколыхнет его эмоции, но по-настоящему не напугает, не вызовет ощущения тревожности. Мы делали специальные замеры, учитывая ряд самых разных физиологических проявлений человека, и оказалось, что фильмы с насилием и агрессией — триллеры, «ужастики», «страшилки» — снимают агрессию зрителя и не вызывают состояния тревожности. Так что все разговоры о том, что американские фильмы делают нашу молодежь агрессивной, — ерунда. Все наоборот. Расслабляться, когда смотришь про Фредди Крюгера — здоровая реакция нормального человека.

Но когда зритель смотрит новостную передачу и понимает, что на экране реальные жертвы и настоящие трупы, уровень агрессии возрастает неимоверно. Картина «Индиго» рассказывает о явлении, которое существует на самом деле. Причем, не забудьте, речь в фильме о детях, наших детях. Дети-индиго ходят по улицам, живут с нами под одной крышей. Мы смотрим эту картину, как реальный сюжет, и нас на бессознательном уровне затапливает тревога.

Е. Леонова. Полуправда рождает монстров.

И. Лапина. Поэтому недоговорить в данном случае страшнее, чем лишняя информация. Но шут с нами, со взрослыми зрителями. Подростки тоже посмотрят это кино — им же интересно про ровесников. А индиго в фильме как раз ровесники наших индиго.

М. Гордон. Да, в массе своей дети-индиго находятся сейчас в пубертатном и препубертатном периоде. В этом возрасте даже самые адекватные, уверенные в себе и психически устойчивые дети непременно задаются вопросом: кто я? Какой я? Им кажется, что на них смотрит весь мир, они испытывают страшные муки и переживают за каждый прыщ на пятке, боятся себя, выдумывают себе ложные биографии, играют в подкидышей, ищут в себе признаки удивительного. Дети посмотрят фильм, и начнется усиленное самокопание. Недавно слышала в автобусе разговор двух девчонок: «Ой, а мне сон приснился, а потом все сбылось. У тебя такое бывает?» Понимаете, дети в этом возрасте себя боятся. И «Индиго» — полуправда под видом информации — напугает их еще сильнее. Среди подростков много суицидов — низкая самооценка. Но в пубертате адекватной самооценки не бывает. Детям в этом возрасте очень сложно. А если ребенок еще и индиго! Лучшей реакцией на фильм будет, если дети поиграют в индиго, пообзывают друг друга, создадут на время какое-то новое неформальное движение. Хорошо, если реакция сведется к игре.