Валентин Дьяконов — Мария Кравцова. Страна, сдаваемая в аренду. Проблема контекста художественного высказывания

Валентин Дьяконов. Справедливо ли связывать проект Петера Вайбеля — куратора главной экспозиции 4-й Московской биеннале «Переписывая миры» — с нынешней российской модой на модернизацию?

Мария Кравцова. Я не думаю, что Иосиф Бакштейн в качестве комиссара — главного руководителя биенналле, размышляя над тем, кого бы пригласить в очередной раз курировать его основную выставку, отталкивался от желания поиграть с новыми виртуальными технологиями. К тому же у меня есть стойкое ощущение, что гаджетомания и культ техники не так развиты в нашей стране, как в Азии или Америке, во всяком случае, здесь мало кто готов ночевать у магазина перед премьерой очередной электронной штучки. Но действительно, в связи с последними событиями, то есть заявлением Дмитрия Анатольевича о том, что он уступает свой второй срок нынешнему премьеру, это биеннале превратилась в своего рода эффектный стилистический эпилог эпохи президентства Медведева, известного инфантильной любовью к гаджетам и, по сути, служению дискурсу модернизации.

В.Дьяконов. Общее мнение о биеннале — плохая выставка с хорошими работами. Это так?

М.Кравцова. Я давно сформулировала для себя, что любую биеннале как вы-ставочный проект надо скорее воспринимать как целостное высказывание, а не как отдельный набор работ. В данном случае я не смогла считать четкий месседж Вайбеля именно потому, что его концепт был, на мой взгляд, выстроен в этот раз по принципу монтажа аттракционов. Включив в проект большое количество интерактивных работ, Вайбель полностью переключил внимание зрителей с философского аспекта на игровой. Не надо было совершать интеллектуальное или зрительное усилие для восприятия этой выставки, на-блюдатель сразу же попадал в ловушку игровой развлекательной реальности.

В.Дьяконов. У меня ощущение, что биеннале была очень понятной и доступной публике. Газетной, я бы сказал. Вот все слышали, что есть такой художник Ай Вэйвэй, у него проблемы, значит, мы покажем Ай Вэйвэя. И стрит-арт тут есть, потому что это модно. И интерактив, потому что это весело (на-пример, невероятно популярная у зрителей инсталляция Шилпы Гупта «Тень 2»). И про инопланетян (инсталляция Сьюзен Хиллер «Свидетель»). И еще покажем работу о том, что «пора валить» из страны (работа Тинтина Вулия «Искус» — игровой автомат, где можно было достать паспорт — не настоящий, конечно, — другого государства). И живопись покажем тоже — причем живопись неплохую, Герхарда Рихтера, например, у которого параллельно открылась ретроспектива в британском музее Тейт Модерн. Но о чем в целом повествует последняя Московская биеннале, действительно, неясно. Более или менее внятная идея сформулирована в конце экспозиции. Там, где стоят два гипсовых шара неправильной формы с надписью «The World». Возникает ощущение победившего глобализма, электронной, легко сменяемой идентичности. Но без драматизма.

М.Кравцова. Ты очень правильно сравнил биеннале с газетой, но газета эта — не русская, в ней были все болезненные темы Запада, конфликты на Ближнем Востоке, терроризм, сексуальная идентичность, кризис Европы и мира, но темы, которые волновали бы российское общество, на этих выставках в очередной раз представлены не были. Как не было и интереса к Московской биеннале у представителей западных профессиональных элит. Перед открытием биеннале я просмотрела некоторое количество западных изданий по искусству и нигде не обнаружила в анонсах рекомендацию посетить Москву. Тенденция превращения российской биеннале в локальное событие, несущественное для международного художественного процесса, наметилась еще в прошлый раз, когда блистательный куратор Жан-Юбер Мартен, в конце 80-х перевернувший систему западного искусства, сделал в Москве очень эффектный, но все же римейк своей старой выставки «Маги земли». Для России это было событие, но эта выставка не была новым высказыванием для мирового сообщества. В связи с этим вопрос: а может, лучше сделать куратором Московской биеннале русского специалиста?

В.Дьяконов. Обычно это не принято. Все-таки мир современного искусства гордится своим космополитизмом, так что большие биеннале обычно приглашают делать иностранцев. Думаю, русскому куратору не суждено стать куратором отечественной биеннале.

М.Кравцова. Но главной интригой этого года было возвращение на москов-скую арт-сцену Виктора Мизиано, который за несколько недель до вернисажа проекта Вайбеля открыл в Московском музее современного искусства выставку «Невозможное сообщество». Этот проект я лично воспринимаю как программный вызов биеннале Бакштейна и самому Бакштейну, который семь лет назад, незадолго до открытия 1-й Московской биеннале современного искусства, сделал так, чтобы государство, Федеральное агентство по культуре, фактически отстранило Мизиано от этого проекта. Напомню, что идею международно значимой биеннале в Москве Бакштейн и Мизиано вынашивали вместе, и трудно сказать, чей вклад в ее реализацию был более значительным.

В.Дьяконов. Да, думаю, ты права, хотя ни тот, ни другой в этом никогда не признаются. Мизиано сделал проект на ультрамодную тему перформативности и эстетики взаимодействия. «Невозможное сообщество» выглядело как очень хорошая музейная выставка с тем, что называется прокатными перспективами на Западе. Она построена вокруг творчества группы Escape. Четыре художника изучают проблемы общения — как творческих людей, так и любых людей — в принципе. Работы Escape для Мизиано — повод рассказать историю о том, как художник может помочь обществу и возможно ли выстроить с ним диалог за пределами галерейного и музейного пространства.

М.Кравцова. «Эстетика взаимодействия» — тема, сформулированная еще куратором и критиком Николя Буррио в середине 90-х. Почему ты называешь ее «ультрамодной»?

В.Дьяконов. Но артмир возвращается к ней сейчас на полной скорости. И недавняя ретроспектива любимчика Буррио Маурицио Кателлана в «Гугенхайме» возникла не просто так.

М.Кравцова. Биеннале, как известно, это не только содержание, но и форма подачи. Не кажется ли тебе, что духу нашего времени более соответствовала бы виртуальная выставка в Сети? Так решились бы непростые финансовые трудности и проблемы менеджмента, с которыми столкнулись организаторы биеннале в этом году. На открытии биеннале еще монтировали какие-то работы (например, инсталляцию Игоря Макаревича и Елены Елагиной), после открытия многое уже не работало. Я не говорю о том, что все — художники, ассистенты и привлеченные для монтажа волонтеры — не только жаловались друг другу, а сгущать краски мы все умеем, но даже завели специальный блог в Интернете, где рассказывали публике про все «косяки» организаторов. В связи с этим мне вспоминается одна история, связанная с передвижной биеннале Manifesta, которая проходит в разных городах Европы. Куратор несостоявшейся Manifesta-6 на Крите Антон Видокль вообще не хотел делать вы-ставку, а предлагал вместо этого просто устроить разного рода дискуссии.

В.Дьяконов. Это интересная идея, но почему бы не пойти еще дальше? Просто сделать для биеннале страничку в Facebook. Зрителям осталось бы только нажать на yes, и они оказались бы в числе посетителей. А что там на самом деле показывают, в сущности, не так уж и важно. Мы заранее знаем, чего ждать от кураторов, выбранных комиссаром Иосифом Бакштейном. Концептуальный язык поколения Вайбеля и Бакштейна сложился десятилетия назад, и ради Москвы они не будут, а может быть, и не смогут брать новые ноты. А что касается «биеннале как дискуссии», то в этом году что-то похожее сделала Екатерина Деготь в своем проекте «Аудитория Москва». Вайбель, кстати, тоже хотел пригласить ведущих ученых на мегаконференцию по всем проблемам со-временного эстетического знания. Но этого не случилось — денег не хватило.

М.Кравцова. Что мешало ему сделать конференцию через Skype?

В.Дьяконов. Ну, это все-таки не то. В авторитетных лекциях важно присутствие докладчика. Это и символическая вещь, и практическая: аудитория лучше реагирует на живую речь.

М.Кравцова. Ты упомянул о «поколении Бакштейна». Как ты думаешь, по какому принципу выбираются кураторы биеннале? Очевидно, что это представители поколения самого Иосифа Бакштейна: Мартен, Вайбель, по совету Бакштейна куратором первой украинской биеннале Arsenale был выбран Дэвид Элиот. Это, с одной стороны, признанный кураторский истеблишмент, с другой, — люди, уже давно не ассоциирующиеся с подлинно актуальным художественным процессом. Их скорее воспринимают как ходячий учебник истории. Чаще всего они проектируют выставки отчетливо историографического характера, тогда как биеннале не должна, как мне кажется, строиться по принципу большой музейной репрезентации. У многих более молодых кураторов биеннале прослеживается другая цель — желание прогнозировать художественные тенденции. Именно это двигало, как мне кажется, кураторами 1-й Московской биеннале, и у них, надо сказать, получилось. В Москве были представлены имена, которые через шесть лет мы встречаем на самых авторитетных мировых художественных форумах. А тогда, во время 1-й биеннале, многие из них были либо в статусе уже восходящих звезд, либо считались подающими надежду художниками.

В.Дьяконов. Кураторы, конечно же, отбираются по принципу личного знакомства. Но и экономический фактор влияет. Мартен как профессионал стоил очень дорого. Вайбель, думаю, берет меньше денег. Безусловно, биеннале постепенно — с Мартена как раз — превратилась скорее в образовательный проект. Ни новые имена, ни новые идеи здесь не появляются. Это неправильно в целом, хотя о самих выставках можно говорить, и они дают много пищи как для зрителя, так даже и для профессионала. Мне, тем не менее, во всех московских биеннале, и в этой тоже, не хватало, не знаю, как это точно определить, какой-то стройности. Никто не сделал однозначного выбора между погружением в наш смысловой контекст (а он много интереснее, чем, скажем, стамбуль-ский, хотя бы потому, что Турция рвется в Евросоюз, а Россия — нет) и его декларативным игнорированием, «fuck context» (если вспомнить Рема Колхаса).

М.Кравцова. Куратор в этом случае действовал как типичный эскпат, которому предложили здесь контракт, а могли и в другом месте? Работа куратора в современной художественной системе занимает одно из центральных мест, этим людям приписываются чуть ли не мистические способности, но последние московские биеннале, по сути, демистифицируют эту профессию. Оказывается, что это такой же наемный работник, который готов под ключ сделать высказывание. Его при этом может и не волновать контекст.

В.Дьяконов. Весь мир — это сборище экспатов. Просто на примере нашей биеннале видно, насколько Москва — чистая страница. В ней для приезжих актуальна какая-то другая культура, в сущности, не имеющая отношения к со-временности. Вот в Турции или в Гванджоу происходит интенсивная встреча Запада и Востока, решаются вопросы, актуальные для мировой политики и культуры. Там интересно делать художественные заявления, высказываться, там интересная почва. У нас сегодня почва неинтересная. Наша слава — в иконе, авангарде, соцреализме и концептуализме. В России нет современных героев, а актуальные для мира вопросы ставятся, причем часто агрессивно, но никогда не решаются. Вот в Стамбуле сделали биеннале о Феликсе Гонсалесе-Торресе, американском художнике. Понятно, что в Стамбуле мало кто его знает. Но там такую выставку сделать возможно, потому что это заметная реплика в диалоге культур. В жанре «fuck context» как раз. Вот вам гомосексуалист из Нью-Йорка. Вы — если вы мусульманка — оскорбитесь или нет? И одновременно — тонны документации. Скучных работ. Вокруг там все такое яркое, мозаики золотые и вообще Восток. А мы вам привозим бумажки и минимализм, филиал IKEA. Классно же. У них есть Орхан Памук, есть известные художники. У нас в эстетическом смысле — страна, сдаваемая в аренду. Тут не вопрос идеологии или ее отсутствия. Тут вопрос образа государства и его обитателей. Кто мы? Откуда мы? Куда мы идем? Это не ясно снаружи и не ясно внутри страны. Так что можно сделать и еще одну биеннале, почему нет? Арендовать залы. Привезти работы. Порадовать критику и редких зрителей. Но в масштабе нашей художественной ойкумены это не прозвучит.

Да, Московская биеннале — событие локального значения. И это нормально. Не везде стоит делать биеннале. Не везде следует открывать ярмарки. Нам хватило бы «недели арта», как в Вене и Милане. То же самое, но бюджет поменьше, а выставки параллельной программы — те же.

М.Кравцова. А вообще формат «Большого кураторского высказывания», который активно эксплуатировался последние несколько десятилетий, исчерпал себя или нет?

В.Дьяконов. Мне кажется, он меняется. В этом смысле показателен пример Каролин Кристоф-Бакарджиев, которая строит следующую редакцию считающейся самой престижной в мире современного искусства выставки Documenta на идее сотрудничества. Она ездит по разным странам, встречается с художниками, учеными, в команде Documenta есть даже гипнотизер. Это говорит о том, что у нее нет общего абстрактного видения, но есть представление о некоей гипотетической содержательной структуре — по типу государства в государстве. А брать на себя всю ответственность за некий большой проект — это по нынешним временам самонадеянно.

Валентин Дьяконов — арт-критик, обозреватель газеты «Коммерсант». Мария Кравцова — арт-критик, шеф-редактор сайта www.artguide.ru.