«Реальность ‒ где‒то посередине»

Елена Паисова. Как вы начали свой путь в кино? Почему решили посвятить себя именно документалистике?

Томас Бальмес. Я всегда знал, что моя профессия будет как-то связана с изображениями, но не знал, будет это фотография, игровое или документальное кино.

Фотографию я очень любил и увлекался ею с раннего детства. К сожалению, зарабатывать этим на жизнь очень сложно. Можно, конечно, заниматься коммерческой фотосъемкой или работать для модных журналов, но меня это не привлекало. Также в молодости я снял несколько фильмов о съемках игровых картин, в частности Джеймса Айвори и Микеланджело Антониони. Это было уже ближе к тому, что я хотел делать. В итоге я выбрал документалистику: по-моему, она занимает промежуточное положение между фотографией и игровым кино. Мне нравилось, что она дает возможность делать все что угодно, причем самостоятельно: не нужно ждать, пока студия утвердит бюджет, искать кинозвезд, уговаривать продюсеров — все это кажется мне кошмаром. Меня привлекает свобода и независимость, которую дает документальное кино, а также поразительное разнообразие доступных автору художественных форм и потенциальных тем. Это стимулирует воображение. Я считаю, что неигровое кино обладает уникальными свойствами и возможностями, и в этом плане никакое другое художественное средство не может с ним сравниться. Оно универсально. Окончательно я убедился в этом, сняв свой последний фильм «Малыши». Еще никогда я не брал за основу такую широкую и общезначимую тему.

Еще до того, как я начал снимать кино, я много путешествовал по миру. И уже тогда понял, что никогда не буду работать на какую-то конкретную аудиторию. Я бы просто не смог потратить два года своей жизни на съемки фильма специально для французского зрителя. Поэтому я всегда предпочитаю затрагивать в своих фильмах общечеловеческие темы, понятные людям во всех странах.

Думаю, мой живой интерес к изображению, к визуальным образам зародился еще в детстве. Мой отец преподавал философию, мать — французский язык, сестра работает в издательстве — все они имели дело с текстами, и я всегда был окружен книгами и теми, кто их читал. Так что я чувствовал, что должен заняться чем-то другим, тем более что меня всегда завораживали самые разные визуальные образы.

Елена Паисова. В какой киношколе вы учились? Важно ли было для вас получить профессиональное образование?

Томас Бальмес. Я учился в институте кинематографии (Institut Superieur d'Etudes Cinematographiques, ISEC), правда, не очень долго. Сначала думал о поступлении в самую крупную киношколу La Femis, но затем понял, что не так уж хочу там учиться. Решил поступать в школу Луи Люмьера, где дают сильное техническое образование, но для поступления туда у меня было недостаточно знаний в области химии и электроники.

Уже в девятнадцать лет я начал снимать кино сам и в итоге всему научился на собственном опыте — и режиссуре, и операторскому мастерству, и монтажу. Мне очень повезло, обстоятельства сложились благоприятно для меня, и уже в двадцать три года я смог открыть собственную небольшую компанию TBC Productions и стать совершенно независимым. У меня была своя камера и монтажная установка. Так, фактически с самого начала моей кинокарьеры я мог полностью контролировать съемочный процесс и делать все самостоятельно. Единственный способ распоряжаться своим временем именно так, как ты хочешь, и делать то, что тебе по-настоящему интересно и важно, — быть на сто процентов независимым, потому что бесконечные споры и вынужденные компромиссы с продюсерами мешают работать. И я смог добиться этого. Поначалу, конечно, снимал коммерческие программы для телевидения, фильмы о дикой природе и тому подобное. Так я смог заработать деньги на производство собственных фильмов. Я предварительно продавал свои картины телеканалам, к тому же в то время быстро развивалась индустрия международной копродукции, так что средств мне всегда хватало. Мой последний фильм, в отличие от предыдущих, потребовал больших средств, сравнимых с бюджетами крупных игровых картин, но это для меня исключительный случай.

«Образцовое предприятие»

Елена Паисова. Создается впечатление, что все это далось вам довольно легко.

Томас Бальмес. Нет, начинать было отнюдь не легко. Отчасти мне просто сильно повезло. На протяжении двадцати лет я упорно работал, много раз оказывался в ситуации трудного выбора. Но все сложилось так, что я действительно очень быстро смог обрести независимость и контролировать все стороны кинопроцесса — от съемок до постпродакшн. Режиссура — моя основная деятельность, но кроме нее я вынужден заниматься и другими вещами, чтобы иметь возможность финансировать свои проекты и оставаться независимым. Так что нельзя сказать, что у меня все получалось легко. Просто у меня есть стратегия, которую я начал разрабатывать еще в ранней молодости и которая до сих пор действует эффективно. Хотя был период, когда я несколько лет упорно боролся с продюсерами, пытаясь получить финансовую поддержку. В то время я боялся рисковать, но эти годы помогли мне наладить нужные связи, и впоследствии все стало немного легче.

Мой первый документальный фильм о съемках картины Антониони «За облаками», который я снял в 1995 году, не принес мне никакой прибыли. Позже на крошечные деньги его купил телеканал ARTE. Следующую мою картину, «Отель «Босния», которую я снимал в Кении в 1996 году, также никто не хотел покупать, поскольку в то время мое имя было никому не известно. Но постепенно им заинтересовались, и он был показан во многих странах. Правда, денег на нем я все равно почти не заработал. А уже дальше мои картины начали покупать предварительно, на стадии проекта.

Это долгий путь, и прежде чем твое творчество начнет приносить прибыль, может пройти много лет. А может и сразу повезти. Я всегда советую молодым кинематографистам, которые хотят снимать документальное кино, найти себе еще одно занятие, которое бы приносило доход и позволяло сохранять независимость. Когда молодые, еще никому не известные режиссеры начинают искать финансовую поддержку у продюсеров, в большинстве случаев им приходится идти на неприятные компромиссы. Им говорят, что нельзя затрагивать такие-то темы, использовать такие-то приемы, ставят разные ограничения, вмешиваются в работу. В результате фильм погибает, и это всегда очень неприятно. Так что цель режиссера не только в том, чтобы научиться снимать кино, но еще и в том, чтобы научиться финансировать свои фильмы самостоятельно и снимать так, как хочет он, не идя ни на какие уступки.

Елена Паисова. Ваше кино продолжает традиции direct cinema, кино, непосредственно фиксирующего происходящее, лишенного каких-либо авторских комментариев. Почему вы выбрали именно этот метод «невмешательства»?

Томас Бальмес. Я не всегда снимаю только так. Например, в картине «Христос приходит к папуасам» есть несколько интервью, хоть их совсем не много. Возможно, я вернусь к форме интервью позже, но сейчас она кажется мне слишком слабой для выражения специфики неигрового кино. Ведь документалистику нельзя сравнить с другими СМИ — радио, телевидением, газетой. Это нечто очень особенное. «Прямое кино» кажется мне формой повествования, наиболее близкой по духу документалистике. Оно позволяет наиболее полно раскрыть уникальные возможности документального кино. Кроме того, чем больше снимаешь, тем чаще поражаешься всему. Когда я использовал в фильме и «прямой» метод, и интервью, я осознавал, что особую радость мне доставляет процесс запечатления реальности, меня завораживали сцены, выхваченные непосредственно из жизни. Я ищу некий баланс между использованием каких-то техник и изображением реальности как таковой и предпочитаю не загромождать фильм выдуманными смыслами или посылами. Я не хочу, чтобы в конце у зрителя сложилось ощущение, что я пытаюсь научить его чему-то, проповедовать какие-то истины, донести до него конкретную идею или создать у него впечатление, что он что-то понял. «Прямое кино» дает свободу, побуждает задавать вопросы, не несет никакого явного послания. Конечно, манипуляция присутствует и здесь — я выстраиваю кадр, монтирую. Но степень манипулирования все равно ниже, чем в случае с интервью, закадровым текстом и другими приемами. Такое кино делает зрителя более активным, вовлекает его, заставляет думать, подвергать сомнениям свою точку зрения, и в этом, по-моему, одна из задач документального кино.

Елена Паисова. Но ведь у вас есть некое субъективное отношение к тому, что вы снимаете. Трудно ли вам отвлечься от своего личного взгляда на происходящее и представить события непредвзято?

Томас Бальмес. У меня есть вполне четкие позиции, я не претендую на абсолютную объективность. Это, безусловно, субъективный взгляд. Но «прямое кино» дает зрителю больше пространства, воздуха, чем, скажем, картины американца Майкла Мура. Он водит зрителя от одного объекта к другому, как на экскурсии, указывает ему на что-то, и зрителю некуда деться, он обязательно должен услышать то послание — часто довольно упрощенное, — которое заготовил для него режиссер. Иногда мне, правда, нравится смотреть его фильмы, они увлекательные и живые, и, конечно, такое кино тоже должно существовать. Но мне ближе более тонкий и неоднозначный подход, мне нравится задавать вопросы, потому что на самом деле в мире практически нет простых объяснений и однозначных ответов.

Я родился в 1969 году, сразу после революции 1968 года во Франции. Прежде мои родители были типичными буржуа, исповедовали традиционные католические ценности, но после тех майских событий они прониклись идеями марксизма, ленинизма и маоизма, и прежний мир рухнул. Нам с сестрой не разрешалось называть родителей «мама» и «папа», мы не были крещены, ситуация в нашей семье изменилась, и нужно было все переосмысливать, буквально изобретать заново. Я дитя того поколения, и у меня нет четких представлений о чем-либо, ясных ответов, я всегда был вынужден искать их и добиваться всего самостоятельно. Помню, мать сказала мне: «Если хочешь принять какую-то религию, пойди и найди ее сам». Так что, снимая фильмы, я фактически задаю самому себе разные вопросы, на которые в свое время не получил никаких ответов и которые вызывают у меня сомнения. В фильмах о папуасах Новой Гвинеи — это вопросы религии, в «Образцовом предприятии» — этические проблемы и капитализм. В «Малышах» я исследую самые разные проблемы и темы — понятие взросления и семейных отношений в различных культурах, наше отношение к миру и то, как наше материалистическое мировоззрение влияет на воспитание детей. Эти фильмы отражают мое прошлое, являются результатом того воспитания, которое я получил, и поиском ответов на многочисленные вопросы.

«Малыши»

Елена Паисова. Вас действительно можно считать исследователем во всех смыслах. В своих фильмах вы изучаете себя и мир вокруг, путешествуете по разным странам, сталкиваетесь с совершенно чуждыми западному человеку культурами. Вас даже сравнивают с Миклухо-Маклаем. Как вам удается избежать типичного взгляда чужака, отвлечься от экзотики и сделать свои фильмы действительно инструментом познания других людей и культур? Есть ли у вас особые методы работы с такими темами? Придерживаетесь ли вы каких-то правил?

Томас Бальмес. Думаю, вообще каждый режиссер должен найти в себе нечто особенное, понять, что именно отличает его взгляд, а затем воплотить его в кино. Мои фильмы, из-за их тематики, могут показаться совсем не личными, но на самом деле они очень личные. Я сталкиваюсь с какими-то ситуациями, которые кажутся мне особенными, или размышляю о чем-то, и так зарождается фильм. Форма и методы уже не так важны. Главное — снимать то, что действительно интересует. Начинающим документалистам я бы дал совет — постараться не думать о том, что хотели бы увидеть зрители, а сосредоточиться на тех особенностях, которые отличают ваш взгляд на мир, на том, что делает ваше отношение к нему уникальным, а затем попытаться перенести свой взгляд на кинематографический объект. А уж потом, может, вы откроете для себя какие-то новые формы.

Меня часто спрашивают о каких-то правилах, и я рассказываю о моем друге, режиссере Викторе Косаковском, работы которого я очень люблю. Виктор написал десять правил документального кино, с которыми я полностью согласен. Особенно с последним, которое гласит: «Не следуйте ни одному из перечисленных мною правил, изобретайте свои собственные». Именно это должен понять каждый режиссер. Приемы и методы — это уже следующий шаг, прежде всего — замысел. У режиссера должна быть своя уникальная узнаваемая манера, и, надеюсь, в моих фильмах помимо приемов «прямого кино» и прочего можно увидеть и нечто другое, что отличает именно мою манеру режиссуры. Я не пытался намеренно добиться узнаваемости, просто старался быть максимально честным, прежде всего с собой. Если режиссеру это удается, его фильмы всегда будут выделяться из общей массы фильмов, которые сейчас производятся в несметных количествах. Проблема в том, что очень немногие авторы имеют возможность работать свободно. Ситуация усложняется тем, что рынка для документального кино не существует, это печально и очень странно. Есть какие-то точечные фестивали, которые могут открыть для зрителей новые картины. Но в целом положение документального кино незавидное, даже несмотря на разговоры о том, что все не так плохо и множество фильмов выходит на телевидении. Даже в Европе на телевидении можно увидеть лишь фильмы определенного типа, в основном это проекты журналистов, расследования, познавательные фильмы в духе ВВС и тому подобное. Но найти там кино, обладающее художественной ценностью, становится все труднее. Например, фильмов Косаковского вы там не увидите. А для меня русская школа документалистики всегда была одним из самых потрясающих явлений. Помню, как смотрел «Хлебный день» Дворцевого и «Беловых» Косаковского — невероятно сильные фильмы, они меня поразили. Мне нравится, что российские режиссеры в каждом своем фильме ищут какую-ту новую форму, по-моему, этот вечный поиск очень характерен для российского кинематографа. В США все построено на конкуренции, каждый режиссер старается опередить других в освещении той или иной темы, их кино очень демонстративно. Большинство крупных американских документальных картин строится по одной схеме, меняется только содержание, форма же почти всегда одна и та же. В России же у каждого автора свой особый подход. Вспомните хотя бы, как Сокуров снимал свой фильм об Эрмитаже одним планом. Меня всегда поражает, какое значение российские режиссеры придают художественной форме, мне их подход очень близок. Иногда форма оказывается даже важнее содержания. Мне кажется, российские документалисты не нуждаются в советах и помощи со стороны, им уже удалось понять суть кино и создать одну из самых сильных школ документалистики в мире. Вчера я разговаривал с Виталием Манским, у него довольно пессимистичный взгляд на нынешнюю ситуацию в неигровом кино. Но для меня Россия всегда была и остается страной с самой богатой и развитой культурой документального кино. Для работы над «Малышами» я пригласил оператора из Монголии, который около двадцати лет назад окончил ВГИК, я мог работать только с ним, поскольку чувствовал, что он способен снимать так, как не сможет никто другой.

Елена Паисова. Сегодня в документалистике наблюдается тенденция к минимализму, как в плане тем, так и в плане художественных средств, к локализации, сужению. Режиссеры все чаще обращаются к историям отдельных людей, замкнутым пространствам и частным проблемам. Ваши же картины действительно кажутся очень универсальными, вы исследуете какие-то глобальные проблемы, актуальные во всем мире. Не боитесь ли вы, что ваш взгляд может показаться кому-то упрощенным, слишком общим?

Томас Бальмес. Темы, которые я затрагиваю, действительно довольно широкие, но я всегда выбираю точечный подход, не пытаюсь рассказать одновременно десять историй, а раскрываю тему через историю конкретного человека или сообщества, через определенную ситуацию. Я беру универсальную, большую тему и рассматриваю ее словно из угла, это мой личный взгляд. Мне нравится сочетание универсальности и частного подхода. Исключение, возможно, я сделал в фильме «Махараджа бургер», который практически полностью состоит из интервью со множеством людей. Но в остальных картинах я сосредоточивал внимание на нескольких героях, через которых и велось повествование. Так что моя идея в том, чтобы выбрать определенный ракурс и, будучи немногословным, рассказать о многом. Рассуждая об этических проблемах и капитализме, я отправляюсь в Китай и снимаю работу одной конкретной фабрики. Подготовка к съемкам «Образцового предприятия» длилась довольно долго, но сам фильм я снял всего за один день. Так что с какой-то стороны это и очень просто. Я хочу сказать, что нужно говорить просто, даже если имеешь дело со сложной темой.

Я считаю, что не каждая страна или ситуация может служить иллюстрацией какого-либо универсального сюжета. К примеру, я никогда бы не стал снимать картину во Франции, поскольку считаю ее слишком специфической страной. Возможно, то же можно сказать и о России. И, может быть, российским режиссерам тоже стоит начать больше путешествовать по разным странам. Можно снять какую-то историю в одной стране, и фильм будет понятен и близок только зрителям этой страны, а можно снять то же самое в другой, и картина будет понятна людям во всем мире. Мне кажется, разные культуры обладают разными типами и степенью универсальности. Это удивительно. Например, Папуа — Новая Гвинея — экзотическая для нас страна, история, культура и отношения между людьми в ней кажутся нам чуждыми, на самом деле это потрясающе универсальная страна, с которой у нас много общего. Каждый раз, когда я отправляюсь в такие, казалось бы, экзотические страны, я нахожу что-то, что связывает нас, объединяет на общечеловеческом уровне. Когда я снимаю кино в Папуа — Новой Гвинее, я не только любуюсь чужеземной культурой — я все-таки снимаю не антропологический фильм, — но и пытаюсь показать, как в этот далекий мир проникают западные идеи, как устанавливается связь этих племен с западным миром. В случае с папуасами воплощением Запада становится христианский священник, в случае с Кенией — боснийские солдаты. Через эти фильмы мы рассматриваем не только чужую культуру, но и самих себя. Глядя на жителей других стран, мы в то же время постоянно сопоставляем себя с ними, это такая систематически меняющаяся антропологическая позиция — они смотрят на нас, мы — на них и в то же время на себя, словно глядим в особое зеркало. В «Малышах» я не просто показываю экзотических младенцев, а противопоставляю западную культуру другим, непривычным и непонятным нам. Я не хочу быть только наблюдателем, всегда чувствую, что должен установить связь между тем, что я снимаю, и нашим западным миром, чтобы суметь донести что-то важное, чтобы западный человек понял меня.

Елена Паисова. Как вы решаете этические вопросы, возникающие в процессе съемок? Чувствуете ли вы, что несете определенную ответственность перед теми, кого снимаете? И устанавливаете ли некие границы, которые не позволяете себе нарушить?

Томас Бальмес. После премьеры картины «Христос приходит к папуасам» меня постоянно спрашивали, почему я не выключил камеру и не помог этим людям, не объяснил, что сам факт крещения не сделает их лучше, почему не отговорил их от принятия христианства. Подобные провокационные вопросы, конечно, несколько выбивают меня из колеи. Но я считаю, в документалистике не существует каких-то установленных правил поведения, моральных и этических кодексов. Конечно, если бы рядом умирал человек, я бы кинулся ему помогать, а не снимал бы его мучения, хотя кто-то поступил бы иначе.

В «Малышах» есть сцена, в которой ребенок идет по монгольской степи, а вокруг — стада коров. После показа картины некоторые зрители говорили, что я сумасшедший, раз не помог малышу и не вытащил его оттуда. Но когда мы снимали эпизод, мать ребенка была совершенно спокойна, да и я тоже, и всем это казалось нормальным. Просто с нашей точки зрения такая ситуация воспринимается как опасность. Так что жестких правил тут быть не может. Я всегда стараюсь обдумывать ситуацию на месте и действовать согласно обстоятельствам.

Один мой приятель снял фильм о деятельности африканской полиции в Кот-д'Ивуаре, следил за ходом расследования убийства полицейского и наблюдал, как полиция истязала подозреваемых. Кадры и правда были ужасающие. Фильм показали в Амстердаме, и многие люди стали оскорблять режиссера, называли его поведение бесчеловечным. Кричали: «Как вы могли это сделать? Почему вы не помогли этим несчастным?» Это очень наивная реакция. Известно, что в Африке такие вещи происходят ежедневно. Можно было отложить камеру и спасти одного человека из сотен. Но фильм может стать более эффективным средством в борьбе с такими действиями — его можно представить как доказательство Еврокомиссии и тем самым помочь решить проблему на более высоком уровне. Так что иногда кино может стать действенным оружием, способным изменить существующее положение. Но я бы не стал систематически отстаивать эту идею. В каждой конкретной ситуации режиссер сам должен думать, как ему лучше поступить. У меня тоже возникали моральные дилеммы. Меня часто обвиняли в том, что я зарабатываю миллионы, снимая бедных полудиких людей, что я использую их. Это тоже очень непростая ситуация, но единственно верного решения тут тоже быть не может.

Один мой друг — режиссер из Австралии — снял в Папуа — Новой Гвинее прекрасный фильм «Первый контакт» о первых связях белых людей с местным населением в 60-е годы. Он снимал то же племя, что впоследствии и я. Его картина получила множество наград на фестивалях по всему миру. Счастливый режиссер пожертвовал этому племени сто тысяч долларов, полученных с доходов от проката картины. И на следующий день люди накупили автоматов Калашникова и напали на соседнее племя, с которым у них был конфликт, — в результате погибли сотни людей. Так что в таких ситуациях очень сложно решать вопросы, связанные с деньгами. Как, впрочем, трудно иметь дело и с самой реальностью, с людьми, которых ты снимаешь, которые не обязаны тебе подыгрывать и менять свой уклад жизни. Я всегда стараюсь находить способы отблагодарить тех, кого снимаю, компенсировать им возможные неудобства, связанные со съемками. Но нужно тщательно обдумывать свои действия, поскольку иногда они могут только навредить людям и стать причиной конфликтов.

Елена Паисова. Снимая фильмы, задумываетесь ли вы о том, какую реакцию они могут вызвать у аудитории и какой резонанс могут иметь в обществе в целом? Считаете ли, что ваши картины могут повлиять на какие-то важные процессы в жизни общества или отдельных людей?

«В ожидании Иисуса»

Томас Бальмес. Да, конечно, я об этом думаю. И уверен, что они оказывают влияние на людей так же, как и любые реальные отношения между людьми во всем мире вообще. В первую очередь я снимаю фильмы для себя, но при этом надеюсь, что они если и не изменят что-то в отношениях людей, то хотя бы станут неким смысловым зерном, зачатком, способным пробудить в людях желание размышлять. Одним из самых поразительных и приятных отзывов на фильм «Малыши» стало для меня письмо одной американки, которое я получил после премьеры картины в США. Она написала, что ее сын предложил ей пойти на этот фильм и, вернувшись из кинотеатра, они долго беседовали, обсуждали увиденное. Сын сказал, что теперь хочет путешествовать, они вместе начали читать книги о разных странах. То есть мой фильм пробудил в них желание действовать. И это лучшее, что можно сделать. На большее я не претендую. Я ни в коем случае не хочу, чтобы мои картины воспринимались как некие нравоучения, готовые выводы по какому-либо вопросу, этого я опасаюсь больше всего. Воздействие кино — очень тонкий и запутанный процесс. Поэтому в своих картинах я избегаю категоричных суждений, стараюсь относиться к фиксируемым событиям непредвзято и не упрощать смысл происходящего. Все мои фильмы можно трактовать по-разному. «Христос приходит к папуасам» получил множество призов на светских фестивалях, его даже называли лучшим антирелигиозным фильмом, в то же время другие говорили о нем как о фильме, пропагандирующем христианские ценности. И та, и другая точки зрения по-своему справедливы. Реальность же где-то посередине. Фильм показывает, что все это не так просто, как может показаться сначала. С одной стороны, впервые в истории Папуа — Новой Гвинеи женщина получила право публично высказывать свое мнение, заняла ответственное положение в сообществе, христианство сплотило людей, и в этом плане его влияние, безусловно, положительно сказалось на жизни племени. Но в то же время оно породило и конфликты, которых не было раньше, этого нельзя отрицать.

Мне всегда интересны неоднозначные, сложные и противоречивые темы. Я никогда не стану снимать кино о чем-то, что влечет за собой слишком очевидные выводы, поскольку в таком случае кино превращается в откровенную пропаганду, что противоречит моему понимаю документального кино. Например, я никогда не стану снимать фильм о второй мировой войне или о каком-то событии, по отношению к которому сомнения неуместны. Меня увлекают более неочевидные вещи. В «Образцовом предприятии» я пытался исследовать возможность взаимосвязи капитализма и морали на примере одной китайской фабрики, работающей на крупную западную компанию. Я поставил под сомнение тот факт, что Запад эксплуатирует несчастных китайских работников, платя им всего два доллара в неделю, а также другие распространенные убеждения. Эта тема гораздо более неоднозначная, чем может показаться на первый взгляд. Когда фильм вышел в США, одна журналистка из газеты New York Times сразу назвала его чистой пропагандой бренда Nokia. Другие же, напротив, говорили, что это резкая критика в адрес бренда.

И мои фильмы всегда предполагают существование разных, иногда прямо противоположных точек зрения. Можно считать это их недостатком или, наоборот, достоинством, но таков уж мой подход.

Елена Паисова. Черпали ли вы на начальном этапе вдохновение в игровых фильмах? Находите ли в них для себя какие-то новые идеи, помогающие вам как документалисту?

Томас Бальмес. Я очень люблю кино, всегда смотрел много самых разных фильмов. Но не могу сказать, что игровое кино вдохновляет меня в моей нынешней работе. Возможно, когда-нибудь мне захочется снять фильм на стыке игрового и документального, нечто вроде того, что сделал Дворцевой в «Тюльпане». Это великолепный пример слияния и взаимоперетекания одного типа киноискусства в другой, но на самом деле он все же ближе к документальному кино. Грань между вымыслом и реальностью в нем практически стерта, но от этого он обретает невероятную силу.

Хотя, мне кажется, в моих фильмах все равно чувствуется влияние игрового кино — в построении кадра, в монтаже неизбежно возникают какие-то аллюзии. Я начал ходить в кино еще будучи совсем маленьким и, конечно, смотрел гораздо больше игровых картин, чем документальных. С шести лет родители начали регулярно брать меня с собой в кино, вместе с ними я смотрел фильмы Годара, Антониони, Эйзенштейна и других классиков. Нас с сестрой никогда не водили на детские фильмы, родители относились к нам не как к детям, а как к вполне полноценным взрослым людям. Помню, когда мне было двенадцать, мать впервые спросила меня, не хочу ли я посмотреть какой-нибудь детский фильм, и я ответил, что хотел бы пойти на «Человека-паука», это было в 80-е годы. И мне было стыдно признаться в таком «детском» желании. Но я благодарен родителям, потому что они привили мне вкус к хорошему кино с ранних лет, и во многом именно это кино сформировало меня как личность. Думаю, в плане режиссуры особое влияние на меня оказал Антониони.

Елена Паисова. Как вам кажется, почему при таких широких возможностях сегодня так мало по-настоящему хорошего документального кино, которое можно назвать художественным? Ведь сегодня не снимает только ленивый.

Томас Бальмес. Очень немногие снимают кино, чтобы что-то сказать, показать свое восприятие мира. Они стараются сделать нечто поразительное, вызывающее — с точки зрения формы или сюжета. Интернет и новые технологии только провоцируют режиссеров. Но попытаться выразить свой взгляд и трансформировать его в историю — совсем другое дело, и немногие этим занимаются. Важно найти баланс между своими идеями, взглядами и формой и содержанием фильма, на это требуется время, нужно учиться размышлять.

«Малышей» я снимал два года, фактически в одиночку, а фильм оказался невероятно успешным. Главная трудность работы документалиста в том, что на создание фильма уходит очень много времени, требуются огромное терпение и упорство, чтобы продолжать работать, зная, что шансы показать фильм в широком прокате очень малы.

Елена Паисова. Вы уже думаете о новых проектах?

Томас Бальмес. Сейчас мне сорок один год, за двадцать лет я снял семь фильмов, не так уж много. Я пока не уверен, чем займусь дальше. Хотя несколько идей у меня есть. Я хочу исследовать изменение человеческого сознания под влиянием телевидения и изображений вообще. Конечно, в некоторых странах телевидение уже отошло на второй план, его заменил Интернет, но ведь это тоже экран с изображениями. Так что это будет исследование влияния особой экранной культуры на человека. Но сначала мне нужно найти какую-то частную историю, с помощью которой я смогу раскрыть эту огромную тему.

По-моему, в кино эта проблема практически не освещается. Телевидение заметно меняет наш образ мышления, но, похоже, никого это особенно не беспокоит. И это поразительно. Мы видим сильнейшие изменения в сознании человека, а практически никто не задумывается об этом. Мне кажется, мир сейчас пребывает в состоянии глубокой депрессии именно потому, что нам по-стоянно приходится поглощать и перерабатывать огромное количество информации. Сам мир и люди не становятся хуже, но навязывание информации действует на нас угнетающе. Наш мозг вынужден работать постоянно, нам внушают, что мы должны следить за всем, что происходит вокруг. Ресурсы памяти и внимания истощаются. У нас уже нет времени на обдумывание того, что мы узнали, потому что в следующее мгновение мы узнаем что-то новое и должны снова переключать внимание.

В связи с этим я очень рад, что такой фильм, как «Малыши», имел успех в разных странах, потому что это очень медленный фильм. В нем есть планы по две с половиной минуты, что очень нехарактерно для современного кино, особенно американского. В своих фильмах я хочу хоть немного замедлить бешеный ритм жизни, в котором мы сегодня живем, и вернуть зрителю ощущение «протекания» реального времени.