Невыносимая легкость дня. «Юрьев день», режиссер Кирилл Серебренников

То, что к фильму «Юрьев день» у соотечественников могут возникнуть несколько иные вопросы, чем у иностранцев, — это понятно. По нынешним временам иностранцам только и осталось, что любые неверифицируемые высказывания немедленно относить к числу «русских сувениров». Больше смущает, что вопросы соотечественников могут очень сильно отличаться от вопросов, заданных «Юрьеву дню» его собственными авторами.

Это странно, даже если исходить из абсолютно искренней, непредвзятой с обеих сторон жажды взаимопонимания.

1. Известная певица перед отъездом на ПМЖ в Германию впервые посещает родимую провинцию. Почему? То есть почему ПМЖ, если она — известная певица? Пожизненный контракт, где она его взяла? А если не пожизненный, почему ПМЖ, «развод» по собственной инициативе? Но если все-таки ПМЖ, то что ее тянет на родину, с которой давно сорвалась? А если так тянет, что мешало с тех пор возвращаться регулярно — на каникулы, для концерта на любимой колокольне, для омажа в музыкальной школе с трансляцией по Первому каналу? В чем загвоздка? Самолеты летают регулярно.

"Юрьев день"

2. Родную провинцию певица посещает вместе с великовозрастным сыном. Зачем? Зачем тащить человека туда, где он никогда не был и не хочет быть? Где он по воле самой певицы не проводил «лето с бабушкой», не оставлял «детской дружбы» и «первой любви», а увидеть снежную степь легко, не отъехав от МКАД и пяти километров? Зачем «материнская родина» в великовозрастном состоянии насильственным путем? Ради причудливых перемен в материнских волеизъявлениях? Ради покорного признания «капризов примадонны»? Другого повода нет, но «материнская воля» — тот же ответ, что и «воля божья».

3. Вместе с великовозрастным сыном певица родную провинцию посещает, чтобы «попрощаться с родиной». Что это значит? Она покажет ему роддом, где он был произведен на свет, и любимые памятные места? Познакомит с соседями по двору и бывшими одноклассниками? Устроит праздник и приключение, которые в одночасье запомнятся навсегда?

Или куда она приехала, если там нет ни соседей, ни одноклассников и ни с кем нельзя встретиться? Если нет даже школьной беседки или памятного забора, за которым она, допустим, потеряла невинность? Если заведомо не предусмотрено провести сына по «закоулкам памяти» и передать ему дух приключений? Где «родина», в чем — прощание?

Стоит лишь стандартная, вполне мкадовская заснеженная колокольня, с которой певица, простирая руки, декламирует стертые до дыр строки из школьной программы: «О, Русь моя, жена моя, до боли...» Тем самым она признает, что ей лично прощаться не с чем и все происходящее — лишь ритуальный жест, чтобы было «как у людей».

Положено прощаться? — Будем прощаться. Но и у Шопена два века назад «Прощание с родиной» было блестящим полонезом, его до сих пор играют.

Весь первый блок вопросов воскрешает, увы, не «Снежную маску» и не письмо от Рильке, которое Пастернак до самой смерти носил в нагрудном кармане. Он напоминает начало другого, ненового фильма, причем в пользу последнего. В панфиловской «Теме» по столь же заснеженной провинциальной степи, в столь же дорогой по тем временам машине и дубленке (против иномарки и шубы КсенииРаппопорт) ехал, правда, не певец, а драматург. Но он тоже придумывал «национальную» пьесу: «Край мой, край родной, мужем битый, врагами стрелянный»...

И опять: «Край мой, край, мужем битый»... И пафос тогда уже был фальшивым до колик, и пьеса у героя не сложилась.

Притом, во-первых, Ким Есенин, герой Михаила Ульянова, произносил все это безобразие мысленно, про себя. Во-вторых, ехал просто развлечься — подальше от «барского гнева» и «барской любви». В-третьих, все отношения были прозрачны — с любовницей, прихлебателем, ГАИ, «принимающей стороной».

Циничные-нециничные, они снимали вопросы. Публика могла понять ситуацию так и эдак, вырвать из контекста детали, зациклиться на них или, наоборот, осознать их неубедительность в общем контексте. Публика не могла повлиять на сам факт существования экранной ситуации.

В «Юрьевом дне» мотивы, жизнь, прошлое — все за кадром: путь наверх, прорыв, прописка, рождение сына, гастрольный график, импресарио, райдер и прочая социальная встроенность. В меру своей испорченности публика может, конечно, придумать «как все было», но лицо Ксении Раппопорт на экране — лишь «полая схема», и отношений певицы с сыном изначально не предусмотрено. То есть пока он был, не видно ничего, кроме раздражения. «Недослышал» Блока, «неправильно» покупает ватник. Когда исчез — всё, ад раскрылся. Второй блок вопросов связан с «переменой участи».

4. Во время «прощания с родиной» великовозрастный сын исчез. Куда? Его отняли татары, или мать сама убила, пока камера отвернулась? Или парень ушел куда глаза глядят, только бы не оставаться под материнской властью? Или эта власть — заведомо — поверх любых причин пропажи? Исчезновение сына, вообще-то, серьезное происшествие. После самого знаменитого — исчезновения сыновей наследного герцога Кларенса — Ричарда III порубили в лапшу, сто лет спустя опозорили, еще через двести признали, что не виноват, нацелились на Генриха VII, но тот давно умер сам. И ведь до сих пор не угомонятся. Певица жива и здорова, а ответ перестает искать почти сразу.

5. Когда великовозрастный сын исчез, она осталась в провинции, работает в тубдиспансере, поет в церковном хоре. Отчего она не уезжает? Не может успокоиться? Но где гарантия, что он не сам ушел? И где в таком случае бесконечные звонки в Москву, импресарио, оперативникам? Где в Интернете назавтра же — сенсационная новость? Где громкое телерасследование с обыском каждой помойки в эфире? Да порвать всех спецназом или парой гранат с «макаровым»...

Если первый мент отшил, а второй принял за другую и свозил на опознание, в обитель и к бывшим зэкам, это что — «сына больше не будет»? «Построили» певицу? Но если импресарио ни разу не позвонил, может, она, в принципе, не певица? У маэстро Гергиева в Цхинвали проще украсть мировую славу, чем окурок сигареты. Так связана ли «участь» с «исчезновением»? Или она тоже переменилась, «чтобы было, как у людей»?

Дети реально исчезают в Чечне, Беслане, «Курске» (и Курске), Красноярске, Кондопоге и на Дубровке, не надо никуда ехать. И чтобы увидеть ад, не надо никуда ехать — достаточно в час пик спуститься в любой подземный переход между электричкой и метро. А если сын сам ушел, певице решительно незачем стеснять местную жительницу, изображая страдание, и затем припадать к тубдиспансеру. Но все это, видимо, можно, после того как ночью в постели — не во сне, а в постели — она вдруг без музыки запела оперу. Она — русская интеллигенция с духовными запросами, умом ее не понять.

Опера тоже рождает сравнения с другим фильмом в пользу последнего. В «Шербурских зонтиках» чужими голосами пели все, а не только Катрин Денёв, и с начала до конца. Чужой и противоестественный голос Ксении Раппопорт лишь подводит черту под несуществованием персонажа, надевшего ее лицо. Последний штрих — что отныне она живет чужой жизнью, подстраиваясь под среду. Логично, наверное, для столь полного отсутствия, но в сюжете речь вовсе не о логике условностей. Наоборот, условность демонстративно и бесконечно содрогается. Содрогание — подлинный сюжетный стержень.

В недавнем голливудском «Сайлент Хилл» мать привезла ребенка в провинцию, потеряла, искала и не нашла. Аналогия с «Юрьевым днем» уже проведена нашей критикой. Но там загробную мистику верифицировал живой реальный отец, а в целом это была экранизация компьютерной игры. «Юрьев день» категорически отрицает любые игры. Он претендует на искренность, на новый «глоток свободы». При этом «искренность» не относится не то что к жизни и людям, а программно нацелена в никуда. «Идут белые снеги», «Что значит мещанин, как следует неясно», ум-ца-ца, аллилуйя, аминь... Степень самоупоения фильма сравнима с жестким порно для садомазохистов.

Когда у нас сейчас документалисты Костомаров и Каттин снимают провинциальную мать девятерых детей, ей в хоре петь некогда, ей бы коровник убрать.

Но их фильмы понятны и смешны — при всей тяжести материала. В них живут люди, и они радуются жизни при малейшей возможности. В «Юрьевом дне» живет только жажда власти. «Отняли ребенка», «отняли колеса», и несуществующая певица тут же «по-русски» обиделась и пошла страдать на миру. «Меня обездолили? Мне срочно дайте, мне». В сущности, она занята только собой.

Никакой иномарки, проданной с благотворительной целью, вы никогда не дождетесь. Следует, наоборот, еще больше возненавидеть снявших колеса татар. А уж оставить шубу приютившей хозяйке? «Делиться» — отнюдь не то, что велел певице Господь. Она будет под чужим именем петь в хоре и ходить за чахоточными зэками, только бы не вспоминать, сколько раз в жизни не подавала милостыню.

Ни за что не признать, что неподача милостыни является подлостью, не имеющей оправданий.

Несуществующая певица «страдает» лишь для продолжения экспансии, для присвоения очередного куска действительности. Реальный певец Козловский в родном полтавском селе открыл музыкальную школу. Режиссер Герасимов пол-жизни на собственные деньги содержал подмосковный детдом. У певицы нет никакой потребности делиться — это слишком мелко для фильма. Речь идет об окончательном решении славянского вопроса. Да, «тысячелетнее рабство», «власть тьмы» и т.д. и т.п., но «Господь терпел и вам велел».

Речь идет о современной экранизации стихотворения Блока «Девушка пела в церковном хоре». Вот это задача по плечу. Пусть Бога нет, пусть никто не придет назад, но девушку мы зашлем даже на Альфа Центавра. К Богу, к нашему удовольствию, к вашим безмерным страданиям. Девушка должна быть, и мы всех по ее образцу заставим идти и петь. Без памяти, без понятия, без голоса, без детей, но петь ты будешь. И посрамишь неподвластный нам телевизор.

Впрочем, если сама из наших — через месяц вернешься домой, пришлем импресарио, перелетишь в свой Зальцбург. Если не из наших — извини.