История в стиле «поп»
- №1, январь
- Михаил Морозов
СИМУЛЯЦИЯ НАЦИОНАЛЬНОЙ ИДЕИ
Павел Корин. "Александр Невский". Центральная часть триптиха "Александр Невский". 1942 |
Когда на московских улицах появились гигантские рекламные плакаты небесно-синего цвета с крупными буквами «Имя Россия», невольно подумалось, что речь идет о новой политической партии. «Наружки» таких нечеловеческих размеров прежде удостаивалась только партия «Единая Россия» в преддверии думских выборов в декабре 2007 года. Вскоре выяснилось, что речь идет о новом проекте телеканала «Россия», и от этого ощущение значимости происходящего, его сановной важности еще более укрепилось. Высшая санкция всего происходящего подтверждалась и короной над заглавием, как государевой печатью. Становилось ясно, что готовится промоакция национального масштаба: будут пиарить Россию. Причем не для Запада, а для самих себя, на внутреннем рынке. Создавать национальную идентичность.
Изобретение России
В идее социального конструктивизма, в том числе в придумывании нации, нет ничего нового. В последние двадцать пять лет историки все чаще пользуются образом нации как «вымышленного сообщества» — по названию опубликованной в 1983 году книги Бенедикта Андерсона Imagined Communities1, где автор рассказывал, как была «изобретена» современная Индонезия, — о том, как миф о единой и суверенной нации был насажден частью элиты при помощи массмедиа и прочих государственных институтов: школ, универси тетов, армии, государственных праздников, языковых норм и т.п. По большому счету все современные нации в той или иной степени придуманы, сконструированы элитами для своих политических и экономических целей, то есть являются проектами Модерна, Нового Времени (о чем еще до конструктивистов писали Эрик Хобсбаум и Эрнст Геллнер).
В России нация всегда была незавершенным, недодуманным проектом: ни в царскую эпоху, когда идея нации была подавлена идеей империи, ни в советскую — когда нацию сначала заменили Коминтерном, а затем все той же империей. Как писал британский историк Джеффри Хоскин: «У Британии была Империя, а Россия была Империей — и, по-видимому, ею же и осталась».
Или, как емко выразился С. Ю. Витте: «Я не знаю, что такое Россия, я знаю только Российскую Империю».
Когда распался СССР, Россия оказалась у разбитого корыта — без сколько-нибудь внятных привязок, якорей, маркеров национальной идентичности, менее чем кто-либо из постсоветских государств способная к формированию целостного национального мифа. «Постмодернистские» 1990-е, с их невнятными призывами сформулировать национальную идею, плохо годились для создания нации: страна была занята разделом собственности, «пилила» советское наследство. Лишь с окончанием эпохи приватизации и оформлением политической и экономической элиты (в сущности, это одно и то же, поскольку в России власть слита с собственностью в единой «симфонии»), когда потребовалась идеологическая легитимизация новой власти, запрос на национальную идею был подкреплен финансовым и медийным ресурсом.
Отстраивание нации вписывалось в логику создания «вертикалей» с конца 1990-х — вертикали власти, положившей конец политической и региональной вольнице; экономической вертикали, в которой несколько финансово-промышленных группировок поставили под свой контроль до 80 процентов ВВП; идеологической вертикали, с возрождением идеи державности и изобретением «суверенной демократии»; культурной вертикали, с возвращением брежневского Большого стиля и пышных концертов на День милиции; даже архитектурной вертикали, с неосталинскими высотками «ДОН-Строя», колоссами Церетели и новорусскими кирпичными фазендами в духе замков Диснейленда — все, как у Паперного в «Культуре Два». Недоставало только исторической вертикали — целостного и непротиворечивого государственного мифа о национальной истории, Аллеи славы, Доски почета.
Телевидение первым чутко отреагировало на властный запрос, создав «Старые песни о главном». В сущности, многие телепроекты рубежа веков были именно «о главном»: даже созданный в совершенно иной стилистике телевизионный проект «Намедни. 1961-1991» примирял зрителя с советской действительностью, избегая острых углов и подавая историю в фирменной парфеновской язвительно гламурной упаковке. Как признают издатели только что вышедшей на основе телепроекта книги, «когда 12 лет назад Л. Парфенов начал снимать телевизионный проект „Намедни. 1961-1991“, казалось, что российское будет шаг за шагом отменять и заменять собой советское. Но сегодня мы убеждаемся, что жизнь современной России слишком глубоко и надежно укоренена в советской эпохе, и потому она все чаще продолжает и повторяет ее»2.
Реабилитировав и интегрировав советское (а с ним и Брежнева, и, в целом, Сталина), вернув самую главную «песню о главном» — гимн Александрова (кстати, вошедшего в топ-500 имен проекта), новый «большой нарратив» начинает копать все глубже, выбирая в российской истории одну-единственную генеральную линию: все, что связано с сильным государством, суверенитетом, военной мощью и отпором Западу. Сюда же относится и новый национальный праздник, День национального единства, 4 ноября. Здесь и подтекст старого советского праздника (по сути, те же «ноябрьские праздники», сдвинутые на пару дней), и религиозная составляющая (День иконы Казанской Божьей матери), и монархический элемент (начало династии Романовых), и даже немного гражданского общества (народное ополчение). Но главное, конечно, — это идея изгнания поляков в 1611 году («зачистка столицы», как выразилась по этому поводу «Российская газета»3), то есть это День независимости России от Запада, от католичества и заодно — политически уместный пинок русофобской Польше эпохи братьев Качиньских.
Государство вместо нации
Ток-шоу "Имя Россия". Никита Михалков |
«Имя Россия» служит логическим продолжением этого «большого нарратива» национального единства, проекта власти по конструированию национальной истории. На первый взгляд его отличительной чертой является идеологическая всеядность: в одном ряду стоят Толстой, преданный церковью анафеме, и русские святые, Сталин и Деникин... Это похоже на то, как сейчас на Кавказе одновременно ставятся памятники генералу Ермолову и имаму Шамилю: как говорится, танцуют все! Однако при ближайшем рассмотрении оказывается, что все финалисты проекта так или иначе воплощают одну ипостась российской истории: государственную. Поэтому не случайно логотипом проекта является императорская корона, а не скальпель хирурга, не кисть художника, не плуг пахаря. Скорее всего, это уже на подсознательном уровне: советское — значит шампанское, российская — значит Империя.
И, как всегда, вместо истории России с отдельными людьми, семьями, городами и народами у нас пишется державная «история государства российского» или «история КПСС».
Члены «суда присяжных» также представляли различные лики российской государственности: Миронов на проекте был анонсирован как «десантник», поэтому он представлял Суворова, Ткачев представлял Краснодар и соответственно защищал Екатерину, Патриарх Алексий и местоблюститель Кирилл от Церкви представляли Александра Невского, официальный живописец всех времен и режимов Илья Глазунов — Ивана Грозного и т.д. Получилось что-то вроде Общественной палаты с депутатами «от науки», «от военных», «от регионов»... Из двенадцати финалистов девять были так или иначе связаны с государством (семь правителей, один военачальник и один высший государственный чиновник). Из трех оставшихся финалистов Менделеев также был государственным деятелем, Достоевский хоть и водился по молодости с петрашевцами, но все же более известен как консерватор и монархист, недаром его представлял умеренный националист Рогозин, да и Пушкин тоже не столько друг декабристов и «домашний диссидент» (представленный диссидентом Кублановским), сколько «наше все», забронзовевший и посмертно признанный в качестве государственного символа.
Старейшиной суда был назначен человек проверенный, партийный и идеологически выдержанный, закаленный в боях за имущество Киносоюза — Никита Михалков. Представитель державной фамилии, глава становой семьи, объединившей в своем служении Отечеству все поколения российской истории, все инкарнации советского гимна. Роль старейшины Михалков уже примерил на себя в фильме «12», где он, в обличье мудрого офицера ФСБ, назначил себя не просто председателем суда присяжных, но совестью всея Руси, в финале фильма разом рассудив трехчасовую юридическую и психологическую невнятицу не по закону, а «по понятиям».
Итак, мощная артподготовка, четкая идеологическая установка, двенадцать государственных героев, двенадцать загримированных мужчин (любопытно, что среди присяжных не оказалось женщин, хотя, казалось бы, на что Валентина Матвиенко?), послушная аудитория в студии и раздувающийся от собственной значимости ведущий — все было готово к триумфу воли, к созданию нового российского пантеона...
И однако — не получилось. Вышел «не взрыв, но всхлип». Проект как-то невнятно свернулся, не удовлетворив ни публику, жаждавшую Сталина, ни самих присяжных, остановившихся на очевидно компромиссной фигуре Александра Невского, да еще оставил легкий привкус мухляжа с предполагаемым манипулированием голосами за Сталина. В итоге из «тройки по версии присяжных» (Невский/Пушкин, Суворов, Столыпин) и «народной тройки» (Невский, Столыпин, Сталин), человек на улице с уверенностью признает только Пушкина и Сталина, а вот изображение Невского он вряд ли отличит от Долгорукого, Столыпина от Витте, а Суворова от Державина. Победители проекта-шоу «Имя Россия» рискуют быть неузнанными в толпе, как царь Иван Васильевич в известном фильме.
В чем же причина этой неудачи?
Страна победившей симуляции
Как иронично выразился Пелевин в одном из последних романов, основами мироздания являются гламур и дискурс. Проблема проекта «Имя Россия» заключается в том, что дискурс Великой России был подан в гламурном исполнении, история была преподнесена как шоу. Иными словами, то, что задумывалось как серьезное государственное мероприятие по формированию идентичности, своего рода акт модерна по строительству нации, превратилось в постмодернистский водевиль.
Из истории было сделано глянцевое, попсовое (сам «хедлайнер» проекта Александр Любимов не гнушался этого слова), этически неразборчивое зрелище. И здесь, пожалуй, главная проблема проекта, изъян в исходном коде — телепроект «Имя Россия» аморален. Законы жанра ток-шоу не подходят для такой тонкой, нравственно чувствительной материи, как история, тем более недавняя история, когда еще живы жертвы сталинизма или их дети. На передаче про Сталина один из судей начинает: «Сталин был гений...» — публика разражается аплодисментами — «...гений злодейства» — аплодисменты продолжаются, как ни в чем не бывало.
Это история для «телепузиков», история для тех, кто хочет минимизировать психологические издержки при обработке сложной информации. Есть такой идиотский вопрос для маленьких детей: «Кого ты больше любишь: маму или папу?» Зрителя, как ребенка, здесь спрашивают: «Кого ты больше любишь: Пушкина или Сталина, Менделеева или Суворова?» Сама идея сравнения Сталина с Пушкиным, Достоевского с Александром Невским — в корне порочная постановка вопроса. Это типичный массмедийный фрейминг реальности, при котором все видится в рамках рейтинга, конфликта, соперничества, скандала. То, что телевидение сделало с политикой, превратив ее в бесконечный сериал, лишив содержания и смысла, оно сейчас делает с историей.
«Имя Россия» — это история в глянцевой упаковке, история для потребителей, которые выбирают между сложными историческими персонажами, как между сортами пива.
И раз уж история запущена в мясорубку ток-шоу, то вслед за проектом телеканала «Россия» можно представить себе проекты-клоны на других телеканалах: «Имя Россия» по версии НТВ (Азеф, Гапон, Чикатило), «Имя Россия» по версии ТНТ (Барков, Распутин, Берия), «Имя Россия» по версии телеканала «Спас» (путем «мягкого рейтингового голосования» выбрать самого святого из русских святых)... А если серьезно, то следует понять, что есть сферы общественного сознания, где хит-парады неуместны, и историческая память, как и религия, несомненно, к ним относится.
Помимо симуляции истории в проекте происходят и другие подмены: — Симуляция «экспертов», которые, за исключением академиков Сахарова и Капицы, не являются специалистами, но прежде всего медийными фигурами, которым поручено вести определенные идеологические партии. Получились очередные «Танцы со звездами»: знаменитости теперь не только танцуют на льду, боксируют на ринге и пишут картины, но и на досуге занимаются историей: «Землю попашут — попишут стихи».
— Симуляция героев. В проекте речь идет не столько об исторических персонажах, сколько о мифах. Тот же победитель шоу по обеим версиям Александр Невский — фигура наиболее мифологизированная из всего списка, персонаж, о котором существует наименьшее количество исторических свидетельств, вплоть до того, что сегодня историки подвергают сомнению сам факт битвы на Чудском озере (не сомневаясь, однако, что князь исправно ездил платить дань в Орду). Весь разговор о Невском был основан на агиографии, житии — жанрах, которые не подразумевают дискуссию и сомнение, но исключительно славословие. При этом в народном сознании миф о Невском (как и миф о Грозном) отчасти сливается с мифом о Сталине (через фильм Эйзенштейна), а сентенции типа «не в силе Бог, а в правде» и вовсе отдают мифотворчеством в духе «Брата-2». Миф о Невском наиболее удален от современности и потому наименее противоречив, вписывается в антизападную риторику власти, устраивает одновременно государственную, военную и духовную корпорации. И в довершение всего кончина Патриарха Алексия, представлявшего Невского в проекте, и последовавший за ней общенациональный траур, едва ли не канонизация усопшего, придали мифу о Невском такую трансцендентную санкцию, что он стал кандидатом по сути безальтер нативным.
— Симуляция народа. Хотя и был шанс пригласить в студию активно участвующих зрителей (как, к примеру, в «Культурной революции» Швыдкого), на проекте был представлен типичный контингент ток-шоу: толпа, кочующая по телестудиям «Останкино» из павильона в павильон, чтобы заработать 1000 рублей, пару бутербродов и шанс увидеть себя на ТВ. Это такая же симуляция народа, как симуляция vox populi на «прямых линиях» с президентом, где народ отфильтрован и вымуштрован, как симуляция электората на выборах в нашей «суверенной демократии».
Россия — страна победившей симуляции, где вопросы нравственности преданы не только забвению, но едва ли не презрению. Когда рухнул Советский Союз (бывший по сути своей нормативным, просветительским проектом), вместе с ним развалилась и определенная система ценностей. Хорошей она была или плохой, можно спорить, но несомненно, что она сплачивала общество и задавала определенные ориентиры, в частности, ставила общественное выше личного. Пришедший на место советской идеологии рынок пороссийски не дал взамен никаких новых норм, кроме идеи немедленного обогащения — попросту говоря, халявы. Россия оказалась в глубокой нормативной яме — между «совком» и рынком. Сегодня страна живет в условиях аномии, дезориентированного и атомизированного общества.
Под стать общественной аномии, подстать аморальной, цинично манипулирующей обществом власти был создан аморальный телевизионный проект, превративший историю в балаган.