В рамках кинофорума-2012 в Санкт-Петербурге на фестивале «Послание к человеку», главная цель которого документальная кинолетопись эпохи, впервые в истории этого авторитетного международного смотра была организована программа «Театр плюс кино». Россию представлял московский «Театр.dос» спектаклями «Час 18» и «Двое в твоем доме», основанными на документальных фактах жизни реальных людей: в первом случае — адвоката Магнитского, погибшего в тюрьме, во втором — лидера белорусской оппозиции поэта Некляева, оказавшегося под арестом в собственной квартире.

Европейская продукция была представлена совместным проектом бельгийского фестиваля в Льеже и Национального театра Брюсселя, имевшим широкий резонанс и прокатанным по многим городам Европы, «20 ноября» Ларса Нурена. В центре тоже проблема насилия, но ракурс необычен и тема выходит за пределы одного экстремального события, неожиданно приобретая характер лирического высказывания в ожидании диалога с публикой — с миром.

Собственно, это была гастроль выдающейся немецкой актрисы Анн Тисмер, которая теперь предпочитает называть себя автором и исполнителем перформансов. Реальное событие, происшедшее в небольшом немецком городе Эмсдеттене 20 ноября 2006 года, когда восемнадцатилетний юноша Себастьян Боссе расстрелял своих бывших одноклассников и учителей, стало мрачной вехой трагической летописи школьного насилия, прокатившегося по городам Германии. Социальный фактор актриса анализирует изнутри субъекта насилия с помощью психологической модели его личности: его агрессия, направленная на других, в результате поразила его самого. Тридцать семь человек, пострадавших от руки убийцы, не погибли, но в конце своей жуткой акции он покончил с собой.

Перед тем как идти на акцию, убийца выложил в Интернете свой дневник, зафиксировал мотивацию своего поступка как философско-обличительную миссию, как отрицание «общества потребления». Этот документ и стал основой пьесы, которую Анн Тисмер начала писать, но вскоре решила передать эту работу знаменитому в Европе шведскому драматургу Ларсу Нурену, разрабатывающему социальную и политическую тематику. Пьеса была издана на французском языке, ее играют как моноспектакль некоторые европейские артисты, поскольку на текст, выложенный в Интернете, нет авторских прав. Тисмер играет на немецком и французском языках в собственной редакции, со своими авторскими вставками и считает свой вариант не моноспектаклем, а перформансом. В Петербурге был представлен немецкий вариант. И хотя на афише значилось «Текст и режиссура Ларса Нурена», с первых же минут публике, тихо входившей в ленфильмовский павильон, было ясно, что маленькая женщина в белом костюме, с волосами, собранными в пучок, здесь и рассказчик, и автор.

Она чертит на полу линию, отделяющую то ли ее от входящих зрителей, то ли ее героя от остального мира. И когда этот герой произнес первую фразу, оказалось, что не важен ни пол, ни возраст действующего лица в пустом безликом пространстве, окруженном стенами с надписями. Надписи — что-то вроде воззваний или формул, которыми персонаж иллюстрирует свои мысли. Никакой псевдоюношеской манеры говорить и двигаться, хотя Анн Тисмер не раз играла травестийные роли, например Ричарда II в одноименной пьесе Шекспира… Актриса представляет не характер, а месседж, не сценическую роль, а спор героя и исполнителя с публикой — и с собой.

Извечный вопрос: стоит ли тянуть лямку жизни, если жизнь не задалась, если с детства тебе уготован удел безликой массы, обслуживающей общественное производство и государственную иерархическую машину? «Я один из многих… Единственное, чему меня учили в школе, — это то, что я проигравший». Система унижений повязывает всех: учителей с их программной уравниловкой и авторитарностью и одноклассников, объединяющихся в группы насильников-обидчиков против одного. Школа — сколок общества, в котором ты должен жить и добиваться строго регламентированных благ. Грубая сила и умение приспособиться к жестоким правилам социальной игры, заданным извне, определяют успешность. Но какого бы уровня ты ни достиг, это всего лишь ловушка с манком — способ манипуляции твоими желаниями, в конце концов, твоей жизнью. «Какая у тебя машина?» — спрашивает протагонистка у одного из зрителей и перечисляет шикарные марки автомобилей. «Форд», — отвечает тот. «Машина среднего класса», — удовлетворенно фиксирует она.

 Стоит ли проживать жизнь для того, чтобы достигнуть высших показателей: иметь самую дорогую тачку, длинноногую модель в качестве жены или подруги, недвижимость с хайтековским или каким-то еще дизайном, — в любом варианте все распадется в прах и исчезнет. «Ничто не длится вечно», — пишет она мелом на полу перед рядами зрительских мест. Так стоит ли держаться за саму эту никчемную жизнь, как бы роскошно она ни была упакована. Все равно: «У всего есть конец». Это тоже надпись на полу, как на скрижалях. В этом монологе и боль, и парадоксальный выбор смертельного исхода не только для себя, но и для окружающих — тех, кто олицетворял для героя злую насмешку судьбы: «Вы смеялись надо мной, я посмеюсь над вами, только мое чувство юмора отличается от вашего». Вину он чувствует только перед своей семьей, которую обрек на позор.

Парень раскрывает спортивную сумку и вытаскивает оттуда два карабина, аккуратно, почти любовно раскладывает их перед нами, словно давая им надышаться зрительским ужасом, в башмак по-мальчишески засовывает нож и напоследок пишет свое послание: «Остаются только ангелы». Вокруг глаз рисует красные круги, точно собирается на Хэллоуин. Оружие он снова укладывает в сумку и идет к выходу, у порога оборачивается к залу: «Вы ничего не хотите мне сказать?»

Идеологическое одиночество не отменяет тоски и жажды контакта. Не случайно все массовые убийцы последнего времени выходят в Интернет накануне своей страшной акции, ища поддержку у посетителей блогов. Виртуальное убийство, как и виртуальная любовь, стало формой подмены неподчиняемой реальности, амбициозной самореализацией, неким социальным эксгибиционизмом. Игра в войну против всех легко моделируется на компьютере и входит в привычку виртуального пользователя. По мнению интернет-журналистов, признание в ненависти ко всему миру стало модным брендом. Реальное убийство осуществляется как игра с подготовкой и переодеванием, где убийца выбирает себе главную роль, недоступную ему в действительности. «Триумф воли» спровоцирован подавлением личной воли в социуме, где эта воля не берется в расчет, растворяется в неперсонифицированной статистике, поглощаемой властью как материал для манипуляций. Собственно, это и есть «общество потребления», когда потребляют тебя — «съедают с кашей», как выражался один чеховский персонаж. Тогда и происходит взрыв индивидуальной агрессии. Но никто никого не освобождает от личной ответственности.

А в театре перформанса протагонистка заставляет своего аlter ego посмотреть в лицо людям не на экране компьютера, а в зале, увидеть, ощутить, даже потребовать их настоящую живую реакцию. И, может быть, что-то предотвратить. Поэтому актриса идет на прямой контакт с публикой. Ждет их ответа. Но зрителям ей (ему) сказать нечего. Тем не менее именно активное взаимодействие определило главную задачу этого действия и всей нынешней деятельности Анн Тисмер. Об этом говорила она на встрече со зрителями после окончания спектакля, отвечала на их вопросы, и это был еще один перформанс.

«20 ноября», режиссер Ларс Нурен. Национальный театр. Швеция

Анн Тисмер. Я хочу вам показать связь между документальным кино и моей работой. Я горжусь тем, что вы меня пригласили на этот фестиваль. Здесь я представляю два случая подхода к теме: то, что вы видели на этой площадке, типично для Западной Европы, а на втором этаже студии экспонируется моя выставка и 38-минутное видео, которое я сняла со своими помощниками о воровстве кур в Того. Это визуализация типичного случая.

Вопрос. А что вы делаете в Того, кроме инсталляций?

Анн Тисмер. Самые разные художественные проекты, в том числе и учебные. Меня пригласил Гёте-институт, который занимается распространением немецкой культуры в мире. Совсем недавно мои друзья из Того сказали мне, что я была первой артисткой международного уровня, кто приехал в Того. Последние полтора года я работаю в союзе с артистами в Того. Мы обзавелись домом, устраиваем выставки и перформансы. В основном на мои личные деньги.

Вопрос. Кто ваша публика в Того?

Анн Тисмер. Это бедные люди, у меня нет никаких контактов с богатыми, поэтому у нас свободный вход. Во время последней выставки украли двух кур.

В коридорах «Ленфильма» Анн устроила необычную инсталляцию: трикотажные объекты, изображающие насекомых, куриные тушки, котов и еще бог весть кого, развешаны на шнурах или закрыты полиэтиленовыми вигвамами, освещены цветными лампочками. Эти странные, по-детски наивные поделки называются «Невидимый рай сороконожки». Здесь же демонстрируется видео, фильм, снятый в Того, где Анн проводит пять месяцев в году. Остальные месяцы — в Европе, большей частью в Брюсселе и Берлине.

Анн Тисмер. Нужно помнить, что в Того очень многое связано с культом вуду и есть определенная зависимость между гусеницами и ворами кур. Я попала в джунгли, притащила оттуда гусеницу-сороконожку, и пока мы с друзьями ее разглядывали, наших кур-то и своровали.

В этом спектакле показан человек, который хочет убить многих людей, он преступник. Если вы встречали людей из криминальной среды, то знаете, что они часто пытаются переложить свою вину на других. Мой герой вспоминает многих преступников прошлого и пытается объяснить, почему они совершили свои преступления. И подводит к тому, что общество виновато в том, что он совершит убийство. Но это неправда. Конечно, мы понимаем: над ним издевались, его унижали. Но он во всем обвиняет капиталистическое общество потребления, говорит о расслоении его на богатых и бедных. Да, в Германии десять процентов немцев владеют пятьюдесятью процентами богатств страны. Богатство создает пропасть между людьми.

В немецких школах и учебных заведениях есть «обычай» унижать друг друга. И в Департаменте образования одобрили мой проект как предупреждающий насилие. Я всегда пытаюсь втягивать зрителей в сюжет. Нужно, чтобы они почувствовали свою причастность к событию. Многие бывают недовольны моими комментариями их ответов, и тогда затевается спор. С нашим спектаклем мы объездили многие города в Германии, Франции и других странах. Запрещение играть было лишь в том городе, где произошла эта трагедия.

Играть или не играть спектакль там, где жители получили психотравму на долгие годы? Для многих психологов такая игра означает не излечивание, а усиление травмы.

Вопрос. Не боялись ли вы спровоцировать детей на повторение этого поступка? Каков был возраст детей, смотревших спектакль?

Анн Тисмер. Самые юные — десятилетние. Тогда я была очень амбициозна и считала, что смогу помочь им этим спектаклем. Сейчас я думаю иначе: может быть, он может и навредить, и я перестала играть его в школах.

Вопрос. Кричали ли дети в финале: «Не делай этого, останься с нами»?

Анн Тисмер. Такое было. И тогда я действительно оставалась, и все шло по другому сценарию. Это значило, что я добилась, чего хотела.

Эта история меня очень задела, потому что и я, как Себастьян Боссе, в детстве подвергалась унижению со стороны одноклассников. Мне было тогда тринадцать лет, я перестала спать и даже решила взять с собой нож, чтобы обороняться от обидчиков. И когда я увидела в Интернете его историю, описание его унижений, я поняла, что это типичный случай. До этого времени я никогда не вспоминала об унижениях своего детства и никому о них не рассказывала.

Вопрос. Вы сочувствуете этому персонажу?

Анн Тисмер. Я чувствую его состояние. Я понимаю его ненависть. Многие переживали унижения, но ведь не все приходят к акту отмщения. Бывают случаи, когда мы мысленно желаем кому-то зла. Что-то вроде: «Чтоб ты сдох!»

Но мы не переходим к реализации наших желаний. У людей униженных бывает чувство, что они сами в этой ситуации виноваты. Я хочу доказать спектаклем, что виноваты не те, кто унижен, а те, кто унижает. Тем они повышают свою самооценку. Тот, кто унижает других, имеет в себе внутреннюю проблему, ему нужна публика и те, кто подхихикивает над его поступками.

Вопрос. Какие спектакли, каких режиссеров вы особенно цените?

Анн Тисмер. Семь лет я работала с Юргеном Крузе, он был какое-то время ассистентом Петера Штайна. Работала и со Штайном. Это был очень разный опыт. К сожалению, у Крузе не было образования, он был самоучка. Он переписывал классические тексты, в 80-е годы был первым, кто вдохнул в драматический театр идею перформанса.

Анн Тисмер работала с лучшими режиссерами Германии. Кроме тех, кого она назвала, еще с Люком Бонди, Матиасом Хартманом, Франком Касторфом, Дитером Гизингом, Томасом Остермайером и другими. Играла главные роли во многих театрах разных регионов Германии, где не раз была признана лучшей актрисой года. Играть на сцене начала с 1986 года. В ее репертуаре главные роли в пьесах Еврипида, Шекспира, Геббеля, Клейста, Ведекинда, Брехта, Лорки, Музиля, Олби. Широта репертуарного диапазона объясняется масштабом ее дара, чувством стиля, артистическими возможностями и жаждой новых путей в искусстве. Она выступала как певица в рок-группе в 80-е, увлекалась видеоартом в нулевые, снималась в кино, выставлялась как художник с 2006-го и даже основала новую труппу Gutestun («Хорошая работа»).

Взлет ее актерской карьеры — роль Норы в «Кукольном доме» Ибсена. Спектакль поставлен Томасом Остермайером в «Шаубюне», куда режиссер ее, актрису-одиночку и уже тогда звезду, пригласил войти на равных со всеми участниками ансамбля условиях. И она, к удивлению режиссера, эти условия приняла. Это была та творческая среда, в которой она еще не бывала. Показанный на Авиньонском фестивале 2003 года спектакль произвел сенсацию и вызвал скандал. В финале этой необычной постановки домашняя «белочка Нора» расстреливала своего мужа, обидчика и предателя, из автомата и, усевшись на пороге окровавленного дома, смотрела в неведомое пространство, принимая на себя весь груз ответственности за свой поступок, за свою новую мучительную, горькую дорогу разрывов, потерь и жуткой свободы. Остермайер отлично использовал тревожную природу и самоуглубленную отдельность Тисмер, сочинив для нее удивительный «Концерт по заявкам». В этом спектакле артистка не произносила ни одного слова. Но перед нами в антураже скромного типового жилища проходила со всеми психофизиологическими подробностями драма человеческого одиночества и трагедия самовольного ухода из жизни, в которой не было ничего отрадного, кроме радио, музыки и воображения.

Анн Тисмер. На открытии фестиваля я смотрела фильм об Алексее Германе[1]. И когда я увидела, как режиссер обращается с людьми, я испытала настоящую травму. Мне кажется, что и в лицах других я видела стыд за происходящее на экране. Мы видим, как унижают людей на площадке, но предпочитаем об этом не говорить.

Вопрос. А ваша работа с немецкими режиссерами не была такой же психотравмой?

Анн Тисмер. Я больше не работаю с немецкими режиссерами и предпочитаю работать самостоятельно. Практически не хожу в театр в Германии. Немецкие театры — это коллективы с постоянной труппой, и это сообщество рабов. Я это знаю по своему опыту. Я предпочитаю работать в искусстве над независимыми проектами: пишу тексты, устраиваю выставки, и мне кажется, что я и зарабатываю больше, чем когда я получала деньги в театре.

Вопрос. Вернетесь ли вы когда-нибудь в профессиональный театр?

Анн Тисмер. Нет, нет и нет. Я не участвую в съемках на ТВ, ищу те проекты, где мало денег, но я делаю то, что считаю нужным и важным.

Вопрос. Может, это путь европейского интеллектуала — уход к простым народам в Африку? Может, это рецепт?

Анн Тисмер. Во всяком случае, я думаю, что те начинания, которые поддерживаются государственными институциями, не могут вызывать особого доверия, нет никакой гарантии, что вас не используют. Это взгляд не только мой, у меня много примеров с моими коллегами, которые оказались в таких ситуациях.

Вопрос. Что вы думаете о России, о русском характере?

Анн Тисмер. Я здесь в четвертый раз. Первый визит во времена Горбачева был шоком. Это было в Сочи, куда я попала как туристка. Каждый день там был для меня шоком. Я не могла даже перейти дорогу без страха. Приехав домой, я перекрестилась, что выжила, и была счастлива, что я здесь, а не там. Следующие приезды в Москву и в Омск были поспокойнее. А чтобы понять русский характер, я должна пожить дольше в вашей стране и быть не в фестивальных рамках, а в гуще обычной жизни.

[1] Фильм «Плэйбэк» Антуана Каттина и Павла Костомарова о съемках фильма Алексея Германа «Трудно быть богом».