— «Рай» изначально задумывался как трилогия?

Ульрих Зайдль. Фильм — это всегда странствие. Оно может продлиться много лет. Оно начинается со сценария, очень четко прописанного, но лишенного диалогов. Затем мы начинаем снимать, и вот тогда мои изначальные замыслы зачастую рушатся, возникает множество препятствий, связанных с местом съемок, работой съемочной группы, с результатами наших исследований темы. Место съемок играет огромную роль, поскольку именно от него зависит атмосфера картины.

Работая над каждым фильмом, еще до начала съемок я долго ищу подходящие локации и могу начинать только тогда, когда нахожу именно то, что мне нужно. Я не из тех режиссеров, кто всегда точно знает, чего ищет и чего стремится достичь, — таков, например, Михаэль Ханеке; я же, напротив, могу точно сказать только то, чего не хочу. В процессе съемок может выясниться, что история начинает развиваться в совершенно ином направлении, о котором я вначале и не думал. Я всегда снимаю сцены в хронологическом порядке, чтобы иметь возможность наблюдать, как развивается повествование, понять, что выходит хорошо, а что нет, что следует изменить. Это довольно непредсказуемый процесс. Конечно, в самом начале я не предполагал, что «Рай» превратится в трилогию.

— «Вера» — вторая ее часть, завершающей станет «Надежда». Каким образом вы работаете, чтобы этот цикл получился связным, единым целым?

Ульрих Зайдль. В каждом фильме свои темы, свои законы. Многое зависит от того, как сложатся отношения между актерами, местами, историями. В каждом фильме устанавливаются свои особые связи. Результат никогда полностью нельзя предугадать, но многое зависит от актерского состава. «Вера» по всем аспектам сильно отличается от «Любви». Вплоть до реакции зрителей: во время просмотра «Веры» в зале чаще смеются. Возможно, потому, что гораздо проще высмеивать веру, чем любовь.

— Складывается впечатление, что о чем бы вы ни снимали фильм, люди всегда найдут в нем что-нибудь провокационное. Как вам кажется, почему так происходит?

Ульрих Зайдль. Потому, полагаю, что я никогда не избегаю табуированных тем, показываю то, что мы чаще всего предпочитаем не видеть. Но я никогда не делаю этого просто так; подобные вещи всегда вписаны в определенный контекст, связаны с конкретным персонажем. Иначе это была бы довольно жалкая стратегия: шокирование ради самого факта шокирования. Это было бы глупо, вовсе не к этому я стремлюсь. Любовь героини «Веры» Анны Марии к Иисусу постоянно растет, крепнет. И мне казалось естественным, что в какой-то момент в ней возникает и сексуальный аспект.

— Критики часто называют ваши картины противоречивыми, поскольку воспринимают их таким же образом, как Анна Мария — веру: лишь на внешнем, визуальном уровне, не пытаясь понять, что скрыто под ним.

Ульрих Зайдль. СМИ всегда стремятся отыскать потенциально скандальную тему и раздуть из нее шумную историю. Делают это намеренно. Я вижу все совсем иначе. Я доверяю моему видению, моим суждениям, но, разумеется, не могу предсказать, воспримет ли аудитория мою работу как скандальную. Просто использую образы, которые помогают мне рассказать задуманную историю. Создавая фильм, я никогда заранее не задумываюсь о том, как воспримут его зрители. Я должен доверять себе и допускать, что то, что кажется мне важным и правильным, сможет заинтересовать и зрителя.

— Как и следовало ожидать, итальянские СМИ бурно отреагировали на вашу картину, многие назвали ее скандальной. Как вы восприняли такую реакцию?

Ульрих Зайдль. Вообще-то, я доволен. Снимая фильм, я стремлюсь нащупать путь к правде или, по крайней мере, показать свое восприятие этой правды. Я осознаю и учитываю то, что кому-то мой взгляд на реальность может не понравиться. В случае с историей героини «Веры» мне казалось верным показать сцену мастурбации распятием — ее акт любви с Иисусом. Я не собирался отказываться от этого эпизода лишь потому, что эта тема считается табуированной. Так что лучше уж такая реакция, чем вообще никакой.

— Можно ли сказать, что вы всегда стремитесь разрушать табу?

Ульрих Зайдль. Нет. Я не ставлю перед собой такую цель. Однако, показывая правду, часто рискуешь вызвать скандал. Но скандал — это полезно; скандалы побуждают людей к размышлениям, дискуссиям.

— Чем вы можете объяснить возникновение в европейском кинопространстве целой волны довольно радикального австрийского кино? Связано ли это, на ваш взгляд, с особенностями австрийского общества?

Ульрих Зайдль. Я бы скорее задался вопросом, почему фильмы, подобные моим, не снимают в других странах. Мне кажется, я исследую темы, чрезвычайно актуальные сегодня для всех западных стран, не только для Австрии.

Не знаю, почему другие режиссеры отказываются обращаться к ним напрямую, в более реалистичной манере. Возможно, причина в том, что нам, австрийцам, в прошлом приходилось во многом подавлять себя и сегодня в нас еще не угасло желание преодолевать, ломать границы эстетического, внешнего, проникать вглубь, раскрывая реальность как таковую.

— Как вы в целом описали бы свое отношение к религии?

Ульрих Зайдль. Это сложный вопрос, на который невозможно ответить парой фраз. Конечно, религия — это нечто, что не оставляет меня равнодушным. С одной стороны, понятия «вера» и «религия» легко исказить, что может привести к развитию милитантизма, экстремизма. С другой — все люди нуждаются в вере, постоянно ищут пути к ней. Я постоянно возвращаюсь к мыслям о Боге и часто осознаю, сколь нечиста моя совесть.

— Вы часто рассказывали, что католическое воспитание вселило в вас массу страхов, было откровенно подавляющим, ограничивающим.

Ульрих Зайдль. Атмосфера строгости, в которой я рос, заставила меня взбунтоваться против фальши и лицемерия, которыми, как я видел, пропитан католицизм, и я стал с большим интересом исследовать эту тему. Я не отрицаю этические нормы и ценности католической церкви, но мне невыносимо видеть, к чему приводит людей злоупотребление ими.

— Как, на ваш взгляд, религия связана с подавлением сексуальности?

Ульрих Зайдль. В картине показано, как вера принимает извращенную форму. На протяжении веков католицизм подавлял сексуальность, и, естественно, это породило соответствующую ответную реакцию. Церковь превращает секс в табу, но мы все знаем, какие жуткие вещи творятся за стенами самой церкви. Это возмутительно, но в то же время это вполне логичное последствие действий самой церкви. Подавление сексуальности в итоге приводит к разрушению этики и морали. Кроме того, героиня «Веры» Анна Мария убеждена, что медиа и общество в целом одержимы сексуальностью, она подвергает себя наказаниям во благо общества, она хочет помочь людям излечиться от этого «недуга». Это, в свою очередь, приносит ей удовлетворение. Грань между болью, страданием и похотью может быть очень тонка, почти призрачна.

— В первых двух фильмах трилогии герои в поисках рая так или иначе приходят к сексуальному разочарованию, крушению иллюзий. Это сквозной мотив всех трех фильмов?

Ульрих Зайдль. В каждой картине есть несколько уровней, и мотив сексуальности — один из них. Женщина, стремящаяся вырваться из клетки своего одиночества, наполнить жизнь смыслом, на самом деле ищет любви, а сексуальность — одна из составляющих этой любви. Секс — одна из мощнейших движущих сил жизни. Но, скорее, сквозной мотив трилогии — поиски счастья.

— В картине «Рай: Вера» все же больше гротесковых и комических нот, чем в предыдущей вашей работе. Это был намеренный ход?

Ульрих Зайдль. Нет. Я не собирался снимать гротескную комедию и очень удивился, узнав, что во время просмотра зрители часто смеялись и даже аплодировали. Наверное, все дело в теме. К тому же у каждого зрителя свои представления о вере и религии в целом. Подобная реакция может много сказать о зрителях, которые больше не воспринимают религию как нечто важное и серьезное. Я отношусь к ней совершенно иначе. Меня воспитали в строгих католических традициях. Когда я снимал картину «Иисус, Ты знаешь», я достаточно глубоко исследовал тему, говорил со многими горячо верующими людьми и могу сказать, что в своем отношении далеко не одинок. Хотя, признаюсь, мне нравится размывать грань между комедией и драмой. Возможно, иногда я делаю это неосознанно.

— Почему в фильме вы решили показать католицизм в его крайне радикальной форме, а мусульманство, напротив, в очень сдержанной? Это очевидно противоречит нынешним представлениям большинства жителей западных стран об этих религиях.

Ульрих Зайдль. Крайние проявления веры есть во всех религиях, но сегодня мы часто забываем об этом. По действиям группки исламистов-фанатиков нельзя судить об исламе в целом. Честно признаться, меня поразила бурная реакция зрителей на сцену, в которой портрет папы бросают на землю. Они ликовали. Значит ли это, что они и сами были бы не против поступить так же?

— Неподготовленной аудитории ваша манера постановки может показаться довольно радикальной. Чувствуете ли вы иногда необходимость пойти на компромисс? Вырезаете ли из финальной версии какие-то особенно резкие моменты, которые, как вам кажется, могут быть неадекватно восприняты зрителем?

Ульрих Зайдль. Первый зритель моего фильма — я сам. Я решаю, что хочу в нем показать, и не устанавливаю для себя никаких ограничений, кроме тех, что возникают естественно, сами собой во время съемок конкретной сцены. Мне этот подход кажется верным, и я не вижу причин отказываться от него. В тех случаях, когда я чувствую, что что-то не так, я снимаю заново или переключаюсь на другой эпизод, который более органично впишется в картину, будет более правдивым.

— Когда вы впервые смотрите фильм в качестве зрителя, удивляет ли вас порой результат импровизационной игры актеров?

Ульрих Зайдль. Позволяя артистам импровизировать, я все же ставлю перед ними некие ограничения, задаю рамки, позволяющие фильму развиваться в нужном мне направлении, так, чтобы результат не оказался для меня совсем уж удивительным. Предварительно мы репетируем, иногда снимаем одну сцену несколько раз. Порой, конечно, случаются непредвиденные вещи, но обычно я продолжаю снимать сцену до тех пор, пока не добьюсь конкретного желаемого результата.

— Можно предположить, что подготовка этого проекта была особенно трудной. Учитывая, что в ваших фильмах многие сцены, пусть и тщательно спланированные заранее, рождаются, по сути, уже на съемочной площадке.

Ульрих Зайдль. Всем известно, что я долго готовлюсь к съемочному периоду. Я проводил много времени с исполнителями ролей в фильме «Любовь» и общался с ярыми католиками, готовясь к съемкам «Веры». Я неделями следовал за ними, наблюдал, как они обходят дома, нося с собой неизменную статуэтку Девы Марии; я спрашивал, что для них вера и как они пришли к своему нынешнему ее пониманию. Это крайне важный этап работы, поскольку мои идеи происходят как раз из встреч с реальностью. Марии (Мария Хофштеттер — исполнительница главной роли в фильме «Рай: Вера». — Прим. ред.) было очень непросто подготовиться к этой роли, она сама получила строгое католическое воспитание, с последствиями которого потом долго и напряженно боролась. Одной из моих задач было помочь ей исследовать эту тему, вжиться в ситуацию, привыкнуть к ней. Я предложил ей какое-то время соблюдать обет молчания в надежде, что это, возможно, поможет ей лучше прочувствовать свою героиню, сблизиться с ней.

— Можно ли назвать героиню фильма Анну Марию католической фундаменталисткой?

Ульрих Зайдль. Не думаю, что к ней стоит применять этот термин, поскольку в сознании людей он ассоциируется с исламским терроризмом. Он подразумевает, что человек, пропагандируя свои взгляды, готов применять насилие, а Анна Мария вовсе не из таких. Ее вера и любовь к Иисусу порой доходят до крайности, но ее нельзя назвать миссионеркой. Хотя, конечно, и в США, и в Австрии, и в других странах есть христианские фундаменталисты. В рамках католической церкви существуют крайне консервативные организации вроде Opus Dei, где самонаказание — нормальная, общепринятая практика. В фильме я ничего не изобретаю, лишь показываю то, что есть в реальности. Я хочу, чтобы люди прямо взглянули на это.

— Несчастливый брак Анны Марии и мусульманина, прикованного к инвалидной коляске, в определенном смысле отражает культурные конфликты между католиками и мусульманами в целом. Таким образом вы хотели озвучить свое мнение об этом конфликте?

Ульрих Зайдль. С этим конфликтом мы сегодня сталкиваемся везде, я лишь показываю частный случай, конкретный пример того, как он может выглядеть. Супруги ведут себя довольно жестоко по отношению друг к другу, и при этом они вовсе не террористы.

— На какие источники информации вы опираетесь, исследуя мусульманский мир?

Ульрих Зайдль. Как автор я позволяю себе некоторую свободу в этом вопросе. Актер Набиль Салех — мусульманин, мы много говорили о том, каким будет его герой и как вообще будет показан в фильме ислам. В свое время я посетил много мусульманских стран, и этот опыт также помогал мне в работе над фильмом.

Главный конфликт героя с западным миром коренится в его восприятии сексуальности, плотского желания: западные женщины считаются легкодоступными, поэтому в иных странах их зачастую воспринимают как проституток.

— В своих картинах вы рассказываете исключительно об Австрии и австрийском обществе или же о мире в целом?

Ульрих Зайдль. Разумеется, о мире.

— Состав вашей съемочной группы практически не меняется. Помогают ли вам в работе чувство сплоченности, атмосфера взаимного доверия, сформировавшиеся в течение многих лет?

Ульрих Зайдль. Для меня и правда очень важно, что я работаю с людьми, которых давно знаю, вместе с которыми через многое прошел. У нас общее прошлое, и потому нам гораздо легче работать сейчас, мы знаем, кто из нас к чему стремится. Мы знаем, что для нас важно, у нас сложились близкие, по-настоящему доверительные отношения. Формирование съемочной группы (возможно, за исключением операторов-постановщиков, при выборе которых можно допускать разные варианты) — невероятно важный процесс, от нее во многом зависит атмосфера на площадке, актерам должно быть комфортно работать с этими людьми. К тому же мы часто работаем с непрофессиональными артистами, и важно, чтобы в процессе съемок между всеми установились нормальные человеческие отношения. Мы хотим, чтобы непрофессионалы импровизировали, выкладывались эмоционально, вживались в свои персонажи. Они должны чувствовать себя свободно и знать, что их всегда готовы поддержать. Иначе они никогда не смогут полностью раскрыться.

— О чем будет ваш следующий фильм «Рай: Надежда»?

Ульрих Зайдль. В центре повествования будет племянница Анны Марии. История о том, как она, страдающая от лишнего веса, едет в оздоровительный лагерь и там влюбляется во врача, втрое ее старше. В этой картине я снова обращаюсь к темам любви, сексуальности, похоти, страсти, физиологии, на этот раз исследуя их с точки зрения девочки-подростка.

По материалам
http://www.slantmagazine.com
http://cineuropa.org
http://www.hollywoodreporter.com

Перевод с английского Елены Паисовой