Пуля не дура. «Женщина, пистолет и лапшичная», режиссер Чжан Имоу

(San qiang pai an jing qi)

По мотивам фильма братьев Коэн «Просто кровь»

Авторы сценария Ши Цзяньцюань, Сюй Чжэнчао

Режиссер Чжан Имоу

Оператор Чжао Сяодин

Композитор Чжао Линь

В ролях: Ни Дахун, Янь Ни, Сяо Шэньян, Сунь Хунлэй, Чэн Е, Мао Мао, Чжао Бэньшань

Beijing New Picture Film, Sony Pictures Classics

Китай

2009

Что думает о новой картине Чжана Имоу китаец — возмущает его или радует переход мэтра от помпезных костюмных драм к костюмированной комедии, восславит ли он режиссера как продолжателя священных традиций Пекинской оперы или обвинит как их нарушителя? На родине «Женщину, пистолет и лапшичную» (там картина называлась «Три ствола») принимали по-разному: одни восхищались, другие называли провалом. У зрителя западного нет иного выхода, кроме как прибегнуть к собственному культурному багажу, которому не чужд и Чжан, предложивший в своем шестнадцатом фильме довольно точный римейк дебютного нуара братьев Коэн «Просто кровь» (1984). Вспомнится не только американское независимое кино, но и более древние схемы, известные со времен античности. Трагедии тогда складывались в циклы из трех пьес, к которым прилагалась одна комедия, призванная отвлечь публику от чрезмерно серьезных мыслей. Так и Чжан после эсхиловски величественного «Героя» (2002), софокловско изощренного «Дома летающих кинжалов» (2004) и еврипидовско болезненного «Проклятия золотого цветка» (2006) сделал фарс, достойный Аристофана, во многом похожий на предшествовавшую трилогию и в то же время составляющий с ней резкий контраст.

Сам режиссер объясняет перенос вполне актуального коэновского сюжета в Средние века банальными проблемами с цензурой: показать коррумпированного полицейского (он занял в фильме Чжана место киллера) в современном китайском кино не так-то просто.

Забавный побочный эффект — превращение пистолета из обыденного жанрового атрибута в экзотическую диковину. Герои картины, живущие и работающие среди пустыни в небольшой таверне, поражены демонстрацией огнестрельной мощи заморского дива (и не скажешь, что китайцы изобрели порох!). В первой сцене фильма персидский торговец — ряженый шарлатан, которого играет китайский телеведущий французского происхождения Жюльен Годфруа, — заходит в лапшичную, чтобы продать жене ее владельца за баснословные деньги трехствольный пистолет: волшебное орудие под заморским названием must die. Показывая, что и она не лыком шита, дамочка спрашивает перса: «How much?» Цену удается сбить вдвое.

Чжан тщательно формирует пограничное пространство между Востоком и Западом, мечом и стволом, комедией и драмой. На самом то деле можно было обойтись без пистолета, возвысив пафос до невиданных вершин (например, в последней сцене, досконально точно повторяющей аналогичный эпизод фильма «Просто кровь», убийце хватает лука со стрелами и меча). Но «Женщина, пистолет и лапшичная» — осознанная игра на понижение, в которой нет места благородным поединкам и полетам, пришедшим в три предыдущие картины Чжана из старинной традиции уся. Здесь мастерское владение саблей — лишь рекламный трюк, которым перс привлекает внимание покупателей; здесь совершенство кунфуистской техники демонстрируют повара и официанты, раскатывая тесто для приготовления лапши и жонглируя скалками. Для того же, чтобы проливать «просто кровь», используют инструмент предателей и слабаков — пистолет.

На три ствола — три пули. Даже тому, кто не смотрел коэновский оригинал, очевидно, что в фильме прозвучат три выстрела. Чеховский принцип «ружья, которое должно выстрелить» соблюден, чему способствует и четкое распределение амплуа: старый хрыч Ван (Ни Дахун, игравший у Чжана в его эпохальной драме «Жить») — скупой содержатель лапшичной, похотливая и своевольная жена (красавица Янь Ни), которая изменяет ему с трусоватым поваром Ли (популярный в Китае комик Сяо Шэньян), а следователь Чжан (Сунь Хунлэй начинал в «Дороге домой» того же Чжана Имоу, успел сыграть и в «Монголе» у Бодрова-старшего) разоблачит адюльтер и согласится за деньги убить изменников. Что будет дальше — опять же, см. Коэнов: в живых останется лишь одна женщина, да и то по чистой случайности.

Чеховское ружье (оно же трехствольный пистолет), заранее известная интрига. Чжан, однако, не довольствуется тем, чтобы завершить картину предсказуемым выстрелом: другой, неожиданный выстрел звучит в самом начале — и какой! Назойливый перс демонстрирует доверчивым китайцам свой товар, предлагая в довесок к пистолету купить пушку. Гром гремит, ядро улетает далеко в горы, шум привлекает в лапшичную наряд полиции, в составе которого будущий участник событий Чжан и эскортируемые в город преступники, повинные в адюльтере. Очевидное предостережение, к которому герои не прислушаются. Не заподозрят они и того, что воронка от пушечного ядра станет могилой для одного из них.

Здесь важнейшее отличие чжановских персонажей от коэновских. Те были умными и осторожными — настолько, что всерьез надеялись переиграть судьбу. Эти — одноклеточные идиоты. Увлекшийся вырезанием Ван не слышит пушечного выстрела; его жена в решающую ночь, когда ей бы и расправиться с супругом, напивается вусмерть; опытный следователь Чжан все время забывает улики на самом видном месте и оказывается не в состоянии

взломать сейф. Чтобы повысить градус идиотизма, Чжан Имоу добавляет к коэновскому квартету еще троих персонажей — дебиловатую пару уродов слуг (Чэн Е и Мао Мао) и начальника полиции, которого выдающийся китайский комик Чжао Бэньшань («Счастливые времена») превращает в косоглазого дегенерата. Даже цветастые одежды всех без исключения героев свидетельствуют о плохом вкусе, а головной убор Ли пугающе похож на дурацкий колпак.

Чжан Имоу, заметим, — один из самых выдающихся колористов современного кино. Различным трактовкам его богатой палитры посвящены серьезные исследования: красный в «Красном гаоляне» и «Подними красный фонарь», желтый в «Цзюй Доу», сложный символизм монохромных сцен в «Герое», белоснежный финал «Дома летающих кинжалов». В «Женщине, пистолете и лапшичной» разноцветные шелка — тривиальный ярмарочный атрибут, и даже строгая синева полицейских доспехов придумана, кажется, лишь для того, чтобы выделяться на фоне пейзажа. Ландшафт, напротив, — настоящее произведение искусства: пустынные горы, меняющие оттенки при разном освещении, были найдены Чжаном в результате кропотливого выбора натуры, занявшего несколько месяцев. Бесплодные усилия суетливых героев не дают отдыха глазу и уму — пока кадр не застывает, позволяя насладиться строгой красотой неподвижной природы, не знающей ни алчности, ни юмора. Когда в финале следователь Чжан испускает дух, его отражение исчезает в капле воды из простреленного бурдюка. Так и остальные ряженые истаивают, растворяются в пейзаже. Еще раньше, с наступлением темноты, теряют цвет их костюмы, погружаясь в нуарную сумеречную стихию. Сомнений нет — всех ожидает одна ночь.

Восхищаясь техническими способностями Чжана Имоу, критики недоумевали: зачем вкладывать столько сил в очевидно бессмысленный проект? Однако «Женщина, пистолет и лапшичная» — не столько бессмысленная комедия, сколько комедия о бессмысленности. Для Коэнов этот тип высказывания — самый любимый. Начиная с первого фильма, они забавляются тем, что стравливают людей — самых одаренных, удачливых, самокритичных — с фатумом и вместе с публикой наслаждаются иронией судьбы, не жалеющей никого. Чжан, как любой нормальный гений из тоталитарного государства, всю жизнь шел в противоположном направлении: искал высший смысл. В начале карьеры сражался с официозной эстетикой, отстаивая права женщин, крестьян, да и прочих угнетенных, защищая право интеллигента на независимое высказывание. Потом, став «национальным брендом», нес искусство в массы — и стал самым популярным режиссером на родине («Герой» и режиссура Олимпийских игр — две высшие точки карьеры). А сейчас вдруг остановился, оглянулся и скептически переоценил все, чего добился. Впервые ему никого не жалко; впервые идеалист Чжан ясно дал понять, что его герои не заслужили иной участи, кроме бесславной гибели посреди далекой пустыни.

Если всмотреться в структуру картины, в ней можно различить все важнейшие персонажи из предыдущих шедевров Чжана. Жена-изменщица — взбунтовавшаяся Сунлянь из «Подними красный фонарь»; Девятка из «Красного гаоляна», Цзюй Доу из одноименного фильма, императрица из «Проклятия золотого цветка» — все героини Гун Ли, слившиеся в одну злую пародию. Трусливый Ли — издевка над терпеливцем Сю Фугуем («Жить»). Ван — прокаженный из «Красного гаоляна», красильшик из «Цзюй Доу», глава семейства из «Подними красный фонарь» и прочие ревнивые властолюбивые мужья, вплоть до императора в «Проклятии золотого цветка». Чжан — наследник воинов и убийц из «Героя» и «Дома летающих кинжалов», только истинное лицо и подлинные намерения он скрывает не из возвышенных побуждений или любви к женщине, а токмо корысти ради.

Именно Чжан Имоу первым принес в китайское кино чувственность, противопоставив лицемерному целомудрию официозного искусства разгул страстей — чистых, как в «Красном гаоляне», или порочных, как в «Цзюй Доу». В «Женщине, пистолете и лапшичной» адюльтер — лишь повод, и единственная эротическая сцена оказывается откровенной издевкой над зрительскими ожиданиями (Ли «ублажает» любовницу, смазывая ее раны от побоев мужа едкой мазью). Главная забота всех персонажей без исключения — это деньги. Ван сетует, что купил втридорога никчемную супругу, та сбивает цену на пистолет, Чжан требует повышения платы за убийство изменщиков («Такова рыночная цена», — объявляет он пораженному заказчику), слуги мечтают залезть в сейф к хозяину и получить задолженную зарплату. Коэны сплетали в фильме «Просто кровь» все свойства человеческой природы, Чжана Имоу же интересует одна только жадность, превращающая личность в скота. Для него, самого коммерчески успешного режиссера Китая, это — концептуальное высказывание. Превращаясь в бизнес, искусство теряет смысл, становится чередой абсурдных разноцветных картинок, способных развлечь и соотечественников, и охочий до азиатской экзотики Запад.

В этом картина «Женщина, пистолет и лапшичная» схожа с другим коэновским фильмом — «оскароносным» антивестерном «Старикам тут не место». Как и в нем, в фильме Чжана Имоу бессмысленная погоня за наживой губит практически всех. Как у Коэнов, пустынный пейзаж съедает человека, низводит его значимость до нуля. Схоже и минималистское использование музыки — причем у Чжана Имоу музыкальная тема Цжао Линя звучит на начальных титрах, обещая стильный нуар, а затем вовсе исчезает. Любование горным ландшафтом безэмоционально и безмолвно. Единственные звуки, нарушающие умиротворенную тишину, — это выстрелы из смертоносного оружия под названием «must die».

Чжан Имоу блестяще опроверг известное утверждение «Пуля — дура». В его картине пуля — умница, а дураки — люди, встающие у пули на пути. От смерти их не спасут ни хитрые планы, ни красивые одежды, ни крепкие доспехи. И поделом. Пусть наконец-то камера режиссера-виртуоза отвлечется от мельтешения надоедливых людишек и насладится величественным пейзажем. Дуракам в нем не место.