«Поговорим о странностях любви». «Кококо», режиссер Авдотья Смирнова

Современная социальная комедия — исключительный гость в российском кинорепертуаре. Отваживающегося на нее сразу бьют по рукам. Эстеты — за прямолинейность и схематизм. Так называемый «широкий зритель» — за умствования на «обрыдшие» темы о смыслах и способах существования в стране, где под общими крышами раскрученных брендов кроются чужие друг другу сущности.

Вот и словечко «интеллигенция», когда-то подразумевающее некую общественную группу, размыто различными интенциями и подтекстами — от «дворянства в каретах» Жуковского до нынешнего кредитоспособного рацио-интеллектуала. Характерная особенность времени — вымывание из многокрасочной сути ветшающего на глазах слова именно воздушного понятия «этическая культура». Этот рудиментный для гегемонии «успешных», «живущих на яркой стороне» элемент собственно и интересует режиссера Авдотью Смирнову в ее фильме «Кококо» (как и в предыдущих работах). Впрочем, приходится согласиться с Максимом Кантором: «В современной России термин «интеллигент» столь же туманен, как термин «демократ», — это практически умершее понятие».

Петербурженка «бедная Лиза» Анны Михалковой — наследница по прямой не только Макара Девушкина, ищущего духовную опору в топкой мерзости действительности, но и Павла Петровича Кирсанова, поучающего, желающего «говорить красиво». Ученую даму Лизу, приютившую у себя беспаспортную простолюдинку «с Ебурга» Вику, тоже вдруг да и потянет на выспреннее про ярких, витальных представителей народа. Авдотья Смирнова и ее постоянный соавтор Анна Пармас отправляют Лизу работать этнографом, занимающимся народами Севера… причем в кунсткамеру (где там народы Севера?). Зато сама она и ее коллеги по никому не нужной ученой карьере («сборище аутистов») — чистой воды артефакты, оторвавшиеся от мейнстрима жизни, да и плывущие по ней никому не нужными узорчатыми обломками. Запущенная ленинградская квартира — пристанище интеллигентских посиделок с винтажными песнями Пьехи — их пыльный ковчег. Возвращаясь к вопросу о словарных смыслах: то ли судно для спасения в пору тотального наводнения, то ли сундук-реликварий. В общем, та самая кунсткамера — кабинет увядших редкостей.

«Бедная Лиза» Михалковой — раритетный образчик питерской интеллигенции: в пальто, которому сносу нет, и в дурацкой ретрошляпке с розочкой. Аутсайдер — по канонам нынешней жизни. Неспортивная. Неустроенная. Нелепая. Умная дура. Ее новообретенная подруга — хваткая, ладная, победительная Виктория — провинциальный сель, сметающий все помехи, мешающие «радостям жизни», локтями сжимающий личное пространство другого. Пуд косметики, чулки-сетка, каблук. Необразованная. Неадекватная. Хабалка, крепко стоящая на своих красивых ногах. Режиссер не боится ярких красок, реплики из фильма («Тебе красное идет»; «Ты ее сразу прописывать будешь или сначала на работу примешь?») уже расхватываются как горячие пирожки. При этом фирменный прием Смирновой — диалог взглядов, жестов, взятых камерой крупно, — работает контрапунктом тексту (как реакции Лизы на щедрые, чудовищные по вкусу подарки «уральской бизнесменши» или мокрую «протирку» карандашного наброска Тышлера).

Кино брошено на экран жирными мазками, пятнами переменчивых настроений. У каждой из героинь своя палитра. В пастельной поведенческой гамме Лизы больше полутонов: церемонность, дистанция, тысяча комплексов и оглядок. Лакокрасочные материалы Викиного конструктора жизни — прямодушие, та самая простота, что хуже воровства, беззастенчивость, самоуверенность, вульгарность, хамство, забубенное застолье с песнями. Но кабы оппозиция была столь проста…

Лизу с ее открытыми новому чувству объятиями несет и сердечное сочувствие, и антропологический интерес профессора Преображенского. В широкой же душе правдолюбки Вики не умещаются элементарные моральные нормы. А это вам не «рококо» — за один вечер не выучишь.

Плюс и минус соединяются в кипящий котел дружественной (то есть в высшей степени любовной) связи, давая подзарядку каждой из подруг. Подлинная дружба требует трат. И вот уже Вика старательно записывает чужестранные слова: «античность, барокко, рококо» («кококо» — конечно, прикольней). Ради недотепистой неумехи-барыни на все готова: и прокопченный чайник оттереть, и унитаз прочистить (квартира в руинизированном состоянии), и стол накрыть, и потратиться.

А книжный червь Лиза шатается по ночным клубам, глушит до зари вино и надеется на освещенное культурой будущее дружественной неофитки. Да нет, на их общее будущее. Конечно, их «больше, чем любовь» основана прежде всего на страстном желании не только понять, но приручить «другого». Смирнова поведала историю и про «сиамскую» связь аутичной интеллигенции и добросердечного народа, который решительно не может выбрать — взять в руки вилку или вилы (пара сиамских близнецов в пробирке возникает на экране не случайно). Но дело в том, что — в прочтении Смирновой — пигмалионами чувствуют себя обе. Таким образом открывается простор личной истории если не каждого, то многих. Это про наше неодолимое авторитарное стремление улучшить, подправить, образумить, отшлифовать тех, кто рядом. Если не сломать, то в цепком объятии «подпрямить».

Для лишнего человека Лизы с ее «состраданием к малым сим» в лице халды «с Урала» индивидуальное хождение в народ завершается трагифарсовым фиаско. А именно: желанием придушить этот самый «народ» подушкой. «Я ослеплен был идеалом, / Я в облаках всю жизнь витал, / А он был занят черным налом / И Цицерона не читал». Как и Игорь Иртеньев, нынешняя Авдотья Смирнова отдает предпочтение простой форме, хлестким эпитетам (в отличие от дышащих духами и туманами ее ранних сценарных работ с Алексеем Учителем).

Ее режиссерские опыты построены, как прерывистая линия любовной (в самых разных значениях слова) связи двух людей, и через оптику путаных отношений мужчины и женщины («Связь»), бронзовеющего крупного сановника и рефлексирующей музейщицы («Два дня»), подруг с разных планет — словно сама себе она отвечает на вопросы о вялотекущей хронике безнадежного адюльтера, об амурных отношениях интеллигенции и власти, об отсутствии коммуникации в социальных стратах и, конечно же, о вечной теме русской классической литературы — «лишних людях», выброшенных современным рыночным беспределом за пределы обочины. Эка ли новость, что давно «выброшены», но как им там на обочине живется?

Кстати, русская литература — любимая и вполне осязаемая территория поисков режиссера, вне зависимости от того, когда и где разворачивается действие фильмов — в усадьбе ли Павла Петровича Кирсанова («Отцы и дети»), в дешевом «пионерском» отельчике («Связь») или в захламленной питерской квартире.

Безусловно, ее кино — всегда история любви говорящих на разных языках: мужчины и женщины, верхов и низов, интеллигенции и народа. Вот и слово «свобода» для героинь Яны Трояновой и Анны Михалковой означает разное. «Ты как к легким наркотикам относишься?» — спрашивает готовая любого порвать за подругу Вика, живущая вне моральных запретов, натурально совращающая бывшего мужа любимой подруги. Скованную же нормами и приличиями по рукам и ногам Лизу интересует исключительно свобода всего человечества, угнетенного народа и его репрессированных представителей. «Свободу МБХ, уважайте свободную конституцию!» — скандирует жалкая кучка интеллигентов на протестном митинге (к чести режиссера заметим, что сцена эта снята задолго до Болотной). И Вика для нее — часть этой «общественной нагрузки».

Смирнова не грустит вслед за графом Толстым о стране, распавшейся на два разных народа. Ее интересует, как эти два народа умещаются в «коммунальном» пространстве единого внутреннего мира, проявляя неумение жить в ладу не только с действительностью-предательницей, но и с самим собой. В этом отношении «Кококо» присущи родовые черты важных картин советского кинематографа — от комедии «Приходите завтра» до кинороманов Герасимова и Шукшина, от фильмов морального беспокойства ленинградской школы Авербаха, Асановой, Приёмыхова до драматической комедии Тодоровского «Военно-полевой роман».

Вот тут-то и приходится вспомнить о зрителе. Выйди незамысловатая, в общем, картина Авдотьи Смирновой пару десятилетий назад, ей была бы уготована пуховая перина всенародной любви, коей обласканы аналогичные «Служебный роман» или «Военно-полевой роман». Сегодня эта комедия смешна лишь узкому кругу полуистребленных временем и всей перевернувшейся с ног на голову системой ценностей — тех самых библиотекарей, музейщиков, учителей, которые и являются героями ее картин. Тех, кто способен считывать скрытые цитаты и отсылки, интеллигентские опознавательные знаки, коими нашпигованы ее фильмы. Фильмы, снятые не для кинотусовки, не исключительно «для своих». Но, как известно, библиотекари с учителями в кино не ходят — дорого. А «широкий зритель», кровный брат, конечно же, не Лизы, но Вики, на «Кококо» не пошел, в его предпочтениях — «Большая ржака, или Ослиный галоп» (название отлично иллюстрирует образ современной отечественной комедии) с Анной Семенович, хоть никакой не актрисой, зато «девушкой не промах» в главной роли…

P.S. Фильм Смирновой критики уже окрестили «женским», имея в виду, конечно же, не кружевную вязку крючком и не феминистский настрой, но понимание психологии, специфику нюансировки. Плюс роскошные бенефисы для двух лучших актрис нулевых годов Яны Трояновой и Анны Михалковой — что и было отмечено наградой «Кинотавра». Но фестиваль выявил и другое. В программе был целый ряд отменных женских ролей, за которыми не только самоотверженная работа замечательных актрис Ольги Лапшиной (на мой взгляд, несправедливо оставшейся без приза), Яны Трояновой в фильме «Жить», Маши Шалаевой («Я буду рядом»), но и крупные женские характеры. Рядом с ними экранные мужчины бледнеют, скукоживаются (не случайно кинотавровское жюри никак не могло выбрать «лучшего актера», да, по совести сказать, его и не было). И даже непрофессиональная исполнительница ростовская девушка Виктория Шевцова в киноопыте «жизнь как фильм» Костомарова и Расторгуева «Я тебя не люблю» отчетливо переигрывает своих партнеров: словно статистов, самозабвенно переставляет их местами и при этом любовно снимает на камеру. А значит, вновь ответственные за продолжение рода рулят в жизни и на экране, как и в предыдущие мрачные периоды истории, эпохи моральных кризисов.

Авторы сценария Авдотья Смирнова, Анна Пармас
Режиссер Авдотья Смирнова
Оператор Максим Осадчий
Композитор Сергей Шнуров
Художник Екатерина Залетаева
Звукорежиссер Лев Ежов
В ролях: Анна Михалкова, Яна Троянова, Анна Пармас, Юлия Снегирь, Константин Шелестун и другие
Кинокомпания «СТВ»
Россия
2012