Двое поменьше. Маленькая пьеса воспоминаний

Маленькая пьеса воспоминаний

Действующие лица:

Манечка.

Ванечка.

Пятидесятый.

Жена Пятидесятого.

Маляр с круглой кистью.

Тетя Вика.

Дядя Георгий в парадной форме офицера Советской Армии (в последней сцене — в армейском ватнике без погон).

Тетя Тома в декольтированном платье.

Старуха, не говорящая по-русски.

Отсек

Тесное помещение, где едва можно развернуться вдвоем. Какие-то трубы, полки. Тихие звуки струящейся воды. Тусклое аварийное освещение.

Пятидесятый шарит в полутьме по полкам и шкафам. Где-то на стене работает корабельный динамик.

Из динамика звучит мужской голос: «Третий ракетный, задраить люки доступа, личный состав перевести в кают-компанию. Командиру прибыть в центральный. БЧ-пять продолжать работы по продуванию цистерн».

Слышно, как где-то рядом начинает работать какой-то движок, но он быстро смолкает. Снова — полная тишина, нарушаемая лишь легким постукиванием в трубах и вкрадчивым журчанием воды.

П я т и д е с я т ы й (что-то считает). Сорок восемь. Сорок девять... Что, кап-раз? Не судьба тебе набить морду старшине срочной службы? (Судя по звуку, что-то наливает из бутылки.)

М у ж с к о й г о л о с и з д и н а м и к а (сдавленно). Вдовкин беспокоит! БЧ-пять, кто дал команду прекратить работы?!

Слышно, как где-то далеко и в то же время очень близко женский голос выводит: «Придет серенький волчок и укусит за бочок...»

П я т и д е с я т ы й. Все. Пятьдесят, мужики. (Поднимает стакан.) За вас! Вода — пухом... За тебя, кап-раз. За всех вас, мужики, невернувшихся. Не чокаясь, парни, не чокаясь. (Выпивает.) Простите, если что.

В тесном помещении резко зажигается свет. Становится понятно, что это кухня малогабаритной квартиры, агрегат с двигателем — холодильник. Входит Жена Пятидесятого. Видит, что на маленьком кухонном столе составлены в каре сорок девять стаканов (рюмок, пиал, всего, что нашлось в доме) с водкой, причем каждая из емкостей прикрыта кусочком хлеба.

Ж е н а П я т и д е с я т о г о (гневным шепотом). Все собрал?!

П я т и д е с я т ы й. Все.

Ж е н а П я т и д е с я т о г о. Хватило, да? Насобирал?.. Ребенок всю ночь не спит. Захлестнула бы. Алкаш! Поганик! Полуночник!.. (Заглянула в какую-то кастрюлю.) Почему суп не съел? (Открывает форточку.) Сидишь тут в духотище.

П я т и д е с я т ы й. По шеям. Так и надо...

Ж е н а П я т и д е с я т о г о. Быстро спать. Чтобы больше не слышала.

П я т и д е с я т ы й (встает, по дороге к дивану). Вас поняли, ложимся на курс.

Проходит мимо фотографии с изображением подводной лодки у пирса, бухается на колени и прислоняется лбом к стене.

Ж е н а П я т и д е с я т о г о. Здрассьте-приехали. Еще не хватало. Опять двадцать пять?

П я т и д е с я т ы й. Опять сорок девять.

Ж е н а П я т и д е с я т о г о (угрожающе). Сейчас поддам!

П я т и д е с я т ы й (поднимаясь с колен). Шесть боеголовок. Сверхдальнего радиуса действия. Пол-Атлантики замутить, пол-Америки угрохать. (Заваливаясь на диван.) Со мной было бы ровно пятьдесят. Но я у тебя умнее всех оказался... Вовремя напился.

Ж е н а П я т и д е с я т о г о. Это — да, это — конечно. Когда ты не вовремя напивался? И на Новый год — вовремя. И перед самым Новым годом.

П я т и д е с я т ы й. Но-но-но-но... Разговорчики в строю... Вдовкин сам был не дурак выпить... Потешный был кап-раз. Маленький такой мужичишка с бороденкой и конкретный до безобразия. Сказал-сделал. Сделал-сказал: «Или я тебя, земляк, списываю на берег, или после выполнения задания Родины буду смотреть по настроению: будет хорошее — заеду по морде и возьму на корабль, будет плохое — так возьму. Выбирай...» — «Товарищ капитан первого ранга, конечно, лучше по морде, чем с родного корабля...» Вдовкин сам был не дурак накатить. Он говорил: «Подводник, который не пьет, — это кагэбэшник. А гэбэшников мы роняем за борт. Страшно не то, парень, что ты напился до зеленых соплей, а то, что ты сделал это не с разрешения командира. И за то, что ты нарушил золотое правило подводников — во всем подчиняться старшему, — я тебя сосватаю на губу. До самого нашего возвращения на базу». И сосватал. Вообще, лодки без своих не уходят. Но здесь капитан уперся рогом... Лодка ушла в автономку, а меня в хэбэшке без ремня стали возить в половине шестого утра подметать пирс. Я мету, а сам на горизонт таращусь, когда наши вернутся. Шесть месяцев прошло. Восемь... Хорошо, если расчетную глубину проскочили.

Ж е н а П я т и д е с я т о г о. Чем хорошо?

П я т и д е с я т ы й. Быстрая смерть. Гидростатическое давление. Ойкнуть не успели... А то еще можно под козырек завалиться и не всплыть. И загибаться в отсеках в темноте. Пока ресурс автономности не выйдет.

Ж е н а П я т и д е с я т о г о. Страсти-мордасти... Не могу слышать весь этот идиотизм.

П я т и д е с я т ы й. Почему — идиотизм?

Ж е н а П я т и д е с я т о г о. А не могли они нечаянно выпустить эти свои шесть баллистических?..

П я т и д е с я т ы й (усмехнулся). Успокойся, мы бы здесь уже не сидели.

Ж е н а П я т и д е с я т о г о. А сигнал какой-то они могли дать? На рацию у них хватало аккумуляторов?

П я т и д е с я т ы й. Ну ты даешь, мать. (С долей снисходительности.) Как слышите меня, прием? Беспокоит командир советской подводной лодки, капитан первого ранга Вдовкин. У меня на борту сорок девять жизней и шесть баллистических ракет. Не подсобите ли, мужики? Мы тут как раз рядом, в ваших водах... Прошли на сверхмалых оборотах тихой сапой в режиме радиомолчания.

Пауза.

Ж е н а П я т и д е с я т о г о. Всё. Больше ни слова не хочу об этом слышать... А те, кто их посылал, они что, были не в курсе? Что подводный ландшафт не изучен, что маневренность плохая, что автономность у этого дизельного поплавка ограниченная. Ничего не знали, да? Ну и куда они людей посылали?

П я т и д е с я т ы й. Не ори, ребенка разбудишь.

Ж е н а П я т и д е с я т о г о. Это ты каждую ночь ребенка будишь, орешь во сне: «Продуть цистерны!» Знали или нет?

П я т и д е с я т ы й. Что ты привязалась ко мне в три часа ночи?

Ж е н а П я т и д е с я т о г о. Идиоты... Одни, что отдали приказ, другие, что выполнили...

Пятидесятый встает и начинает одеваться.

Ж е н а П я т и д е с я т о г о. Куда?

П я т и д е с я т ы й (серьезно). Не знаю. Куда глаза глядят. Не хочу быть с тобой под одной крышей! Парни погибли, а ты... А ты, как эта...

Ж е н а П я т и д е с я т о г о. Ну и иди. Иди-иди... Иди куда хочешь, без тебя хоть ребенок начнет нормально спать.

Пятидесятый, не успев до конца одеться, оседает, схватившись за сердце.

Ж е н а П я т и д е с я т о г о. Всё? Допился? Достукался? Сердце долбануло? (Помогает мужу добраться до постели.) Поганик. Алкаш. Полуночник... (Приносит капли и стакан.) Пей... Может, они еще и не погибли. Откуда ты знаешь?

П я т и д е с я т ы й. Если бы их взяли американцы, они бы слямзили блок «невидимка». На лодке был сверхновый узел, позволяющий идти сквозь радары. Американцы до сих пор его толком не сделали... Если бы их раздавило, была бы информация от сейсмографов. Ее тоже нет. Значит, они умерли молча... Сорок девять мужиков задохнулись в дизельном гробу.

Ж е н а П я т и д е с я т о г о. Не думай, не думай больше ни о чем!.. Всей жизни не хватит додумать то, что за стенкой этого дома происходит... Спи. Ручки под щечку... (Погладила по щеке.) Баю-баюшки-баю, не ложися на краю... (Услышав какие-то звуки в спальне, уходит туда, слышен ее сердитый голос оттуда.) Это что такое? Кто это встал? Что папа? Папа спит. Ты сейчас разбудишь папу. Полуночник, поганик... Ничего не темно. Спят бабочки-либочки.

П я т и д е с я т ы й (шепотом). Старуха!.. Старуха!

Ж е н а П я т и д е с я т о г о (возвращаясь, шепотом). Что?

П я т и д е с я т ы й. Ты у меня — во!.. А я у тебя?

Ж е н а П я т и д е с я т о г о. Ты тоже — во! Мне с тобой повезло несусветно... У тебя завтра совещание в одиннадцать. Позвонить Виктории, взять справку, что у тебя плохо с сердцем?

П я т и д е с я т ы й. Но-но-но-но! Разбудить в девять ноль-ноль.

Ж е н а П я т и д е с я т о г о. Точно? Ну смотри. (Уходит в спальню.) Ничего не темно. Я же тебе ночник не выключаю... Спят твои бабочки-либочки, улетели в свой домик на небе и крылышки сложили. И Манечка твоя спит. Манечка всегда хорошо кушает и хорошо спит. Поэтому из нее вырастет хорошая девочка, а из тебя что попало, будешь так плохо спать. (Открывает шторы во всей квартире.) Ну где темно? Везде светло уже, успокойся. Везде светло. Всюду — жизнь, всюду — свет.

Идет на кухню, хочет убрать сорок девять стаканов. Рука не поднимается... Возвращается в комнату. Садится в кресло. Кажется, засыпает.

Мгновение тишины.

Д и н а м и к (вдруг очнувшись, тоном радостного идиота). Доброе утро, товарищи! Поздравляем с новым трудовым днем!

Старуха, не говорящая по-русски

Городской двор с песочницей, забором, гаражами, чахлыми деревьями и т.д. Справа виден балкон и квартира, где живет Манечка, слева — балкон и квартира Ванечки. Манечка и Ванечка выходят на середину сцены и закрывают лица руками.

М а н е ч к а. Без палочки не получится!

В а н е ч к а. Надо хотя бы попробовать, тогда и узнаем, Манечкина.

М а н е ч к а. Загадывай!

В а н е ч к а. Нет, ты первая!

М а н е ч к а. Я хочу... чтобы все было по-другому, все, все... Чтобы везде было много шиколадок и жувачек...

В а н е ч к а. И кроссовок с белыми шнурками!

М а н е ч к а. И чтобы я ездила по иностранным странам... каждый год, каждый месяц!

В а н е ч к а. И чтобы можно было ходить в походы, куда захочешь. И чтобы у меня была машина, три машины! Грузовик, легковушка и... еще легковушка.

М а н е ч к а. И чтобы я стала знаменитая. И чтобы... взрослые получали зарплату... тысячу рублей, миллион рублей!!!

В а н е ч к а. Таких денег не бывает!

М а н е ч к а. Пусть будет! Хочу, чтоб было!.. И... чтобы я говорила на иностранном языке, как иностранка, и у меня были красивые туфельки... И еще... чтоб была война.

В а н е ч к а (открывая глаза). Зачем?

М а н е ч к а. Когда война, знаешь как интересно?! Не знаешь, и не говори! Все бегут, танки на улицах ездиют! Сейчас скучно, потому что нет войны.

В а н е ч к а (соглашаясь, вновь закрывает глаза). Чтоб по улицам ездили танки и чтобы я собрал много-много красивых бабочек. Всяких разных... И чтобы деньги стали другого цвета.

М а н е ч к а. Зелененькими!

В а н е ч к а. Синенькими!

М а н е ч к а. Зелененькими, Ванечкин!

Насвистывая, появляется Маляр с круглой кистью. Он собирается красить забор. Манечка и Ванечка с величайшим любопытством наблюдают за его действиями.

В а н е ч к а. Синенькими!

М а н е ч к а. Зелененькими!

В а н е ч к а. Синенько-зелененькими.

М а н е ч к а. Дурак ты, Ванечкин... (Мечтательно.) А я, когда вырасту, стану маляром. А ты?

В а н е ч к а. И я... Показать тебе секретик? Ты такой не видела.

М а н е ч к а. Стеклышко и фантик с золотинкой! Видела сто раз!

Разгребают участочек земли под ногами. Садятся на корточки, чтобы удобнее что-то рассмотреть.

М а н е ч к а (зачарованно). Во-о!! А где ты взял кругленькую?

В а н е ч к а. У деда в гараже. Зыканская?!

М а н е ч к а. Зыканская... Похожа на глазик от машины желтенький.

В а н е ч к а. А ты никому не покажешь?

М а н е ч к а. Не-а. Противному Олежечке непоказывай, ладно, Ванечкин? А то он все время хочет, чтобы мы с ним играли... А ты у своего деда возьмешь патрончиков?

В а н е ч к а (уверенно). Конечно. Я уже знаю, где они лежат. И тогда мы подвзорвем детсад, как договаривались.

М а н е ч к а (воодушевляясь). Они все только улягутся спать, а мы — ба-бах! И все побегут!.. И на полдник молоко с пенкой не заставят пить.

В а н е ч к а. Зыканско! Нет, мы сначала всех спасем. А потом — подвзорвем... Рассказать тебе про кладбище?.. (Замогильным тоном.) Одна девочка пошла ночью на кладбище, а там все покойнички из могил повставали... а там... в черном-черном лесу стоит черный-черный гроб.

М а н е ч к а (отвлекаясь на работу Маляра). Ванька, смотри, он уже почти что всё!

В а н е ч к а (несколько обиженно). Опять не слушаешь?

М а н е ч к а (покорно). Слушаю.

В а н е ч к а (явно смазав финал). Покойничек встал из могилы и говорит: «Отдай мое сердце!» (Думая, чем бы еще поразить воображение собеседницы.) А мой папа раньше был подлодчик на подлодке. А скоро эта подлодка приедет к нам и папа меня покатает.

М а н е ч к а (ей больше нравится следить за Маляром). Не приедет. Там мост, Ванечкин.

В а н е ч к а (уверенно). Она поднырнет под мостом.

М а н е ч к а. Не поднырнет... Потому что мелко.

В а н е ч к а (готовый устроить истерику). А есть такие спицальные корабли. К ним на крышу садятся самолеты. Спицальную крышу делают!

М а н е ч к а. Если на крышу сядет самолет, она сразу разломается. Кто-то совсем заврался.

В а н е ч к а. Не заврался! Не знаешь и не говори!

Мимо проходит Старуха, не говорящая по-русски.

М а н е ч к а. Смотри! Опять Тыра-Пыра идет.

Д в о е п о м е н ь ш е (вразнобой, в радостном предвкушении). Здра-авствуйте, бабушка!

С т а р у х а (вполне доброжелательно, хотя и не отрываясь от собственных мыслей). Тэрэ-тэрэ.

Д в о е п о м е н ь ш е (несмело выкрикивают). Тыры-пыры! Тыры-пыры!

С т а р у х а (растерянно обернувшись). Тэрэ-тэрэ. (Уходит в сторону.)

М а н е ч к а. Она опять сказала: «Тыры-пыры»! Слышал?! Она спицально дразнится! Пойдем через забор!

Оба ненадолго исчезают, чтобы выбежать с другой стороны навстречу все той же Старухе.

М а н е ч к а (кричит что есть мочи). Добрый вечер, бабушка Тыра-Пыра!

С т а р у х а (покачав головой, со вздохом). Тэрэ-тэрэ.

В а н е ч к а (радостно декламирует). Тыры-пыры растопыры, тыры-пыры во все дыры!!..

С т а р у х а (обиженно бурчит). Тэрэ-тэрэ! Тэрэ-тэрэ!!!

Быстро уходит со двора. Вбегает тетя Вика.

Т е т я В и к а (Ванечке и Манечке). Ну-ка идите сюда! Идите, идите!

Двое поменьше подходят.

М а н е ч к а. Мамочка, а он говорит, что есть такие спицальные корабли с такой спицальной крышей...

Т е т я В и к а. Вам сколько раз говорить, чтобы вы ее не дразнили?

В а н е ч к а (искренне). Кого? А мы никого не дразнили, тетя Вика.

Т е т я В и к а. А кто только что кричал: «Тыры-пыры растопыры»?

М а н е ч к а. Мама! Она сама первая начала! Мы ей сказали: «Здравствуйте, бабушка», а она ка-ак закричит: «Тыры-пыры».

В а н е ч к а. Тетя Вика, она первая начала! Она — первая!

Маляр обернулся на эти истошные крики.

Квартира Манечки. Тетя Вика лежит на диване, занятая чтением журнала «Новый мир». Входит зареванная Манечка.

Т е т я В и к а (не прерывая чтения). Коленки?.. С забора свалилась?

М а н е ч к а. Она сделала, как сказала. Мама, она...

Т е т я В и к а. Кто?

М а н е ч к а. Наша бабушка.

Т е т я В и к а (достаточно равнодушно). И что? Что она сделала? Да не вой же ты.

М а н е ч к а. Она сказала правду, мамочка. Когда взрослые говорят, что придет серенький волчок и бабай, никто же на самом деле не приходит. И Дедушка Мороз — это воспитательница с бородой. А она сказала, что умрет, и умерла.

Т е т я В и к а (прослушав половину). Что сказала?

М а н е ч к а (заливаясь слезами). Сказала, что умрет, и умерла.

Т е т я В и к а (вставая с дивана, начинает совершать странные действия, например, открывает шкаф с одеждой). Что?! Где?! Кто тебе это сказал?! Кто сказал?

М а н е ч к а. Я сама видела. Ее уже унесли, мамочка.

Т е т я В и к а (холодея). Куда?

М а н е ч к а (показывает рукой). Туда... Я сказала, что хочу взять бусы поиграть, а она говорит, вот умру — заберешь насовсем. Она сказала, что когда-нибудь ее положат в гробик и понесут. И все будут плакать. Я думала, что неправда, как про бабая. А сейчас, мамочка, на улице всё, как она сказала. Гроб, и плачут. (Горестно.) Сказала, что умрет, — и умерла.

Т е т я В и к а. О господи!.. Это в соседнем доме пожилая женщина умерла.

М а н е ч к а (максимально убедительно). Бабушка про себя говорила!

Т е т я В и к а. Это другая женщина!!!

М а н е ч к а. Она — тоже?

Т е т я В и к а. Что — тоже?

М а н е ч к а. Как бабушка? Сказала, что умрет?

Т е т я В и к а. Все люди смертны! Все умирают.

М а н е ч к а. Почему?

Т е т я В и к а. Потому что!..

М а н е ч к а (обескураженно). Смертны. Все. Потому что.

Т е т я В и к а. О господи! (Нервно набирает номер телефона.) Мама! Мама! Мамочка, это ты?.. Как ты себя чувствуешь?.. Ты знаешь, что твоя любимая внучка учудила? Она говорит, что тебя уже понесли. Вдоль по улице. В последний путь.

М а н е ч к а (вырывая телефонную трубку). Бабушка! Бабушка! Ты меня обманула?! Как про бабая?! Какая ты молодец! А я уже не плачу!

Т е т я В и к а (забирая трубку, Манечке). Встань в угол и подумай хорошенечко.

М а н е ч к а. О чем?

Т е т я В и к а. Обо всем!

М а н е ч к а. Что все бабушки умрут?

Т е т я В и к а. И дедушки тоже.

М а н е ч к а (из угла). Смертны. Потому что. А кто это придумал, чтобы было так неправильно?

Т е т я В и к а (по телефону). Мама, ну зачем ты ее нервируешь? Ну говори с ней о чем-нибудь более приятном, я тебя умоляю. Она же все запоминает, это же невозможный ребенок. Ну о музыке с ней говори. Можешь сделать из нее великого музыканта, раз она на деда похожа, я не возражаю. Был один капельмейстер, пусть будет еще одна солистка. Краса любимого села... (Манечке.) Хочешь быть великой музыканткой?

М а н е ч к а (с готовностью). Тогда бабушка не умрет?

Т е т я В и к а. Заклинило... (По телефону.) Нормально. Сегодня должен подойти... Что значит «не тяни»? Я не тяну, я думаю... Мама, тебе не терпится рассказать твоим подругам, что Вика вышла замуж и теперь будет как за каменной стеной?.. Ну а что ты каждый день о нем спрашиваешь?.. Ну ладно, пока, мамочка. Завтра загляну. Целую, родная. (Кладет трубку.)

М а н е ч к а. А я знаю, про кого вы говорили. Кто должен подойти.

Т е т я В и к а. Ты довертишься, красавица.

М а н е ч к а. Про рыжего дядю Борю. Он придет, и я пойду на улицу.

Т е т я В и к а. Размечталась.

М а н е ч к а. Он опять принесет три большие коробки конфет и скажет: «Иди на улицу, угощай всех ребят и гуляй как можно дольше».

Т е т я В и к а. Это он так сказал?

М а н е ч к а. Сказал: «Иди гуляй...» Мамочка, а зачем нам следующий папа — рыжий. Мы же не рыжие с тобой, все будут знать, что он нам неродной.

Т е т я В и к а. Что еще за «следующий папа»?

М а н е ч к а. Ну у меня же есть один папа — мой, который уехал в другой город. А еще один — значит, следующий.

Т е т я В и к а. Ты стоишь в углу и стой себе, тебя не спрашивают.

Пауза, в течение которой тетя Вика успевает прочесть страницу текста журнала «Новый мир».

М а н е ч к а. А дядя Боря не любит книжки.

Т е т я В и к а. Почему?

М а н е ч к а. Я его спросила, почему он книжки с картинками не приносит, а только конфеты и всякое такое. А он говорит, что книжки нельзя съесть.

Т е т я В и к а. Так и сказал?..

М а н е ч к а. Мамочка, он рыжий-прерыжий.

Т е т я В и к а. Ладно, отбой детской тревоги. Угроза следующего папы отменяется. Больше ты его не увидишь.

М а н е ч к а. Правда?

Т е т я В и к а. Слушай, ты, плакальщица с чужих похорон. Я тебя когда-нибудь обманывала?

М а н е ч к а (серьезно). Один раз.

Т е т я В и к а. Это когда же?

М а н е ч к а. Ты сказала «про смертны», что всех унесут. Но мы же с Ванькой никогда не умрем.

Т е т я В и к а. Да, я погорячилась, вы с Ванькой — никогда! Конечно. Этого не может быть.

Луна, похожая на апельсин

Дядя Георгий и Двое поменьше сидят во дворе. Дядя Георгий что-то рисует в толстенном альбоме.

М а н е ч к а (дяде Георгию). А ты долго учился на боевого военного солдата?

Д я д я Г е о р г и й. Долго.

М а н е ч к а. А вам там рассказывали про спицальные корабли?

В а н е ч к а (с затаенной надеждой). Со спицальной крышей, чтобы самолеты могли садиться?!

Д я д я Г е о р г и й. Авианесущие крейсеры? Есть такие. Для базирования самолетов с вертикальным взлетом. (Показывает рукой, что это — «вертикальный взлет».)

В а н е ч к а (торжествующе). Ну и вот!

М а н е ч к а. А... подлодка под нашим мостом поднырнет или не поднырнет?

Д я д я Г е о р г и й. Под нашим? Вряд ли.

М а н е ч к а. Ну и вот! Потому что мелко!

Д я д я Г е о р г и й. Она останется в глубоководной гавани, а сюда вышлет быстроходный катер.

В а н е ч к а. На воздушной подушке! У-у-у-у-у! (С удовольствием уподобляясь катеру.) А если подлодка пульнет, она до нас дострельнет?

Д я д я Г е о р г и й. Конечно.

В а н е ч к а. А до Америки?

Д я д я Г е о р г и й. Естественно.

В а н е ч к а. Здорово!

М а н е ч к а (дяде Георгию). А почему ты приехал не на танке?

Д я д я Г е о р г и й. Ну... на танке неудобно везти апельсины.

М а н е ч к а. На машине лучше, да? А у тебя есть свой танк?

Д я д я Г е о р г и й. Свой? Личный? Нет, Маня.

М а н е ч к а. Совсем-совсем? А малюсенький?

Д я д я Г е о р г и й. Я же начштаба. Мне не положено. Но зато у меня в подчинении много других подразделений.

М а н е ч к а. А тебя ефрейтор старше?

Д я д я Г е о р г и й. Нет.

М а н е ч к а. А старший сержант?

Д я д я Г е о р г и й. Нет, Маня.

М а н е ч к а. А... у старшего сержанта бывает свой танк?

Д я д я Г е о р г и й. Бывает. Один на весь экипаж.

М а н е ч к а. А почему у них есть, а у тебя нет?.. Тебе скучно?

Д я д я Г е о р г и й. Без танка? Да, временами.

В а н е ч к а (заглядывая в альбом). Это кошка или собака?

Д я д я Г е о р г и й. Я сам не понял. Пусть это будет пони.

М а н е ч к а (глянув в альбом). Это кенгуру... У кенгуру кругленький животик, а внутри сидят кенгурята. А когда им надо, они вылезают. И прыгают. С одной елочки на другую.

Появляется тетя Тома в декольтированном платье, в туфлях на высоких каблуках, с двумя стаканами, бутылкой и миской салата.

Т е т я Т о м а (Ванечке). Ванюшка, какой у тебя альбомчик красивый! Это кто тебе подарил?! (Дяде Георгию.) Ну ты что? Там уже по четвертой разливают... А мы — тут, если хочешь... Какой ты весь чистенький! Господин офицер. Всегда — с иголочки. Не то что все ваши — вечно ужратые в кабаке... Я, между прочим, и вилки захватила. К вам обращаюсь, господин майор.

В а н е ч к а (протестующе). Он еще не все нарисовал!!! Еще надо самолет со звездочками!

Д я д я Г е о р г и й (выполняя заказ). А над мирно пасущимися в еловом лесу кенгурятами гордо реет советский Миг.

Т е т я Т о м а (Ванечке). Ишь ты какой жадный! Но потом-то вы его отпустите?..

В а н е ч к а. Нет! Он — наш!

Т е т я Т о м а (дяде Георгию). Тебе, что, с детьми интереснее, чем в компании?

Д я д я Г е о р г и й. Там... пахнет луком.

Т е т я Т о м а. Ну правильно, это же салат «зимний»! В него кладут лук, не знал, что ли? Ну даешь... Давай хряпнем. Штрафную! Не кочевряжься! Через полчаса они вообще все будут расписные... Можно ко мне поехать. Я тебе приготовлю что-нибудь. Без лука... Какой ты весь чистенький! Тебе и жена-то не нужна!.. Тридцатилетний майор на полковничьей должности. Хорошо идешь! Ладно, давай за твои погоны. За твой маршальский жезл.

Д я д я Г е о р г и й. Я не хочу, спасибо.

М а н е ч к а. Тетя Тома, вы же ему мешаете рисовать!!!

Т е т я Т о м а. Молчу! Как рыба об лед... Говорят, что из-за этого химкомбината больные дети будут рождаться. С астмой и плохим зрением. И у всех дальтонизм будет развиваться. Наши говорят... А про тебя, Жор, в городке говорят, что ты странный.

Д я д я Г е о р г и й. Почему?

Т е т я Т о м а. Рассказывают, что ты говоришь-говоришь с человеком, а потом вдруг отойдешь к окну, стоишь смо-отришь куда-то вдаль. Правда? А то возьмешь роту солдат и пошлешь в детский сад. Карусели красить.

Д я д я Г е о р г и й. Не все же им пыль на плацу выбивать... Знаешь, у Евгения Евтушенко есть стихотворение «Могила ребенка». О том, что каждый из нас — могила ребенка, которым он когда-то был. Надо торопиться что-то успеть сделать для живых.

Т е т я Т о м а. Стихи читаешь. Водку не глушишь. Коньяк — все из рюмочек. Жора, может, ты шпион английский? (Нетерпеливо.) Ну пошли, хватит. Не смешно, Жора.

Д я д я Г е о р г и й. Можно я с ними? Я им обещал погулять.

В а н е ч к а. Под деревьями!

Т е т я Т о м а (раздражаясь). Ну не дури! Кто так делает?! Любишь ты детей? Женись, нарожай хоть батальон и возись, сколько влезет! Что ты к чужим-то липнешь?

Д я д я Г е о р г и й. С чужими безопаснее, Тома. Из своих еще неизвестно что вырастет. Риск колоссальный.

Т е т я Т о м а. Вот так, да? Жора, а ты вообще-то — нормальный? Ты сам-то как думаешь? В тридцать лет с детьми играть? А то, гляди, до маршала не дослужишься!

В а н е ч к а (глядя в альбом). А теперь — травку и бабочек с птичками.

Т е т я Т о м а. Свиристелок нарисуй. Побольше... (Как бы шутя.) Ванечка, а куда он вас звал гулять? В кустики? А он тебя трогал за какие-нибудь места? Трусики с тебя снимал? (Манечке.) А с тебя?

М а н е ч к а (готовая разреветься). Не-ет!

Т е т я Т о м а (как бы грозя пальчиком). Нехорошо взрослым неправду говорить.

Д я д я Г е о р г и й (укоризненно). Тома!

Т е т я Т о м а. Ну Тома я, Тома. Ума нет, сижу дома... Я-то шутя, а кто-то и всерьез. Дыма без огня, Жор, не бывает. Гляди, не дослужишься до маршала... Не такой ты, Георгий. Не такой, как все... Не-та-кой... (Резко развернулась на каблуках.) А я — как все, с соседней улицы. Ну ладно. Пошла.

В а н е ч к а (ни с того ни с сего). Дед Пихто!!!

Т е т я Т о м а. Кто — дед Пихто, Ванечка?

В а н е ч к а. Альбомчик подарил — дед Пихто!!!

Д я д я Г е о р г и й (помолчав, тете Томе). Ну наливай. (Двое взрослых молча выпивают и закусывают.) Я недавно попробовал шампанское с маринованными огурцами... Вкусно.

М а н е ч к а. А меня скоро на скрипке отдадут играть... (Глядя в небо.) Луна походит на апельсин. Правда же?.. (Дяде Георгию.) А ты в следующий раз все-таки приезжай на танке.

Двое поменьше и велосипед

Из открытого балкона Манечкиной квартиры слышны звуки терзаемой скрипки. Под балконом появляется Ванечка с велосипедом.

В а н е ч к а. Маня-а! Мань! Выйди! (Появившейся на балконе Манечке.) Тебе долго еще?

М а н е ч к а. А что?

В а н е ч к а. Погнали куда-нибудь? На велике. Сядешь на раму.

М а н е ч к а. Ну счас! Завалиться обоим?.. Ну ладно, подожди, счас. (Выбегает, захватив с собой пару бутербродов.)

Оба начинают жевать.

В а н е ч к а. Не бойся. У меня руки сильные. Я пятьдесят раз отжимаюсь.

М а н е ч к а (недоверчиво). Сикока-сикока?

В а н е ч к а (с достоинством). От скамейки — пятьдесят. От пола — двадцать пять.

М а н е ч к а. От скамейки и я — пятьдесят.

В а н е ч к а. Погнали на Мертвое озеро?

М а н е ч к а. Что я там не видела?.. Кому-то попу нахлещут, что был на Мертвом озере без спросу.

В а н е ч к а. А кому-то надо заниматься с утра до вечера.

М а н е ч к а. Я могу сказать, что была в библиотеке, в музыкальном отделе.

В а н е ч к а. А я могу сказать, что был у бабушки. Погнали?!

М а н е ч к а. А ты все еще на подростковом рассекаешь? Пора на взрослик переходить... А я, наверное, скоро уеду.

В а н е ч к а. Куда?

М а н е ч к а. В спецшколу при консерватории.

В а н е ч к а. А где жить будешь?

М а н е ч к а. В интернате. Или с отцом.

Пауза.

В а н е ч к а. Давай скажем, что были у бабушек. Моя бабушка будет думать, что мы были у твоей бабушки, а твоя — что у моей... Целый день в распоряжении. Свобода!

М а н е ч к а (усаживаясь на велосипед). Взрослая жизнь — это когда спиной чувствуешь тепло другого человека и это происходит не в автобусе!

В квартире, где живет Манечка, тетя Вика разговаривает по телефону. Двое поменьше сидят за столом в другой комнате.

Т е т я В и к а (по телефону). Твой Ванька у нас... (Ванечке и Манечке.) Чем занимаетесь?

М а н е ч к а (делая серьезное лицо). Читаем биологию.

Т е т я В и к а. По-моему, они балдеют у телика, как они это любят делать. А ты не видела? Выключают звук, кто-нибудь один встает возле телевизора и корчит рожи. Особенно им нравятся оперные певцы и пианисты, программу «Время» они тоже уважают... Ваня, ты у бабушки был? Мама спрашивает.

В а н е ч к а. Был, естественно.

Т е т я В и к а. Уверяет, что был... (Ванечке.) Ты не планируешь появиться дома? Мама спрашивает.

В а н е ч к а. Угу. В ближайшем будущем.

Т е т я В и к а. Да пусть сидят. Все равно дождь на улице. Опять какой-то агрегат мастерят... для выращивания лимонов в условиях вечной мерзлоты.

М а н е ч к а (укоризненно). Мы альбом с бабочками изучаем.

Т е т я В и к а. Зачем?

В а н е ч к а. Так. Интересно.

Т е т я В и к а (по телефону). Сидят мокрые, как мыши. Не могу понять, почему у Ваньки на велосипеде болотная тина. Ваня, она что, с неба под колеса падала?.. А ты знаешь, что они до часу ночи фонариком пересвечиваются? В окно. Сидя на подоконнике. Спать не загонишь... (Меняя тему разговора.) Письмо от Тамарки пришло. Пишет — Жора пьет, как слепая лошадь. Очередное звание задержали. Как-то все не очень у них... Ну пока. Давай. Ага. (Кладет трубку.) Манюня, ты хомяка своего покормила?

М а н е ч к а. Начинается! Знаешь же, что покормила.

Т е т я В и к а. Уж и спросить нельзя... Мусор вынесла?

М а н е ч к а. Вынесла. Посуду вымыла, уроки сделала.

Т е т я В и к а (немного огорченная тоном дочери). Вот вырастешь большая лыха, будет тебе не хватать материнских нотаций и нравоучений. Вот увидишь.

М а н е ч к а. Ну уж!.. Кто-то совсем, извините, заврался...

Откуда-то доносится звук работающего телевизора: «Го-о-о-о-о-ол!!! За четыре минуты сорок девять секунд до конца этой исторической встречи с подачи Бориса Михайлова Валерий Харламов увеличивает разрыв в счете! Это значит, что прославленным канадским профессионалам так и не удастся доказать свое преимущество перед советским хоккеем!»

Квартира тети Вики. В ней — тетя Вика и повзрослевшая Манечка. Телевизор работает, но звук выключен.

М а н е ч к а (глядя в окно). У Ваньки свет горит.

Т е т я В и к а. Да, он сюда переехал. После смерти отца... Мог бы еще жить да жить. Сердечная недостаточность на фоне алкогольной интоксикации... Ванечка вокруг могилы ограду сделал из корабельных поручней...

М а н е ч к а (что-то ищет в столе). Ванька пьет столько же, сколько отец?

Т е т я В и к а (пожала плечами). Пьет... У него ребенок все время болеет. Странные приступы удушья. Всех врачей объездили... Ванька психует, старается поменьше бывать дома. Часто уезжает.

М а н е ч к а. Куда?

Т е т я В и к а. В горы, в тайгу. Заберется куда-нибудь и торчит по два месяца...

М а н е ч к а. Зачем?

Т е т я В и к а. Спроси у него...

М а н е ч к а (кладет на стол какую-то аккуратненькую пачку). Это тебе.

Т е т я В и к а. Что это?

М а н е ч к а. Доллары, мама.

Т е т я В и к а (берет в руки). Какие страшненькие. Зелененькие... (Брез-гливо перебирает купюры.) На туалетную бумагу похожи.

М а н е ч к а. Ну да, весь мир утерли... Мама, поедем со мной! Что ты здесь одна?

Т е т я В и к а. А там? Не одна?.. Буду ходить, как старуха эстонка, которую вы с Ванькой в детстве гоняли.

М а н е ч к а. Какая?

Т е т я В и к а. Из соседнего дома... Их сослали сюда после войны. Она осталась ухаживать за могилой сына. Может быть, у нее никого не было, я не знаю. Красивая была женщина, яркая. Раньше. В мое детство. При вас она уже в кацавеечке ходила... Под старость лет она забыла те восемь слов, которые знала по-русски, и стала говорить только на родном языке. К этому все быстро привыкли, никто к ней не приставал. На булку хлеба она приносила ровно двадцать две копейки, а больше ей говорить особенно было не о чем... Днем она выходила во двор посидеть на скамеечке. На солнышке. И тут появлялись вы с Ванькой. Вы с ней здоровались, а она отвечала по-эстонски: «Тэрэ-тэрэ». Вам казалось, что она вас дразнит и говорит: «Тыры-пыры». Вы начинали носиться вокруг нее как сумасшедшие. Она пыталась уйти куда-нибудь, но от вас разве скроешься?.. До слез ее доведете, она стоит у забора, плачет. И не может сказать ни одного слова по-русски. И мы по-эстонски тоже ни бельмеса, естественно... Знаешь, она до сих пор жива. Может быть, она решила не умирать из принципа или ждет, пока все человечество выучит эстонский?.. Не поеду я никуда. Что я там буду делать без языка? Я уж здесь... Что ты ищешь?

М а н е ч к а. Фонарик. Уже нашла. Как странно, что все мои вещи лежат на тех же местах. Как будто я вчера уехала...

Т е т я В и к а. Ты просто забыла: уезжая, ты приказала ничего не трогать. Я и не трогала... Знаешь, у кого Ванька товар берет? У дяди Бори. Ты помнишь дядю Борю?

М а н е ч к а. Рыжий.

Т е т я В и к а. Он уже сто лет не рыжий, а лысый... У него две судимости за хозяйственную деятельность, четыре жены, несколько фирм. Сейчас у него — большой торговый дом.

М а н е ч к а. Чувствуется, он не избегал жизненных коллизий... Вы... общаетесь?

Т е т я В и к а. Он мне не нужен был даже молодым, рыжим и гонимым. Зачем он мне теперь с его лысиной и торговым домом?

М а н е ч к а. Мама, купи себе черкеску. Ты — маленький, но гордый народ... Извини, что я не смогла приехать на похороны... У меня было турне...

Т е т я В и к а (тихо). Я понимаю.

М а н е ч к а. Мама! Я могла приехать. Но я... не захотела все это видеть. Гроб, плач. Мне все еще кажется, что она где-то есть. Я иногда вижу, как она приходит на концерты. Садится у прохода. Я краем глаза вижу ее волосы, очки... Она никогда не остается на аплодисменты. Я смотрю в зал и не нахожу ее. Но во время игры я чувствую ее присутствие. Так слушать может только она... (Глянув на телевизор.)

Т е т я В и к а. Ты не очень хотела ехать в спецшколу. Так, серединка на половинку. Я боялась, что, если оставить тебя здесь, ты выскочишь за Ваньку и будешь учительницей пения с тремя детьми и капустой на даче... Почему ты не ужинаешь?

М а н е ч к а (смеется). Я разучилась есть... Те деньги, что ты высылала, прожирались всей комнатой за три дня, а потом начиналось время галлюцинаций. Я придумывала себе, что спинка минтая — это форель, столовская котлета — вкусный лангет, черный хлеб — пирожное «Наполеон». Сейчас я иногда заказываю ужин и почти не притрагиваюсь к нему. Не хочу. Думала — что-то с желудком. Желудок в норме. Просто я сыта галлюцинациями моего детства... А помнишь, как Ванька пришел на концерт в музыкалку с букетом астр и захлопал в перерыве между частями скрипичной сонаты? Понял, что опозорился, бросил цветы и удрал. (Глянув на телевизор.) У тебя цветопередача в телевизоре разбалансирована.

Т е т я В и к а. Да? Я не замечаю... Террориста показывают. Пытался захватить детский сад. Жалкий какой-то. С хроническим насморком... Спать стала плохо. Раньше возьмешь недочитанную повесть в «Новом мире». Буквы — маленькие. Через пять минут — дыхание ровное, пульс нормальный... Журналы стали приходить с опозданием. У вас — как? Лучше?

М а н е ч к а. «Континент» как-то попадался на глаза.

Т е т я В и к а. Будь другом, снаряди мне посылочку толстых журналов.

М а н е ч к а. Конечно, мама.

Т е т я В и к а. Может, сон нормализуется.

М а н е ч к а (гасит свет в комнате и мигает в окно фонариком). Увидит или нет?

В ответ в Ванечкином окне тоже мигает свет.

М а н е ч к а (смеется). Обалдеть!

Выбегает из квартиры во двор. Через какое-то время там же появляется и Ванечка.

Во дворе, прислонившись спиной к забору, молча сидит бомж в армейском ватнике без погон. На лице его написана та безучастность и затаенная гордыня, какие часто бывают на лицах людей офицерского звания. Манечка и Ванечка не замечают его.

В а н е ч к а. Привет...

М а н е ч к а. Здравствуй!

В а н е ч к а. Ты надолго?

М а н е ч к а. На один день.

В а н е ч к а. Всего? После четырнадцати лет?

М а н е ч к а. Что поделаешь. Такова селяви.

В а н е ч к а. Ну и где ты теперь?

М а н е ч к а. В Мюнхене.

В а н е ч к а. Да-а?.. Ну и как тебе Мюнхен?

М а н е ч к а. Я там почти не бываю. Гастрольный календарь расписан на два года вперед, по всему миру. Послезавтра — в Бельгию, потом — в Рио-де-Жанейро... Это твоя машина возле дома стоит?

В а н е ч к а (буднично). Да... Все четыре колеса — ведущие. Есть еще микроавтобус и «Вольво». Все на фирму записано.

М а н е ч к а. Чем ты занимаешься? Универ закончил?

В а н е ч к а. Биофак.

М а н е ч к а. И чем занимаешься? К биологии-то какое-нибудь отношение имеешь?

В а н е ч к а. А как же?.. Граблю родную фауну... Бабочек ловлю.

М а н е ч к а. Серьезно?

В а н е ч к а. Особенно ценятся виды из Красной книги. Исчезающие.

М а н е ч к а. Ты что, с сачком на лужайке бегаешь?

В а н е ч к а. Зачем? Они сами. Расставляешь светильники в безлунную ночь и... ложишься спать. Они думают, что это луна, и летят на свет. Через пару часов выбрасываешь генетический мусор, оставляешь то, что можно продать... Если повезет, — некоторые виды доходят до тридцати тысяч баксов за экзем-пляр. Если крылья не обгорят. Если все сделать правильно... Есть два нелегальных рынка сбыта для коллекционеров — западный и японский. Можно купить все что угодно. Всю Красную книгу.

М а н е ч к а. Красивые?

В а н е ч к а. Я их уже не воспринимаю как красивые. Коллекционные — не коллекционные. Деньги пустил на торговую фирму. Табак, продукты питания. Сам не работаю. Деньги за меня работают.

М а н е ч к а (смеется). Ванька! Ты — рантье?

В а н е ч к а. А ты?.. Я недавно залез в Интернет, дай, думаю, наберу твое имя и фамилию. Набрал. Пришло сорок листов текста. Со всего мира. На всех языках.

М а н е ч к а. А-а, это, наверное, с фестиваля Шостаковича, я там играла в первом отделении. Это довольно престижно.

В а н е ч к а. Я понял. И снимки тоже пришли. Но везде — скрипка заслоняет пол-лица... Ты замужем?

М а н е ч к а. Почти.

В а н е ч к а. Немец?

М а н е ч к а. Австриец...

Помолчали.

В а н е ч к а (завершая неловкую паузу). Ну, давай, звони. (Но номер телефона не оставляет.)

М а н е ч к а. И ты звони. (Тоже не оставляет номер.) И стоим как дураки.

В а н е ч к а. Пока.

М а н е ч к а. Пока.

Остаются на месте.

М а н е ч к а. А что с тем мальчишкой... сопливым? С нами в детский сад ходил. Белобрысый... Сын горбатой почтальонши... Я ему еще пинка хотела дать...

В а н е ч к а. Который ходил за тобой хвостом и ныл? Не знаю, я его не вижу... А-а, он в тюрьме, кто-то говорил. В колонию попал. Давно. Лет десять назад. Больше не возвращался.

М а н е ч к а. А его мать?

В а н е ч к а. Не знаю. Не вижу. Умерла, наверное.

М а н е ч к а. Странно... А кто же посылает ему передачи?.. А за что я его третировала?

В а н е ч к а. Он всегда отвечал невпопад и ходил за тобой, как хвост. И не знал ни одного слова по-английски.

На сцену выходит Маляр с круглой кистью и ведром краски.

М а л я р (прежде чем начать красить забор, читает надписи на нем без всякого выражения). «Дембель-восемьдесят четыре. Сэ-пэ-тэ-у-пятьдесят. Ванька — дурак. Маня, я люблю тебя».

Взмахивает кистью и начинает энергично красить забор.

Из чьего-то открытого окна доносятся звуки работающего телевизора: «Принимаются все возможные меры, чтобы избежать кровопролития, однако, по сообщениям наших корреспондентов, танки уже на улицах города».

М а н е ч к а. А как его звали?

В а н е ч к а. Кого?

М а н е ч к а. Сопливого сына горбатой почтальонши.

В а н е ч к а. Не помню...

М а н е ч к а. И я не помню.

В а н е ч к а. Рассосался парень. Бесследно.

М а н е ч к а. А что это за грандиозная стройка у Мертвого озера?

В а н е ч к а (равнодушно). А, это я строю новое казино.

М а н е ч к а. Казино? Какое казино? С ума сошел?

В а н е ч к а. Казино «У Мертвого озера». Место хорошее, тихое. Недорого досталось. Хочешь, по стенам развесим твои автографы?.. Шучу. Там будут складские помещения.

М а н е ч к а. У твоего окна стоит какая-то женщина.

В а н е ч к а. Не обращай внимания. Это жена...

М а н е ч к а. Она что-то показывает. Она хочет, чтобы ты оглянулся...

А где у вас стоит детская кровать?

В а н е ч к а. Там же, где и раньше, где моя стояла, возле кладовки.

М а н е ч к а. Где мы прыгали с шифоньера с зонтиком?..

В а н е ч к а. Я недавно видел лодку с фотографии отца, помнишь, в комнате висела?

М а н е ч к а. Где? По телевизору?

В а н е ч к а. В жизни. Поехал на атлантические острова пузо погреть, а ее там как раз доставали. Местные жители жутко возмущались, что у них с самого Карибского кризиса под боком валялась дохлая советская лодка с ядерным боекомплектом... Потом эта лодка вошла в моду. Стали выпускать футболки и значки. Даже мюзикл поставили: «Смерть в пучине». Специально хореографа приглашали из ансамбля песни и пляски. «Яблочко» ставить. Капитан пел: «А ю крэзи, а ю крэзи?» Штурман отвечал: «Ес ай эм» ...Весь экипаж умер от асфиксии.

Помолчали.

М а н е ч к а. А ты помнишь, мы в детстве играли в «закрой глаза»? Вот на этом месте.

В а н е ч к а. Закрой глаза, мир и переменится... Я помню, что я просил кроссовки с белыми шнурками.

М а н е ч к а (смеется). А я — жвачку! Много конфет и жвачки!.. (Перестав смеяться.) Чего бы еще попросить? (Оба закрывают глаза руками.) Чего попросить?.. Концерт в Карнеги-холл?.. Увеличить количество оргазмов?

В а н е ч к а. Две тыщи метров складского помещения?

М а н е ч к а. Неужели нам больше не о чем просить, кроме этой ерунды?

В а н е ч к а. Неужели нам больше не о чем просить, кроме этой ерунды?.. Знаешь, их иногда так жалко, летят на белый диск, думая, что они летят куда-то к небесам. Крыльями дергают. Дергаются до последнего. И все напрасно.

М а н е ч к а (снова посмотрев на женщину в окне). Послушай, она что-то тебе показывает. Посмотри на нее.

В а н е ч к а (продолжая стоять с закрытыми глазами). Она показывает, что у ребенка опять приступ удушья... Ну что, забуримся в кабак?

М а н е ч к а. Это все, что ты мне можешь сказать?

В а н е ч к а. А что ты хочешь, чтобы я тебе сказал? Приземлилась в Германии, обзавелась бойфрендом. Я за тебя спокоен... Когда тебя провожали в порт, я посадил в спичечный коробок капустницу для тебя. А потом осенью наткнулся на коробок на подоконнике. Открыл и понял, что она все лето провела в тюрьме... Ты забыла коробок.

Оба продолжают стоять с закрытыми глазами.

М а н е ч к а. Я хочу... чтобы все было по-другому...

В а н е ч к а. Я хочу... чтобы все было по-другому...

М а л я р (закончив покраску, бомжу). Да прислоняйся, не бойся. Она все равно — серая. Дожили. С горем пополам выдали, и та — серая, едрена-матрена. Не краска — слезы... (Продолжая какой-то рассказ.) Я у нее спрашиваю: «Какого цвета небо?» Она говорит: «Серое». «А еще?» Она говорит: «Грязно-серое». Я говорю: «Доченька, оно же розовое утром и синенькое в обед». Она говорит: «Ты чё , папа, дурак, что ли?» Они думают — мы молчать будем в тряпочку. Как всегда. Я уже писал — и президенту, и правительству, и всем. И в Объединенные нации. Ведь это же так не должно быть, елки! Раньше ведь как? Четыре раза в год, точно по графику. Весной — зеленую, летом — красную, осенью — желтую, а зимой — голубую. А щас — одну серую, и то — не по графику. Ну так, елки, можно жить? Ведь жизнь-то одна. Они чё там думают?.. Ну я понимаю, наверху им, конечно, финской краской траву покрасят и на окна пленку цветную натянут, чтобы небо голубым казалось. Ну а наши-то чё молчат? Я им говорю: «Надо чё-то делать», а они лыбятся в ответ.

А один придурок вообще говорит: «К врачу обратитесь». Понимаешь?.. Вот ты раньше ходил в зеленом кителе, пил красное вино. А щас? Все бесцветное. Сидишь в сером ватнике, бесцветную бутылку в кармане тыришь...

Б о м ж (глядя куда-то вверх). Луна походит на апельсин.

М а л я р. Походит, походит. Ты каждый день так говоришь. Даже когда луны нет... А она давно серая, твоя луна!.. И думаешь, только у нас? Ни фи-га! Я к братану недавно ездил — та же картина! Вся страна обесцветилась, на хрен, и всем — фиг по деревне!.. А я же помню, раньше у родни в деревне корова была. Рыжая! Как девка! Веришь? И пятна, знаешь, такие, как снег — белые-белые, аж голубым отдают! А утром ее в стадо погонишь, небо — с краешку желто-розовое, а с другого конца — такое, как вода в колодце, синее, аж черное. И звезды — желтые, как искры из глаз! Это ж все было! Это ж я своими глазами видел, мне ж это не приснилось! Я ж не пьяный тогда был! В четырнадцать-то лет. А если и пьяный, то не шибко, едрена-матрена... Я везде писал. Во все колокольни колотился. И всё — молчок. Понимаешь? Знаешь, кто ответил? Кандидатка из журнала. Разделяю, говорит, вашу встревоженность по поводу утраты подлинного колористического мышления. Понял? Длинное письмо такое, душевное. Вы, говорит, верно подметили... симптоматику тенденции. И картинку прислала. Репродукцию. Вот такой маленький квадратик, весь газовой сажей вымазан, и подпись: «Черный квадрат». Картина, понимаешь? Искусство... Мне в библиотеке перепутали адрес, вместо журнала «Здоровье» этот, журнал «Вопросы искусствознания», дали. Ну ничё. Они меня поняли... А раньше, старики говорят, даже воздух цветной был. С утра — розоватый, к обеду — такой, знаешь, охристый, а к вечеру — синеватый. И точно, вот так детство вспомнишь — трава яркая-яркая, как зеленкой вымазанная, брусника спелая, как рубин, небо аж слепит! Елки!!!

Откуда-то из тьмы появляется Старуха, не говорящая по-русски.

М а л я р. Бабушка не даст соврать. (Старухе.) Правда, что раньше мир был не серый, как щас, а цветной? И воздух — цветной? Не сразу же вся страна обесцветилась, елки? Правду говорят? Скажите. Вы же должны помнить.

С т а р у х а (помолчав). Тэрэ-тэрэ... Тэрэ-тэрэ, тэрэ-тэрэ. (Бесцельно бродит по двору, твердя только это одно слово.) Тэрэ-тэрэ, тэрэ-тэрэ, тэрэ-тэрэ.