Бессмысленно & беспощадно. «Беспредел», режиссер Такэси Китано

Да что с ним стряслось? На этот вопрос кинематографическая общественность ответа так и не нашла. Всеобщий любимец Такэси Китано до-стиг апогея популярности к середине 2000-х: мальчики плакали над «Фейерверком», девочки лили слезы над «Куклами», широкое население хохотало над «Дзатойти», радетели семейных ценностей умилялись «Кикудзиро». А потом пошло-поехало: «Такэсиз», «Банзай, режиссер!», «Ахиллес и черепаха»; аудитория стремительно уменьшалась, критики кривились, дистрибьюторы отказывались от проката, довольствуясь выпуском на DVD. Кризис возраста? Осточертевшая популярность? Неудачно выбранный жанр? Неспособность к творческой авторефлексии? Наше неумение понять авторефлексию японского творца? Затянувшаяся акция протеста против любви народной?

Интереснее всего, однако, было узнать не «что случилось», а «что дальше». Саморазрушительная трилогия завершена. Канонизация автора идет своим чередом, помимо его воли: вышла долгожданная книжка «Китано о Китано», состоялась в парижском Фонде Картье огромная ретроспективная выставка Такэси-художника. Все способствует возвращению на круги своя, что бы он ни снял, куда бы его ни занесло. Казалось, Китано подчинился велению судьбы, вновь обратившись к тому, что его когда-то прославило, — снял новый фильм о якудза под названием «Беспредел». Его тут же пригласили в каннский конкурс... и опять не наградили! Даже хуже. Очередной опус японца оказался на последней, позорной строчке неформального рейтинга критических симпатий. В 1999-м Китано не премировали за «Кикудзиро» будто в отместку за то, что после своих поэтичных и брутальных гангстерских эпопей он снял лирическую комедию. В 2010-м не простили того, что после усердных самокопаний, знаменующих в европейском понимании творческую зрелость, мэтр изготовил доходчивый, жестокий и тупой фильм про бандитов. Видно, и в цивильной Европе живет тот же комплекс, что в России: кончились «лихие 90-е» — надоела блатная музыка. Теперь все в законе.

Все, да не все. Китано сам по себе, ему законы и тенденции не писаны, простых путей он не ищет. Войти второй раз в ту же реку — задача трудная; войти и всем понравиться — вовсе невыполнимая. А потом иди доказывай, что река уже другая.

Уровень погружения в материал в «Беспределе» напоминает не ранние фильмы Китано, а какие-нибудь «Выборы» Джонни То: только здесь гангстеры решают политические вопросы неполитическими средствами. Ругань не смолкает, мордобой не останавливается, убийства следуют одно за другим — без разбора и ранжира, без малейшего уважения к иерархии. Куда подевались молчаливый минимализм «Точки кипения» и героический стоицизм «Сонатины»? Где трагический накал «Жестокого полицейского» и элегантная меланхолия «Фейерверка»? Жизнь животных, да и только: дарвинистская борьба за выживание, в которой нет победителя — одни жертвы. В конце концов всегда появится тот, кто сильнее, умнее и хладнокровнее.

Этого Китано простить не смогли. Какие-то пару десятилетий назад он дал кинематографу то, чего категорически не хватало: героя. Паяц и садист, интроверт и мученик, самурай и романтик, отнюдь не красавец, но безусловный харизматик, он узнавался без труда даже в автопародийных масках Актера («Такэсиз»), Режиссера («Банзай, режиссер!») и Художника («Ахиллес и черепаха»). А тут… Не исчез, не растворился — хуже. Стал в общий ряд, перестал выделяться на угрожающе темном фоне. Начало «Беспредела» — бесконечная линейка гангстеров среднего звена, ожидающих у своих одинаковых машин окончания сходки боссов. Камера равнодушно-внимательно движется вдоль построения, не задерживаясь ни на одном лице, включая физиономию Бита Такэси. Все — ублюдки, все — бесславные.

Китано играет некоего Отомо — шефа клана среднего звена, подчиненного клану Икэмото, который, в свою очередь, входит в клан Санно-кай. Икэмото неосмотрительно вошел в альянс с кланом Мурасэ, что не одобрил сэнсэй Сэкуити (он же «господин Президент»), возглавляющий Санно-кай. Теперь Отомо стал крайним в этой неудобной ситуации: он должен спровоцировать Мурасэ и изничтожить его клан, чтобы очистить репутацию Икэмото. Впрочем, въезжать в интригу совершенно необязательно. С первых же эпизодов очевидно, что предстоит война всех против всех, а искать среди якудза «белых» и «черных» нет никакого смысла. Если кто и белый, так только худший из мерзавцев — стравливающий своих вассалов Сэкуити, носящий как примету статуса белоснежный спортивный костюм; остальные обряжены в темные пиджаки. На каком-то этапе Отомо — Китано надевает светлый пиджак, будто пытаясь разорвать иерархическую цепь и подняться на ступеньку, возвыситься до звания главного героя. Но и это иллюзия. Его судьба так же плачевна, как судьбы всех остальных, мотивы столь же плоски и жалки.

А каковы, собственно, мотивы для кровопролития? Уж точно не лояльность клану, как в «Сонатине» или «Брате», не любовь, как в «Фейерверке», не родственные чувства, как в «Жестоком полицейском». Только инстинкт выживания и инстинкт власти, которые в мире «Беспредела» нераздельны. Короткие всплески атавистически эротических эмоций, которые время от времени возникают в фильме, относятся к той же инстинктивной области взаимного подавления и подчинения. Нет и отдохновенных детских игр, которые помогали гангстерам ритуально готовиться к смерти в «Сонатине». Нет даже очистительного молчания, пауз, во время которых косноязычные герои Китано когда-то находили мир сами с собой. Лишь неостановимое сквернословие и драки.

Гангстерская вселенная в «Беспределе» настолько непривлекательна и однообразна, что единственным спасательным кругом для зрителя становится череда пыток и убийств — все более виртуозных, все более изобретательных. Каждая — самоценный перформанс или новаторская инсталляция, где физиология перевоплощается в дизайн. Каждая — умопомрачительный гэг: публика истерически хохочет, закрывая глаза от ужаса. Шантаж дипломата при помощи ядовитой змеи и мертвой проститутки. Отрывание головы при помощи автомобиля и веревки с петлей. Втыкание палочки для еды в ухо. Приготовление лапши с отрезанным пальцем. Собственно отрезание пальца — но при помощи тупого канцелярского ножа. Удар по челюсти, позволяющий жертве откусить собственный язык. Наконец, превращение рта пациента в кровавое месиво при помощи бормашины. Последние два эпизода особенно характерны: речь — тоже оружие в борьбе, и любая возможность заткнуть противнику рот дорогого стоит.

В «саморазрушительной трилогии» Китано исследовал на ином материале тот же круговорот жестокости в обществе и природе, не позволяющий по-ставить точку, завершить сюжет. Если там он высмеял Автора во всех его ипостасях (звезда, режиссер, художник), то тут низложил Героя, потерявшего по-следний шанс на самостоятельное и осознанное действие. Все равны, никого не жалко, а мир замкнут сам на себе. Китано остается несравненным мастером монтажа, но отказывается от прежних эллиптических структур: происходящее — в кадре, умолчаний нет, а зритель лишен права на обобщения и допущения. Холодные цвета — синий, серый, черный — в интерпретации постоянного оператора Китано, выдающегося формалиста Кацуми Янагидзимы, не дают шанса на сентиментальность, свойственную другим фильмам режиссера о якудза. Дело завершает музыка Кэйити Судзуки — сухая, пунктирно намеченная, задающая ритм. Ритм значительно более медленный, механистичный, отстраненный, чем в «Дзатойти», над которым Китано работал с тем же композитором. Не случайно и то, что, кроме самого Бита Такэси, все актеры фильма впервые снимаются у Китано, что, по его признанию, помогло создать на съемочной площадке необходимое напряжение и подобающе дискомфортную атмосферу.

смотреть онлайн Теория большого взрыва

Самоидентификация с персонажами фильма — равноправными шестеренками репрессивной машины — для зрителя возможна лишь в том случае, если он когда-либо был членом японского гангстерского сообщества. Даже единственный полицейский (Фумиё Кохината) здесь — коррумпированный подлец, даром что школьный товарищ Отомо, с которым он когда-то встречался на боксерском ринге. Единственный (что характерно, чисто комический) герой, способный вызвать понимание и сочувствие, — это посол несуществующей африканской республики Гбана, на территории которой гангстеры Отомо открывают свободное от налогообложения казино. Наглядный пример того, как мало шансов у рядового гражданина на противостояние организованной преступности. Даже если он обладает дипломатическим иммунитетом.

«Граждане Японии, это бред!» — так называлось популярнейшее телешоу Китано, где об обычаях и ритуалах его родной страны в свободном бесцензурном режиме рассуждали иностранцы, экспаты. Эта роль в «Беспределе» поручена послу Гбаны, вынужденному столкнуться с правилами якудза. Африканец, однако, далек от позиций морального судии: наоборот, он хочет свою долю от прибыли. Эволюцию Китано нетрудно проследить, сравнив «Беспредел» с «Братом», где ближайшим соратником героя был чернокожий мафиозо. Расовые и языковые барьеры рушились, когда побратимы умирали друг за друга. То ли дело гбанийский посол, получающий от японцев заслуженное «Не брат ты мне, гнида черножопая». В ответ он, подобно негру из «Жмурок» Алексея Балабанова, бьет себя в грудь и кричит: «Я свой!» Вообще, бессмысленные и беспощадные «Жмурки» — самый близкий аналог «Беспредела». Тут даже есть свой Сергей Михайлович — тот самый, в белом спортивном костюме. Только внешне актер Соитиро Китамура больше похож на председателя Мао, чем на Никиту Михалкова. Что поделать, азиатская специфика.

«Жмурки» были комедией абсурда, родившейся на стыке канонов новорусского кино и криминального этикета постперестроечной России. Поставить такой же диагноз «Беспределу» трудно, поскольку канон классического и современного якудза-кино за пределами Японии мало кому знаком. Очевидно, этот фильм ближе к реальным якудза, чем предыдущие картины Китано. Бесспорно, тут режиссер без лишней меланхолии расправляется с эстетикой поэтичного насилия, придуманной и введенной в моду им самим в 1990-х. Неужто мэтр удовлетворился такими скромными задачами, не выходящими за пределы национальных кинотрадиций и его собственного стиля?

Маловероятно. Есть в «Беспределе» и еще кое-что. Хаотичная структура и нигилистский юмор предыдущих трех картин Китано знаменовали его расставание с прилипшим амплуа закоснелого инфантила, стареющего ребенка с душой поэта. «Беспредел» же — первое серьезное размышление режиссера о смерти. Китано убивал своих альтер эго из фильма в фильм, а в середине 1990-х так вошел в образ, что чудом разминулся с костлявой, попав в серьезную аварию. Однако смерть во всех его фильмах, вплоть до «Кукол», была поэтическим тропом, отсылающим к театру Кабуки или Но. В «Беспределе» она впервые показана иначе: безличная и безжалостная сила, обеспечивающая обновление человеческой популяции на планете. Она всегда приходит неожиданно и незаслуженно. Каждому, кого она настигает, становится мучительно больно за бесцельно прожитые годы, но только на пару секунд, пока палочки не воткнулись в ухо или голову не оторвало. Тем, кто смотрит со стороны, остается глупо смеяться. Хорошо смеется тот, кто смеется последним. В этом фильме таковым является зритель.

«Беспредел»
Autoreiji
Автор сценария, режиссер Такэси Китано
Операторы Хитоси Такая, Кацуми Янагидзима
Художник Норихиро Исода
Композитор Кэйити Судзуки
В ролях: Такэси Китано, Киппэи Сиина, Рио Касё,
Дзюн Кунимура, Фумиё Кохината, Соитиро Китамура и другие
Bandai Visual Company, Office Kitano, Tokyo FM Broadcasting Co.
Япония
2010