Фемина торжествующая. «Портрет в сумерках», режиссер Ангелина Никонова

Режиссерский дебют Ангелины Никоновой стал одним из самых обсуждаемых фильмов конкурсной программы «Кинотавра». В кулуарах фестиваля он вызвал смешанную реакцию — любопытство, оторопь, удивление, насмешку. Картину с жаром пересказывали. Ее отчаянно хвалили, ругали, обсуждали и обмусоливали каждую деталь сюжета. Благо дело, что в режиссерском исполнении сам сюжет излагается очень доходчиво и внятно. Каждый образ прописан в соответствии с четкой логикой «железного» сценария. Что не так часто встречается в современном авторском кино России. Но дело не в этом — режиссерское ремесло как таковое не стало поводом для дебатов. Копья ломались вокруг самой экранной истории, которая на фоне привычных глазу картин российского распада выглядела до дикости непривычно. Мы увидели то, что всегда строго ассоциировали с кинематографом зарубежным, — гендерный радикализм, превращающий сферу чувств в полигон для садомазохистских игр. Именно эта чуждая форма сюжетосплетения — иное семя, павшее в почву нашего бытописания, — стала предметом бурных дискуссий.

Впрочем, завязка «Портрета в сумерках» настраивает зрителя на привычный экстрим российского артхауса. Мы видим, как менты-беспредельщики насилуют шалую проститутку. Мы с ходу вторгаемся в омерзительные пустоши городских окраин, по которым слоняются горькие пропойцы и мечутся стаи бродячих собак. Где все гадливо, бесприютно и тревожно. Обшарпанные многоэтажки, отсутствие солнца, угрюмые подозрительные лица. Кошмар обыденности спальных районов, от которых стоит держаться подальше, если жизнь дорога. Угроза без чертовщины и мистицизма дамокловым мечом нависает над Мариной (Ольга Дыховичная), представительницей преуспевающего middle up класса, забредшей в этот микрорайон и теряющей там сначала каблук, затем мобильный телефон и, наконец, собственную честь. Да, все так и начинается — в духе «проклятого расейского Сайлент-Хилла» — гиблого места, которое так и норовит обернуться для культурного героя западней, из которой не выбраться и не спастись. Перед нами словно раскручивает сети фабульная вариация на темы этапных картин наших дней — «Юрьев день» или «Счастье мое». Но только не в экзистенциальном, а, скорее, в социальном ракурсе. Фильм реально представляет на уровне визуальной аттракции сакраментальный раскол городского общества на «элоев» и «морлоков», заставляя пришлую обитательницу «центральных районов» кожей прочувствовать нарастающую враждебность деклассированных окраин.

Приметы кинематографа 90-х тянут линию сюжета в русло черного жанрового замеса на тему мести. Героиня, как и следовало ожидать, подвергается физическому насилию со стороны патрульной службы правоохранительных органов. День за днем она возвращается на место преступления, выслеживает обидчиков и преследует одного из них с целью учинить безумный в своей одержимости самосуд, безжалостный и кровавый. Далее по логике вещей мы должны были бы лицезреть мрачняк в духе сумрачного триллера Виктора Сергеева «Палач» с Ириной Метлицкой в главной роли. Вот его характерная мизансцена — обшарпанный подъезд, кабина лифта, палач и жертва, меняющиеся ролями, бутылочный осколок в руке мстительницы, готовый вот-вот быть пущенным в дело.

Все, что будет происходить в кадре после, заставит публику «Кинотавра» встрепенуться. Собственно, с этого «после» завязываются все споры вокруг фильма. Мы перестаем смотреть русский триллер, русский артхаус. Нам предлагают ситуацию, в которой легче было бы представить не Ольгу Дыховичную, а, скажем, Шарлотту Рэмплинг или Изабель Юппер. Жертва, которой суждено стать хрестоматийным ангелом возмездия, внезапно подчиняется насильнику. Тут же, в лифте, отбросив орудие расправы, она превращается в сексуальную рабыню, которая ублажает своего брутального господина по зову основного инстинкта.

Здесь-то и начинается кино, которое делает «Портрет в сумерках» произведением, не имеющим аналогов в новейшей истории российского кинематографа. Новация его сюжетной коллизии грозила обернуться банальностью. В глазах многих такой поворот событий и впрямь представлялся пресловутым подражанием психоаналитическому кинематографу Запада, несусветной романтической чушью с претензией на скандал. Ведь это не могло не раздражать — когда наши реалии скрещиваются с чуждой культурной традицией, достаточно одного неловкого движения, чтобы изощренная конструкция обнаружила свой fake. Ибо то, что позволено «Ночному портье» или «Пианистке», неоправданно смотрится в пространстве отечественной культуры, равнодушно взирающей на изнаночные комплексы пресыщенной западной цивилизации.

Нет никакого сомнения, что драматургически «Портрет…» походит на чистейший симулякр. Ведь нам всем кажется безбожно фальшивой сама мысль о том, что наша нынешняя буржуазка способна отказаться от комфортного существования и ради ролевой игры в унизительную страсть переехать в панельную конуру, драить грязные клозеты, готовить борщи и быть битой любовником-самцом за малейшее проявление нежности. Это противоестественное слияние с маргинальной средой уже наблюдалось в «Юрьевом дне» и переосмыслялось на уровне надбытийного символа. В «Портрете…» история предельно заземлена и лежит в сфере психологического действия. Здесь тайна только одна — в прояснении истинных мотивов эпатажного поведения героини, которые каждый зритель волен трактовать так, как ему вздумается. Кто-то интерпретирует происходящее как клиническое происшествие, которое по воле авторов оборачивается сентиментальной мелодрамой с идеалистическим посылом на тему «возлюби ближнего своего». Ведь вот, мол, недаром Марина по профессии психолог, работник социальной службы. Недаром, сталкиваясь в кабинетах с неразрешимыми житейскими драмами, она теряет веру в собственные силы и переживает острые приступы мизантропии.

И что, как не изнасилование, есть вызов всей ее прошлой жизни, а попытка сблизиться с собственным обидчиком оборачивается не только тайным преклонением перед грубостью мускулов, но и идеалистической попыткой изменить мир к лучшему ценой собственной жертвы. Упорство, с которым Марина адресует своему маргинальному любовнику слова «я тебя люблю», даст на экране свои выразительные плоды: наступит момент и скупая слеза скатится по щеке бесчувственного мужлана.

Но та же история любви палача и жертвы способна предстать в абсолютно ином свете — как дьявольский план мести, замешанный на жестком сексе и финальном «укрощении строптивого».

И та, и другая интерпретации отдают пошлой банальностью, поверхностной иллюстрацией невероятно сложных процессов, затрагивающих уровень человеческого подсознания. С той лишь оговоркой, что так будет верно думать, если смотреть на происходящее как на типичную жанровую драму. И не придавать концептуального значения факту, что автор фильма — женщина.

Последнее обстоятельство весьма важно при анализе «Портрета в сумерках». Более того, оно только доказывает, что мы имеем дело не со спекулятивным продуктом, а с прекрасно скомпонованным произведением, где провокация не случайна и осознанно полемична. У нас есть резон ставить Ангелину Никонову в один ряд с радикальными авторами феминистского толка — Урсулой Антоняк или Андреа Арнольд, которые своими резкими, порой отталкивающими работами бросают вызов доминирующей эстетике кино, ассоциирующейся с мужским взглядом. Классическому вуайеристскому кинематографу, в основе которого лежит удовольствие мужского порядка, фемины кинематографа противопоставляют «кинематографическое неудовольст вие». Отсюда же берет начало неприглядная эстетика «Портрета…» с его неудобными ситуациями и персонажами, которые не ищут нашего сочувствия. Вопреки обычной логике с тайных пороков сорвана маска романтического благодушия: несмотря на то что камера в «Портрете…» ведет себя достаточно целомудренно, интимные подробности, показанные «до» и «после», не оставляют никаких иллюзий по поводу «красивости». Антураж эротических сцен подчеркнуто непривлекателен — скомканные простыни, неудобные прохудившиеся постели, ржавые ванные вызывают элементарную брезгливость. Так же, как и объекты страсти, к которым тянется утонченная героиня Ольги Дыховичной, все как на подбор — типажи доморощенных мачо с квадратными затылками и тупым взглядом. Ангелина Никонова демифологизирует фетиши любви и секса, подчеркивая лишний раз чисто бытовые подробности. Как, например, это походя показано в сцене тайного свидания Марины с «другом семьи». Издевательский подтекст очевиден, когда мы видим на любовнике только две выразительные детали туалета — трусы и носки. Не самое удачное сочетание, которое — вот что важно — мало волнует героиню, занятую отнюдь не поиском идеала. Никонова не строит иллюзий в отношении героев и одинаково строга к представителям обоих полов. Она стремится быть последовательной в достижении главной цели — не доставлять экранного наслаждения, чтобы не идти на поводу у традиции.

В «Портрете…» все работает на разрушение мужских стереотипов. Главный из которых — женский образ. Сторонники феминизма считают, что в большинстве случаев представление женщин в кино далеко от их подлинной сущности. На экране они изображаются такими, какими их хотят видеть мужчины. Героиням примеряют клишированные маски домохозяек, бизнес-леди, старых дев, искусительниц и содержанок. Отчего они сразу становятся персонажами марионеточными и предсказуемыми. Однако истинное женское начало смутно, непроницаемо, чувственно и «близко к плотскому». Героиня фильма прекрасно вписывается в феминистский дискурс. Мы можем строить какие угодно догадки относительно мотиваций ее поступков, но всякий раз истинная причина ее неадекватного поведения для нас так и не будет прояснена окончательно.

Важно, что, переехав к своему обидчику, Марина с готовностью преображается из эмансипированной особы в покорную рабу. Она подстраивается под вкус мужчины, с которым живет. И не только. Она вживается в разные роли объектов мужского внимания. Становится такой, какой ее хочет видеть семья ее избранника — безбашенной ширяльщицей для младшего брата-наркомана, безропотной сиделкой для сумасшедшего старика — бывшего деспотичного опекуна братьев, «подстилкой», «телкой», «поди-подай-принеси-убери» для самого героя. В этой идиллии, больше походящей на триллер, сквозит авторская издевка над маскулинным устройством мира, в котором женщине отводится роль пассивной обслуги. «Портрет…» словно дает увидеть со стороны абсурдность такого миропорядка. Шоковый аттракцион, повергающий публику в недоумение, на деле оказывается перевертышем нашего повседневного тривиального существования. Деградирующий мир на экране несет в себе не просто заряд социальной критики. Здесь вызов брошен всей патриархальной культуре ценностей. Они, по ощущениям Никоновой, насквозь прогнили и разрушают себя изнутри. Власть, которую в фильме олицетворяют финансисты и представители силовых структур (армия и милиция-полиция), то есть те мужчины, с которыми строит свои отношения героиня фильма, демонстрирует все признаки нравственного упадка, вплоть до физического вырождения. Последнее замечательно характеризует семья насильника-милиционера. На ее примере мы видим, к каким дегенеративным последствиям приводит так называемая модель жесткого мужского воспитания: муштра, рукоприкладство, жестокость лишь приумножают ненависть, нетерпимость, бесчувственность. Такая среда обречена на поражение, ибо порождает подонков и уродов, моральных и физических.

Глядя с высоты «феминистской колокольни», понимаешь, что речь в «Портрете…» идет не о порочной любви, о чувствах, о желании изменить мир к лучшему. Скорее, эта картина декларирует свое активное неприятие мужской доминанты, которая в ответе за общий нравственный кризис цивилизации. Единственное, что она может противопоставить крепкому мужскому началу, — это абсолют женской субъективности.

С этой точки зрения, фильм действительно реализует изощренно задуманную и воплощенную мизансцену мести. Финал рисует утопический результат женского реванша. По дороге из аэропорта движутся двое: впереди она, позади он — ее недавний мучитель. Он следует за героиней на расстоянии, молчаливо и послушно, словно связанный с ней незримой веревочкой. Она катит за собой чемодан, и это естественное положение руки, чуть отведенной назад, только усиливает ассоциацию абстрактного поводка. Еще мы знаем, что герой безоружен — прежде чем следовать за женщиной, он показательно сдаст напарнику свое табельное оружие. Он избавляется от символа власти, от символа принуждения и силы. На секунду экранная фемина осуществит иллюзию победы. Открытый финал наполнится множеством смыслов. Для кого-то он станет душещипательным хэппи эндом, для меня же — актом «символического разрушения мужского миропорядка как репрессивного». Что само по себе невероятно для практики русской школы кино, никогда не сталкивающейся лоб в лоб с воззрениями феминистского искусства.

______________________________________________________________________________________

«Портрет в сумерках»

Авторы сценария Ольга Дыховичная, Ангелина Никонова

Режиссер Ангелина Никонова

Оператор Ибен Булл

Художник Олег Федыхин

В ролях: Ольга Дыховичная, Сергей Борисов, Сергей Голюдов, Роман Меринов, Галина Корень

Кинокомпания «Барабан»

Россия

2011