Павел Костомаров: «Засилье нафталина меня убивает»

Павел Костомаров и Александр Расторгуев, как известно, предприняли редкий «афронт» против мертворожденного кино: сняли другую версию фильма «Я тебя люблю». Нетрудно догадаться, что новая, как бы вторая часть (хотя она совсем не похожа на первую) называется «Я тебя не люблю».

Если в первой картине героев было несть числа, то во второй — всего трое. Девушка Вика и два мальчика, которым она морочит голову: Тема и Женя. Все трое, как уже было в первом эксперименте — на стыке игрового и документального, — снимали себя сами. Камеры им дали Костомаров и Расторгуев, потом материал отсматривался, дополнялся, ребята получали определенные задания: побеситесь, поссорьтесь, помилуйтесь — но так, как для вас это естественно, удобно. Без насилия. Вот это самое «без насилия», то есть без толчков извне, без диктаторства режиссера-демиурга, и есть, наверное, смысл такого кинематографа.

Впрочем, тот, кто полагает, будто это «просто» смонтированный материал из случайного хоум-видео случайных молодых людей, ошибается. «Я тебя люблю» — так же, как и «Я тебя не люблю», — работа изощренная, очень сложная и даже изысканная. Кира Муратова как-то сказала, что ее интересует в кино как, а не что, хотя потом, опомнившись, думаешь и о том, что если бы это как не было сконструировано благодаря что, то и говорить было бы не о чем.

Мы поговорили об этом с Павлом Костомаровым на «Кинотавре».

Диляра Тасбулатова. Мне кажется, то, что вы показали сейчас и в прошлом году, — это нечто новое. Но инерция восприятия очень воздействует на зрителя.

Павел Костомаров. Вы знаете, мне это совершенно все равно: мы снимаем кино для единомышленников, и хорошо, когда человек в зале понимает, о чем мы говорим.

Д.Тасбулатова. Считайте меня своим единомышленником: получила огромное удовольствие, ни разу не было скучно, а ведь часто, сидя в зале, начинаешь засыпать и оглядываться — как бы смыться, не потревожив соседей? Теперь я с краю сажусь, чтобы по ногам не ходить.

П.Костомаров. Скучно, потому что это уже становится невыносимым, просто невыносимым: весь этот нафталин, это обусловленное кино, больше похожее на театр не лучшей его поры… Этот грим, нафталин, эти актерские реакции — две-три маски, удивление и восторг, можно еще и ужас изобразить для разнообразия хоть какого-то… Так вот, от этой пудры и театральной пыли можно с ума сойти!

Д.Тасбулатова. Отрицаете так называемое «художественное», или игровое, кино?

П.Костомаров. Я думаю, разделение этих жанров — игровое или там документальное — искусственным. Нет такого разделения: скажем, мы получили от наших героев документальный материал, ими же снятый, а потом они уже до-снимали — по заданию, которые мы им дали, — как игровой. Здесь тонкое различие, не поймешь, где одно перетекает в другое. Иные документальные эпизоды зритель воспринимает как игровые, и наоборот — игровые как документальные.

Д.Тасбулатова. Поди догадайся.

П.Костомаров. Да, это ребус в определенной степени. Но вообще-то я думаю, что это несущественно: игровое и документальное будут сливаться до степени неразличимости все больше и больше — это и есть будущее кинематографа.

Д.Тасбулатова. Кроненберг поступил в таком случае правильно, дав в 1999 году главный приз Каннского фестиваля братьям Дарденн, а не Альмодовару. Тогда Альмодовар был на пике, а Кроненберг почувствовал, что дальше начнется спад; зато у такого типа кино, дарденновского, снятого почти на стыке, как будто документальной, наблюдающей камерой, есть будущее.

П.Костомаров. Что касается призов, которые должны маркировать как-то движение прогресса в области развития языка кино, отражать реальные тенденции, — это блеф, по-моему. Кино же не спорт, и здесь нельзя судить, как на Олимпиаде, — кто первый прибежит, того и тапки.

Д.Тасбулатова. Будь это так, Канн не открыл бы ни румынскую школу, ни тайский кинематограф. Они все же что-то делают в этом направлении.

П.Костомаров. Я слышал — хотя никогда там не был, — что все как раз наоборот: и отбор случайный, и призы дают бог знает кому.

Д.Тасбулатова. Это неправда. Или правда только отчасти.

П.Костомаров. Возможно, так оно и есть, как вы говорите. Однако повторюсь: засилье нафталина, пусть даже в известных каких-то фильмах, меня просто убивает, отвратительно все это.

Д.Тасбулатова. Михаэль Ханеке как-то сказал, что американское кино — это и есть сущий ад в том смысле, что там все слишком детерминировано, добро побеждает зло и каждый поступок героя, плохой или хороший, карается или награждается. А жить в таком обусловленном мире — хуже всякого ада…

П.Костомаров. Да, точное наблюдение. Когда делаешь кино, идешь куда-то в неведомое, как будто в лес идешь и сам не знаешь, что там с тобой произойдет. Насобираешь в этом лесу грибы-ягоды или напорешься на опасность. Никакой детерминированности, одним словом.

Д.Тасбулатова. Этот процесс — хождения по лесу — можно назвать счастьем? То есть, как я понимаю, счастье — это и есть ощущение живой жизни, которую можно к тому же запечатлеть, пощупать и превратить в искусство?

П.Костомаров. Можно назвать, можно. Даже когда материал на тебя наваливается, мучает тебя, пытается увести в сторону, отвлечь или когда он тебя испытывает. Это как процесс самой жизни — все время живешь, принимаешь какие-то решения, но в то же время дышишь и живешь, а не механически все делаешь. Чем отличается мертвое кино от живого? Тем, что в живом ты не знаешь результата, а в мертвом, вооружившись учебниками, которых сейчас много понаписано, технологиями съемки, ты знаешь, чем дело кончится.

В живом никогда не знаешь. Мертвое, снятое по технологиям, мне напоминает магазин IКЕА: привинтил так — получил табуретку, довинтил сбоку — вот тебе и стол. Конечно, продюсеру, поскольку это бизнес, нужно именно мертвое: чтобы заранее просчитать успех и финансовые риски. Это понятно.

Д.Тасбулатова. А у вас получается, что кино еще и бесконечно: до последнего момента не знаете, чем дело кончится.

П.Костомаров. Ну да, вроде все уже есть, смонтировано, и вот тут начинается.

Д.Тасбулатова. Вика, героиня фильма «Я тебя не люблю», приносит новый материал, и вы опять садитесь монтировать?

П.Костомаров. Да, таких моментов много было: вроде все стоит уже по своим местам, и вдруг ребята приносят что-то еще. И еще, и еще.

Д.Тасбулатова. Но ведь в таком случае — из-за длящейся бесконечности — может разрушиться только что созданная конструкция?

П.Костомаров. Ну так и разрушалась! Таких моментов воссоздания и разрушения у нас было много.

Д.Тасбулатова. Это ведь сдвинуться можно, да еще память иметь феноменальную…

П.Костомаров. Да нет, складываешь паззл постепенно — откладываешь что-то в одну кучку, другое — в другую. И вот так, шаг за шагом.

Д.Тасбулатова. Уходишь в бесконечность?

П.Костомаров. Ну нет, мы все же остановились, как видите.

Д.Тасбулатова. Не совсем.

П.Костомаров. Что вы имеете в виду?

Д.Тасбулатова. То, что многих несколько разочаровало: здесь как бы нет «надсюжета» — фильм идет и идет и еще мог бы идти и идти. А вот в первом фильме, «Я тебя люблю», такой сюжет был. И было ваше авторское отношение.

П.Костомаров. Нет, всё, всё, всё. С этим покончено! Открытый финал? Ну и пусть так будет.

Д.Тасбулатова. Многие говорят, что ваши герои аутентичны, потому что ростовчане, то есть естественные люди, не столичные. Именно они могут служить «материалом» для антропологического кино?

П.Костомаров. Да, сейчас мы вместе с Алексеем Пивоваровым занимаемся другим проектом, под названием «Срок». Это скорее социальное кино, нежели антропологическое. Это исследование активности массовых волнений в Москве, то есть совершенно иной материал.

Д.Тасбулатова. Снимать эту московскую активность будете так же, как Вика себя снимала?

П.Костомаров. Нет, пока метод не нащупали. Думаю, это будет нечто качественно новое. Сейчас экспериментируем, снимая в жанре, близком телевизионному репортажу, в формате тележурналистики.

Д.Тасбулатова. Вика сказала вдруг — кажется, на пресс-конференции: «Так хочется жить, жить и жить! Что-то все время новое делать!»

П.Костомаров. Вот именно — жить и делать новое. Чтобы не омертветь и не заскучать.

Д.Тасбулатова. Вы работаете вопреки, а не благодаря. Средства же распределяются не так, чтобы «живое» кино могло бы развиваться в стране. Как, по-вашему, можно переломить ситуацию?

П.Костомаров. Надо попросту менять власть, иначе ничего не будет. Хотя это не так просто, конечно. Кризис в кино — лишь часть системного кризиса, это же ясно. Отработаны воровские схемы, и они всем выгодны.

Д.Тасбулатова. Не чувствуете усталости? Ведь приходится делать все на свой страх и риск, без поддержки?

П.Костомаров. Конечно, это тяжело. Но другого выхода нет.