Поиску выхода российского кино из перманентного кризиса, который длится практически все постсоветское время, были посвящены сотни дискуссий, министерских и правительственных заседаний, научных конференций. Сегодня, когда всем ясно, что ситуация обостряется, мы решили провести своего рода аудит основных дебатируемых предложений. 

В начале этого лета были организованы две авторитетные дискуссии, посвященные анализу состояния российской киноиндустрии. Обе были проведены в Сочи.

24 мая состоялось совещание у президента Владимира Путина по вопросам развития отечественной кинематографии, а 7 июня в рамках фестиваля «Кино­тавр» — большой «круглый стол» «Как помочь национальному кино», который его модератор Андрей Плахов представил фразой «Как спасти утопающего». В конференциях приняли участие ведущие российские режиссеры, продюсеры, аналитики кино, руководители ведущих телеканалов и Министерства культуры. Нам показалось важным представить в сокращенном виде (по стенограммам), сгруппировать, а затем прокомментировать в тексте Даниила Дондурея значимые идеи — «наболевшие мысли», которые были высказаны на этих двух представительных форумах.
Кроме выступлений президента и основного докладчика — министра культуры Владимира Мединского — все остальные даются здесь в общем алфавитном порядке: президент кинокомпании «Амедиа» продюсер Александр Акопов, генеральный директор компании «Студия ТриТэ» продюсер Леонид Верещагин, председатель комитета Госдумы по культуре режиссер Станислав Говорухин, кинокритик Антон Долин, президент компании «Кино без границ» дистрибьютор Сэм Клебанов, генеральный директор компании «Дирекция кино» продюсер Анатолий Максимов, заместитель председателя Киносоюза и президент фестиваля «Артдокфест» режиссер Виталий Манский, вице-президент Гильдии киноведов и кинокритиков Виктор Матизен, председатель Союза кинематографистов РФ Никита Михалков, почетный президент Международной федерации кинопрессы (­ФИПРЕССИ) кинокритик Андрей Плахов, владелец медиахолдинга AR Films продюсер Александр Роднянский, генеральный директор компании «СТВ» продюсер Сергей Сельянов, советник президента РФ по культуре Владимир Толстой, художественный руководитель киностудии «Рок» режиссер и продюсер Алексей Учитель, генеральный директор агентства «Интерсинема» дистрибьютор Раиса Фомина, директор Украинского кинофонда и генеральный директор МКФ «Молодость» Андрей Халпахчи (Украина), заведующий кафедрой режиссуры ВГИКа режиссер Владимир Хотиненко, вице-директор Unifrance Жоэль Шапрон (Франция), генеральный директор киноконцерна «Мосфильм» режиссер Карен Шахназаров, главный редактор журнала «Кинопроцесс» продюсер фестиваля «Московская премьера» кинокритик Вячеслав Шмыров, генеральный директор Первого канала продюсер Константин Эрнст.

ВЛАДИМИР ПУТИН. За последние годы учтены сотни пожеланий участников киносферы, режиссеров и прокатчиков, сформирована необходимая законодательная база, определены льготы по финансированию производства, в сфере таможенного регулирования и хозяйственной деятельности киноорганизаций, обеспечены существенные налоговые стимулы. Для эффективного решения задач отрасли созданы профильный правительственный совет и федеральный фонд социальной и экономической поддержки отечественной кинематографии, который получил широкие полномочия и возможности. Объем финансирования кинематографии с 2000 года (он тогда был 528,6 миллиона рублей) по 2013 год увеличился в 12,5 раза. То есть был 528 миллионов, стал 6 миллиардов 612 миллионов.

Однако нужно признать, что мы пока все еще далеки от реализации всех этих целей. Зарубежные фильмы укрепляют свои позиции в нашем прокате, а доля зрительского интереса к российским лентам по кассовым сборам составляет сейчас всего 15,5 процента. Я уже не раз говорил: государство может помочь снять кино, но ему не под силу заставить людей это кино смотреть, если оно их не устраивает.

Твердо уверен, что наши граждане выбирают не между иностранным и российским кино, а между хорошим и не очень хорошим, мягко говоря, и всегда готовы отдать предпочтение именно отечественному продукту. Под хорошим кино я имею в виду прежде всего художественную ценность. Зрителю важно именно это, ему нужны картины, обращенные к нормальным человеческим отношениям и чувствам. Фильмы, которые рождают гордость за свой народ, за его историю, безусловно, всегда пользовались и будут пользоваться успехом.

Конечно же, озвученные характеристики — лишь пожелание. Со стороны государства нет и не может быть ни цензуры, ни какого-либо диктата или давления. Деятелям культуры дана полная свобода выбора и самовыражения. Но свобода — это далеко не всё. Доверие и уважение к творчеству, его востребованность нужно и заслужить, и постоянно поддерживать.
Здесь хотел бы напомнить, как в ноябре 2011 года я уже обращался к членам Совета по кинематографии, а многие из присутствующих там были, с просьбой подумать над формированием своего рода этической хартии участников российской киноиндустрии. Учитывая, как обстоят дела, и в первую очередь мнение зрителей, которые не прекращают сетовать на засилье посредственной продукции, я вновь хотел бы вернуться к этому вопросу. Полагаю, наличие такой хартии, список ее участников может стать для государства своего рода ориентиром и стратегией дальнейшей поддержки кинематографии.

Кроме того, считаю важным разобраться и пресечь ситуацию недобросовестного отношения к господдержке. К сожалению, есть случаи, когда на реализацию проектов кинопроизводителей и прокатчиков государство выделяет достаточно серьезные деньги, серьезные суммы, а они подчас используются плохо или, как ни странно, вообще не используются. Инициаторы по ходу дела, по ходу пьесы меняют условия игры. Распылять государственные деньги в какой бы то ни было сфере недопустимо так же, как использовать их нецелевым образом.

«Три богатыря на дальних берегах», режиссер Константин Феоктистов 

ВЛАДИМИР МЕДИНСКИЙ. За прошлый год госфинансирование получили 63 игровых кинофильма, 450 документальных фильмов, 130 мультфильмов. Но, будем откровенны, не все эти произведения дошли до кинозрителя. При этом мы понимаем, что успех — это комплексный фактор, это не только касса, это и признание на международных фестивалях, это и внимание зрителя, это и социальное звучание данных картин.

В настоящий момент деньги между Фондом кино и Министерством культуры разделены примерно пополам: 3 миллиарда рублей в Фонде кино и 2,7 миллиарда рублей на поддержку кинопроизводства в министерстве. При этом изменен сам, по моему глубокому убеждению, порочный принцип, который был изначально заложен в систему выделения финансирования Фондом кино, когда деньги выдавались компаниям, а не конкретным проектам и, соответственно, далее компании на собственное усмотрение решали, что они на эти деньги снимают. Государство полностью самоустранялось от какого-либо влияния на содержание снимаемых кинофильмов. Начиная с этого года деньги будут выделяться по конкретным проектам.

Сейчас Фонд кино выделяет деньги на крупные фильмы компаниям-лидерам на безвозмездной основе, а также на возмездной основе на съемки коммерческого кино, скажем так, на поддержку киноотрасли. Министерство культуры со своей стороны выделяет деньги на дебютное, авторское, фестивальное, мультипликационное кино, то есть на поддержку творцов в большей степени. Я считаю, было бы правильным, если бы в будущем вообще почти все финансы были сконцентрированы в Фонде. Мы в данном случае совершенно не бьемся за контроль над деньгами. Самое главное, что Фонд должен быть эффективным финансовым инструментом, а Министерство культуры и правительство определяют, формируют государственный заказ содержательно и идеологически.

При этом считаем абсолютно важным, чтобы деньги не размазывались тонким слоем по тарелочке, не раздавались всем сестрам по серьгам, потому что такая практика тоже была: когда финансируется огромное количество фильмов, всем выдается по 30 миллионов рублей. До зрителя это не доходит. По большому счету в идеале было бы производить — помимо авторского, дебютного, фестивального кино — шесть-восемь больших картин, кассовых блокбастеров, которые посмотрели бы все, кто ходит в кино. И такие фильмы могли бы быть и успешными, и окупаемыми.

Кроме этого мы вводим со следующего года открытую защиту предлагаемых проектов. Решения будут не кулуарные, их станут принимать эксперты после защиты продюсерской фирмой своего проекта. Ее представители будут рассказывать, какие намечены актеры, как предполагают снимать этот фильм. Кстати сказать, принцип такой публичной защиты своей позиции сам по себе может служить немало и будущей раскрутке фильма.

Второе. Мы впервые в этом году определили так называемые приоритетные темы, заявки по которым будут удовлетворяться и рассматриваться государством в первоочередном порядке. Определено двенадцать тем, по которым будут рассматриваться заявки на производство кинофильмов. Я могу их назвать: это 70 лет Победы в Великой Отечественной войне, борьба с наркоманией, герои труда, столетие первой мировой войны.

Третье. В рамках мер поддержки авторского и дебютного кино увеличены суммы в расчете на один фильм. Сейчас производители могут получить до 50 миллионов рублей, а документальных, соответственно, до двух миллионов рублей на каждую серию. Впервые мы предлагаем поддерживать, частично поддерживать, производителей телесериалов. Телесериал – это очень эффективный продукт массового воздействия, смотрят его десятки миллионов людей, и не хотелось бы, чтобы это все шло на потребу публике, рекламным рейтингам. Каналы делают сейчас замечательные сериалы, но рынок диктует свое.

Четвертое. Министерство поддерживает огромное количество кинофестивалей, может быть, даже слишком много, денег при этом предоставляя на них слишком мало. Мы ввели три категории: фестивали первой категории – международные, фестивали второй категории — национальные и третьей — фестивали регионального значения.

Пятое. Впервые с этого года будут заказываться сценарии. По большому счету это делают давно правительства всех стран, мы как-то этого постоянно стесняемся. Мы объявили сценарный конкурс, и двадцать лучших сценариев по предложенным темам и по итогам конкурса, специальной экспертной оценки будут Министерством поддержаны. Затем эти сценарии будут предложены для реализации кинопроизводителям.

Шестое — серьезная проблема с учетом билетов. Мы унаследовали так называемую единую автоматизированную систему учета билетов. В текущем году был принят законопроект, который ввел штрафы за неподключение к этой системе. Статистика показывает такую тенденцию: после введения этого законопроекта количество больших современных кинотеатров, подключившихся к данной системе, увеличилось с 30 до 64 процентов. Такими темпами мы за полтора года подключим все кинотеатры. Другой вопрос, насколько эта статистика достоверна и насколько достоверные данные в эту систему кинопрокатчиками вбиваются.

Седьмое. Говорю «седьмое», хотя на самом деле это для кино проблема номер один — проблема Интернета и пиратства. Что бы мы ни делали, если мы не покончим с пиратством в Интернете, простите за вульгарность, но никакого «кина» не будет, равно как не будет ни писателей, ни композиторов. Интернет с его нелегальным контентом автора убивает, если бы мы перекрыли эти пути скачивания кинопродукции, то одним этим увеличили бы посещаемость кинотеатров, я думаю, легальную продажу кино — вдвое, если не больше.

Что мы пытаемся сделать? Мы пытаемся сейчас по американскому образцу принять законопроект, согласно которому правообладатель имеет возможность заблокировать нелегальный контент на сайте, где он размещен. Если этот контент не блокируется, тогда включается система больших штрафов. Я уж не говорю о том, что контрольный пакет пиратского контента в Интернете контролируется несколькими, по сути, компаниями, которые, даже заключив добровольное соглашение, просто добровольно взяв на себя некие обязательства, могли бы уже значительно это уменьшить.

Восьмое. Правительство не поддержало, к сожалению, предложение Министерства культуры и депутатов по отмене льгот на НДС в билете на иностранные фильмы. Сейчас билет НДС не облагается. Мы хотели, чтобы далее билет не облагался НДС только на отечественные кинофильмы. Потому что зачем мы создаем искусственные льготы Голливуду, который и так нас душит? Мы долго спорили юридически с Министерством экономического развития, не смогли переубедить. Они утверждают, что это грубое нарушение норм ВТО. Но тем не менее мы считаем, что надо делать что-то. И вот мы сейчас с Эльвирой Сахипзадовной Набиулиной обсуждали, что нужно делать, чтобы по крайней мере на те фильмы, которые поддерживаются государством и в которые мы вкладываем значительные деньги, билет стоил дешевле. Речь идет и о людях старшего возраста, которые пойдут смотреть картину днем. Есть опыт, когда кинопроизводители бесплатно отдавали в кинотеатры свои фильмы уже после того, как они прошли по телевизору. И были полные залы, потому что билет стоил 100 рублей.

Мне кажется, надо все-таки работать не над количеством кинофильмов, не раздавать всем сестрам по серьгам, а сделать основной упор на качество и на масштабы снимаемого кино, необходимо усилить контроль над сценариями, расширить международную деятельность по продвижению нашего кино, особенно в СНГ.

Без телеканалов, как показывает опыт, большого успеха в киноделе не добиться, ибо это самое прямое средство доставки. Чем активнее телеканал задействован в производстве, в раскрутке фильма, тем, как правило, этот фильм лучше продается и он успешнее. Мне кажется, что телевидение должно наравне с Министерством культуры взять на себя ответственность за развитие нашей ­киноотрасли. А мы со своей стороны будем включать представителей телевидения и в отбор сценариев, и в наши конкурсные комиссии, и так далее.

Мы будем делать все от нас зависящее, чтобы появлялось больше таких фильмов, после которых хочется жить, потому что кино должно не только вскрывать язвы общества — мы это хорошо научились делать — и развлекать, но и учить, и просвещать, и давать образцы поведения, и мотивировать людей на хорошие дела.

АЛЕКСАНДР АКОПОВ. Я представляю Ассоциацию продюсеров. Мы с пиратами пытаемся воевать уже года три. Я главный враг сети «ВКонтакте», мое чучело даже висит у них в офисе, они в него стрелы бросают. И очень поднаторели в политических спекуляциях. Они это обозначают так: если мы наедем на пиратов, будет народное восстание. Это неправда. Все, что нужно сделать, — это внести структуру в интернет-пространство, в распространение видеоконтента, и все, что было бесплатным, бесплатным и останется, просто оно будет сопровождаться рекламой, как это происходит на телевидении. Это нужно четко объяснить. Конечно, премьерное кино, которое сейчас идет в кинотеатре, туда выкладывать не будут, хотя об этом разговор тоже идет. В частности, наши американские коллеги думают, как сделать так, чтобы в день выхода фильма в прокат его можно было бы купить и в Интернете, где он, естественно, будет дороже.

Выходил некий фильм, мы связались с государственными чиновниками и попросили их позвать интернет-деятелей просто на разговор, объяснили им примерно так же ситуацию в кино, попросили на две недели перекрыть кино. После всех разговоров: «это невозможно», «это душит свободу...», «мы не можем, нас сожрут» — совершенно спокойно две недели этого фильма не было в Сети. Они сделали это один раз, тем самым продемонстрировав, что на самом деле все возможно, и технически в том числе. Мы понимаем, что они потратили огромные деньги на инфраструктуру связи, строили эти сотовые сети. Это большие инвестиции. Мы попытались с ними поговорить по бизнесу тоже, дистрибьюция в Интернете — это вполне нормальная ситуация, если мы будем делиться нашими доходами с теми людьми, которые построили инфраструктуру этой дистрибьюции. Это то же самое, что построить телевизионную сеть или кинотеатр.

Пиратство — это просто-напросто несозданные деньги в экономике. Когда мы пытаемся оценить ущерб, то говорим: это примерно два миллиарда долларов. Это не два миллиарда, которые кто-то переложил из одного кармана в другой. Кто-то сидит и «сжигает», «режет» банкноты, и они не поступают в национальную экономику. А они могли бы там работать — на развитие кино. И у меня нет совершенно никаких сомнений в том, что кино не нуждалось бы в государственной поддержке, если бы это было так. По нашим подсчетам, суммы, которые мы теряем, в десять раз больше того, что дает сегодня господдержка кинематографа. Такому массовому зрелищу, как кино, нехорошо просить деньги у государства, лучше их зарабатывать и приносить в виде дополнительных налогов в государственный карман.

Без квот, без каких-либо ограничений наш зритель на телевидении выбрал русские сериалы. Сегодня невозможно поставить в прайм-тайм какой-нибудь американский блокбастер. Здесь сидят руководители каналов, которые это подтвердят. Почему-то в телепродукции наш зритель легко выбрал русские сериалы, его не пришлось заставлять. Потому что они рассказывают про их жизнь, потому что, извините, они все-таки вполне прилично сделаны. На телевидении создан экономический механизм. Мне кажется, это абсолютно реальные, абсолютно решаемые задачи.

Между министерством или Фондом и теми людьми, которые будут снимать кино, должно стоять государственное предприятие, государственная кинокомпания. Министерство и Фонд — это не хозяйственный механизм, они отдают деньги и фактически в состоянии получить только готовое кино. Правильным механизмом реализации государственных денег для производства было бы создание государственной кинокомпании — продюсерской и дистрибьюторской. Туда должны обязательно войти телеканалы, потому что у них есть экспертиза, возможности для того, чтобы объяснить людям, почему им это кино нужно смотреть.

ЛЕОНИД ВЕРЕЩАГИН. Мы очень нуждаемся в том, чтобы наше кино пропагандировали. На одном из совещаний меня потрясли данные компании Movie Research, которая опрашивала зрителей, выходящих с фильма «Ледниковый период». Когда речь зашла об отечественном фильме, они отвечали: не пойдем на отечественный фильм независимо от того, какая тема, какой режиссер, о чем рассказывается, какой бюджет. Наше кино нуждается в пиар-кампании. Государство освободило нас от налога на добавленную стоимость, сейчас у нас ставка ноль на производство, а вот на маркетинг и продвижение мы платим НДС. Я бы подумал о такой помощи нашему кино, потому что на фильмах-событиях это достаточно большие средства.

Если выдавать господдержку только из расчета кассовых сборов, я убежден, что наш кинематограф может деградировать. И может деградировать зритель, потому что преимуществом будут пользоваться комедии на грани фола. Безусловно, это надо делать, зрительское кино для нас основа сегодня, потому что государство вкладывает деньги. Но наряду с этим я бы вводил критерии не социальной значимости на стадии начала проекта, а культурной значимости будущего фильма. Это должен быть проект, который развивает традиции национальной культуры, который может быть выполнен на высоком художественном и производственном уровне. И тогда именно по этому критерию и должны выдаваться деньги экспертными комиссиями. Но если за этим не будет стоять грамотный сценарий, то здесь открывается огромный простор для лоббистского ресурса: «Я делаю «Александра Невского», дайте мне деньги». И для идеологических спекуляций.

СТАНИСЛАВ ГОВОРУХИН. Американцы не без оснований считают себя первыми на планете не только потому, что у них экономика, армия, печатный станок, но еще и потому, что американское кино, легкую музыку смотрят и слушают все семь миллиардов жителей планеты. Потому и исповедуют их нравственные ценности.

Мы производим более шестидесяти игровых фильмов в год. Из них, может быть, сорок с трудом добираются до экрана. Большинство держатся день, полтора или того меньше — и исчезают. Относительным успехом пользуется или уж чисто попкорновая продукция, или откровенная пошлость. Мы тут с Мединским в самолете разговаривали, последние примеры обсуждали — «О чем молчат девушки», «Что творят мужчины». Все реже и реже случаи, когда высокая художественность фильма соединяется с повышенным зрительским интересом: я, конечно, имею в виду «Легенду № 17» — это золотое сечение. Извините за пафос, но я скажу, что так получается только тогда, когда продюсер — настоящий гражданин, а режиссер — настоящий художник.
Необходимо втрое увеличить производство фильмов. Иного выхода нет, как мы ни крутили и сколько бы ни разговаривали. Ну нельзя с шестьюдесятью фильмами и с таким процентом удачных или более или менее средних фильмов как-то влиять на молодое поколение, вообще на духовный облик общества. Я не знаю, где найти деньги. На самом деле они не такие огромные. Весь бюджет российского кинематографа равен бюджету одного американского фильма типа «Аватара», «Волшебника из страны Оз» или какого-нибудь «Шрека».

В свое время через сито редколлегии редко проскальзывала пошлость. Невоз­можно было представить, что на государственные деньги кто-то осмелился бы сочинить пакостный миф о собственной стране. А еще нужна государственная система проката, где преимущество имели бы национальные фильмы. Понимаю, что дорого, для начала нужно составить реестр имеющихся кинотеатров в стране. У нас пока сохранилось огромное количество муниципальных кинотеатров, еще не уворованных, не перепрофилированных. Речь идет о кинофикации всей страны. У нас само понятие «кинофикация» исчезло с началом перестройки. Сегодня 50 процентов населения страны вообще не имеет доступа к кинотеатру, потому что в радиусе нескольких сотен километров его просто нет. Выросло поколение людей, которые никогда не видели движущееся изображение на белой простыне экрана. Но это касается не только маленьких городов и поселков. Вот, пожалуйста, Кисловодск, курортная столица России, — ни одного кинотеатра. Разве это не дикость?

«Метро», режиссер Антон Мегердичев

АНТОН ДОЛИН. Я хочу исключительно от своего лица выступить с крамольной идеей, которая уже года два вертится у меня в голове. Все по умолчанию понимают, что наше кино — это утопающий, которому нужна помощь. Притом что официально у нас как бы все в порядке: «Метро», «ДухLess», «Легенда № 17». Могу со своей стороны сказать, что два из этих трех фильмов мне и с художественной стороны кажутся абсолютно вменяемыми, хорошими. Народ вроде бы блокбастеры смотрит, их делают не бездарные люди. С другой стороны, в фестивалях наши фильмы участвуют. Может, хотелось бы больше, но иногда очень даже активно.

Зрителей нельзя заставить смотреть то, что они не хотят. Приходит человек в кинотеатр, а ему говорят: хотите купить билет на «Люди Икс–2»? Хорошо, но сначала вы должны «в нагрузку» приобрести билет на российский фильм, у нас квота. Как зрителя убедить, я, конечно, не имею ни малейшего понятия, роль критика в этом отношении сейчас практически нулевая. Но мне кажется, что нужно уничтожить всю финансовую господдержку российского кино. Государство должно вообще перестать его поддерживать. Понимаю, что в глазах многих людей это предложение — как выбить табуретку у человека, стоящего на ней с петлей на шее. Но я бы привел другой аналог. Человек тонет со спасательным кругом. Он не научится плавать, пока этот круг у него не забрать. И, конечно, есть какая-то вероятность, что он реально утонет. Но зачем бросать в море человека, который не умеет плавать и не хочет этому учиться?
Мне кажется, что наш зритель не хочет смотреть русские фильмы, поскольку они снимаются не для него. Намеренно или нет режиссеры и особенно продюсеры предлагают свои проекты и делают фильмы для тех госструктур или других инвесторов, которые дают им деньги. Потому что никто априори не надеется, что прокатом он их хотя бы отчасти вернет. Надо взять деньги на фильм, чтобы как-то жить, кормить своих детей. В результате те, для кого у нас снимается кино, — это не люди, а абстрактная машина под названием «государство». А то, что в нашей стране — это не одно и то же, думаю, для всех аксиома.

Мне представляется, что если бы господдержки в какой-то момент волшебным образом вообще не стало, то те граждане, которые не надеются найти общий язык хотя бы с каким-то зрителем, перестали бы заниматься кинематографом. А те, кто умеет это делать, добились того, чтобы зрители им вернули потраченные деньги. Фильмов станет меньше или больше, я не знаю, но это будет нормальный рыночный подход.
Но если у государства есть много денег, которыми оно хочет помочь кинематографу, то есть прекрасная система, существующая, например, во Франции. Оно могло бы давать деньги в качестве поддержки тем кинотеатрам или сетям, которые хотят показывать отечественное кино. Не режиссерам, не продюсерам, а тем, кто будет эти фильмы демонстрировать. Возвращать им деньги, возмещать риски за возможную их потерю в результате работы с национальным, тем более с качественным кино. Если кинотеатр будет знать, что он может либо взять голливудский блокбастер и наверняка заработать, либо не наверняка заработать на российском фильме, но зато получить надежные деньги от государства, это может привести к каким-то изменениям к лучшему.

СЭМ КЛЕБАНОВ. Я согласен с предложением, что картин, конечно, должно сниматься больше. Уходить в маленькое производство фильмов, но с большими бюджетами — далеко не выход, тем более что риски всегда велики. Мы можем получить большое количество дорогостоящих провалов. Должно быть много специалистов, очень активная профессиональная творческая и деловая среда.

Наверное, стоит обратить внимание и на зарубежный опыт, когда образование как-то интегрировано в международную систему. Человек, поступающий в киношколу в Швеции, потом едет на год учиться, например, в Англию, а оттуда во Францию. Во многих странах есть программы, спонсирующие обучение талантливых студентов за рубежом. В свое время я наблюдал, как делегация «Казахфильма» приехала в Лос-Анджелес. Договаривались о том, какое количество студентов они будут отправлять туда учиться за государственный счет. Это создает профессиональную среду, в которой кино в дальнейшем будет существовать.

Тут возникли споры о том, нужно или не нужно государственное финансирование. Скорее всего, любые суждения не будут иметь ничего общего с тем, как ныне действует система государственной власти в России. Для начала она должна перестать вести себя с кинематографистами, как заказчик с клиентами. Я совсем не согласен с Антоном Долиным, что систему господдержки нужно полностью отменить, но точно нужно пересмотреть всю систему, когда чиновники решают, что для киноиндустрии важно, а что нет. Получается, что создатели картин работают не на зрителя, а на нескольких работодателей, которые им это кино заказали. В такой ситуации государство ставит задачи обслуживания своих идеологических интересов. Как сказал Дмитрий Месхиев в одном интервью: «Нельзя же снимать кино на деньги государства и критиковать это государство». Фильмы, которые были отмечены в Канне, Венеции, Берлине, тоже находятся в условиях конкуренции. Без поддержки государства жизнеспособная среда тут не возникнет и в конечном счете не будет рождать и те проекты, в которых заинтересованы коммерческие структуры. Фильм профинансирован, снят, попадает в кинотеатры. Тут тоже нужны какие-то конкретные шаги. Это и борьба с пиратством, о которой мы все постоянно говорим. Сейчас вроде есть тут подвижки, но есть и опасность, что в России любая хорошая идея будет доведена до абсурда и в итоге обернется своей противоположностью. Например, косвенным введением политической цензуры.

Мы знаем, что есть много мультиплексов, где один и тот же фильм может идти на четырех-пяти экранах, начинаться каждые пятнадцать минут. Происходит некое продавливание рынка большими игроками, которые вынуждают залы брать картину на таких условиях, иначе не получат ее вообще. Во многих российских городах произошел overestablishment, в крупных областных центрах количество мультиплексов на душу населения теперь больше, чем в европейских городах подобного размера. В результате кинотеатры оказались в зависимом положении. Если будет введено хотя бы ограничение количества залов, которые можно отдавать в мультиплексах одному фильму, как метод антимонопольного законодательства, это автоматически увеличит разнообразие репертуара.

Формально механизм международной поддержки в России есть. Но сравните его с аналогичной поддержкой кино в странах объединенной Европы. Там действуют конкретные программы типа Media. Российских фильмов продается за рубеж мало. Можно было бы ввести механизм, согласно которому господдержка дается каждому фильму, который выходит в кинотеатрах других государств. Прокатчик получает пусть небольшую, но конкретную сумму на перевод, на получение материалов, на печать плакатов.

У государства есть свои информационные каналы. Почему бы им не рассказывать о российском кино, о премьерах, освещать жизнь в этой сфере? Даже программа «Магия кино» на канале «Культура» говорит не о фильмах, которые выходят в прокат, а о произведениях, которые были показаны два месяца назад, «Новости культуры» не выезжают на премьеры. Они перестали быть событиями для федеральных каналов, хотя там вроде бы собираются звезды.

«Что творят мужчины», режиссер Сарик Андреасян 

АНАТОЛИЙ МАКСИМОВ. Традиционно интернет-пиратство воспринимается как некий неприятный фон, на котором существует кинопроцесс. Но в какой-то момент — и сегодня он наступил — этот фон становится формой существования нашего кино. Мы, 60 миллионов пользователей Интернета, который, в принципе, очень сильно завязан на киноаудиторию, выбираем, где пойти посмотреть фильм. Поисковик Yandex на первой странице выдач указывает: скачать и смотреть бесплатно. Это крупная пирамида, которая медленно, но верно переваривает наше кино. Зарубежные ленты защищены крупными бюджетами. Количество информации, которую крупные постановочные фильмы предлагают на экране — Интернет не ловит. Размер экрана имеет значение, качество звука, само переживание фильмов вместе с другими зрителями — тоже.
У нас есть наш маленький шанс попасть в некий национальный код сознания. Каждому народу хочется видеть свои сны, а не чужие, даже если они адаптированы для всего мира, даже если они универсальны. Действительно, большой американский фильм — это бюджет всего кинематографа нашей страны.

В 2007-м у нас произошел взрывообразный рост широкополосного доступа, стало 11 миллионов подключений. В 2004—2007 годах мы собирали около 30 процентов доли в национальном прокате. Это огромный результат по европейским масштабам. Есть Южная Азия, Япония, Южная Корея, которые традиционно имеют около 50 процентов сборов. Есть Франция, которая держит 34–36 процентов. Практически все крупные компании Голливуда, которые называются мейджорами в просторечии, открыли здесь офисы по производству нашего кино для нас, на русском языке. Вот наш «Высоцкий…» — один из поздних детей этого процесса. Компания Columbia инвестировала половину его бюджета. Они считали: «Русские хотят смотреть свои фильмы – прекрасно, мы будем производить их здесь». К сожалению, сегодня все эти офисы закрыты, американцы уехали.

Что происходило с нами в 2010 году? Количество подключений широкополосного доступа достигло 29 миллионов домохозяйств. В ответ российский кинопрокат получил 15,4 процента. С 2010 года отечественный кинематограф лег.

В чем неотразимость широкополосного доступа? Смотришь его немедленно, одновременно с выходом в кинотеатре, дома, бесплатно, бюджет резервируется для дорогостоящих фильмов, которые надо смотреть в кинотеатре. И самое главное — и качество выше, чем легальное DVD. Это идеальный носитель, там все есть.
Все говорят: да во всем мире есть пиратство! Но это несоизмеримо с тем, что происходит у нас. Например, американская компания Netflix может производить сериалы с большим бюджетом, чем крупные американские телевизионные каналы. «Карточный домик» — это финчеровский фильм с Кевином Спейси в главной роли. Один сезон, 13 серий, стоил 100 миллионов долларов. И Netflix — легальный интернет-сервис, заменил DVD – профинансировал этот проект, потому что политически они не могли найти консенсус на телеканалах.

Мы изучаем эту схему перед каждым выходом фильма. Это схема «ядовитых грибов». Самый ядовитый «ВКонтакте» — 43 миллиона заходов в день. Они практикуют все виды пиратства, какие только возможно в широкополосном доступе, выкладывают онлайн. Говорят: это пользователи, не мы. Но гигантская площадка была выращена именно ими. Более 62 процентов пользователей сразу сказали: да, пираты, ну и что? Так называемые «зловредные» сайты — это даже не дразнилка, это официальный термин — занимают маленькую нишу, они живут с рекламы, но рекламодатели крупные. Леониду Верещагину удалось закрыть — просто подвиг Геракла — украинский сайт, где было до 1300 заходов в день. Удалось закрыть. Оказалось, что это просто официальный сайт города Черновцы, который рассказывает о том, как хорошо жить в этом городе.

Магистральные провайдеры — это операторы связи, колоссальные деньги, которые сейчас инвестируют. Они говорят: «Мы не знаем, не понимаем, как это происходит. Вот если террористы позвонили по мобильной связи и отдали приказ на взрыв, вы что, будете закрывать мобильного оператора?» Это художественный образ, от которого прямо захватывает дух. Они прекрасно знают, что они делают.

И есть еще один крупный элемент этой системы — поисковики. На все наши просьбы: пожалуйста, депрессируйте ссылки — это не психиатрический термин. Это значит понижать ссылки на то, что вы сейчас видели. Для них это означает потерю значительной части тех клиентов, которые к ним обращаются. А они живут за счет продажи рекламы. Поэтому, когда сейчас мы оказываемся один на один с этой пирамидой, она медленно, но верно переваривает нас. Таким образом, широкополосный доступ оказался, как это ни ужасно, мертвой водой, как в сказке, которой побрызгали наш кинематограф.

Город в сто тысяч жителей – экономический предел для бизнеса при входе в кинотеатры. Маленькие города и деревни при жизни этого поколения не дождутся прихода настоящего кино, потому что средняя стоимость зала — 15 миллионов рублей. Можно присоединить к широкополосному доступу, который существует сейчас, проекционник стоимостью 30 тысяч рублей, ресивер за 10 тысяч, колонки по 3 тысячи и бесплатный экран — это хоть простыня, — и чудо: может появиться маленький кинотеатр. Вопрос останется в праве пользования и в качестве того, что будет там происходить. Сейчас это должен быть сайт, который сделало Министерство культуры.

ВИТАЛИЙ МАНСКИЙ. Я хотел бы в каком-то смысле поддержать Антона Долина с его провокативной идеей. Еще в прошлом веке в Белых Столбах собиралось экспертное сообщество документалистов, вырабатывая некий меморандум развития документального кино. Тогда, в 1990 году, было еще не так много независимых студий, не столь дешево технологическое производство — порядка 80 процентов картин снимались на 35-мм. Эксперты предлагали форму покупки государством готовых картин по принципу того, как это делают художественные фонды. Если бы тогда было услышано это мнение профессионального экспертного сообщества, может быть, сегодня мы имели бы в России иной документальный кинематограф. Естественно, сегодня бы это наложилось на принципиально иную форму существования документального кино, его финансирования и производства в силу цифровой революции.

Проблема государственного финансирования заключается не в его наличии или отсутствии, а в его малоэффективности. И в невнимании государства к экспертным мнениям. Насколько я знаю, в тот момент, когда работа над «дорожной картой» была практически завершена, с ней ознакомились руководители отрасли и сказали, что они сами лучше знают, как кинематограф должен развиваться. Еще при прошлом руководстве министерства был издан под воздействием экспертных предложений приказ о присвоении фестивалям категорий. Выработаны четкие критерии: количество премьерных показов, экранов, гостей, программ, публикаций в прессе и так далее. Перечень совершенно объективных факторов позволял определять класс фестиваля. Но это не было сделано ни тогда, ни сейчас. При этом фестивали, получающие сегодня наибольшую господдержку, находятся в лучшем случае в середине того самого рейтинга, а иногда и в самом низу, а те, что получают минимальную, оказываются лидерами этого движения.

Мы находимся в ситуации, когда государство не поддерживает то кино, которое реально существует. Российское Министерство культуры ежегодно финансирует до 500 документальных картин. У нас есть рейтинг, фиксирующий любой показ фильма, который оценивается в один балл. Высший балл — 300 — у фильма «Да здравствуют антиподы!» Косаковского. Но 400 фильмов из получивших поддержку просто исчезли, их никто не видел. А из пятидесяти лидеров по рейтингу только десять картин были поддержаны министерством.

Мы все понимаем: существует экспертная оценка на входе, которую из года в год производят неработающие, не востребованные никем произведения. При этом я не хочу обвинять тех администраторов, кто искренне заинтересован в позитивном результате, в развитии отечественного кино. Но они почему-то считают, что их мнение более профессионально, более значимо, чем оценка признанных экспертов. Помочь отечественному кино может только сама индустрия путем серьезной работы государства с мнением профессионалов с признанной репутацией. А все остальное — этому как-то поспособствовать.

«Ржевский против Наполеона», режиссер Марюс Вайсберг

ВИКТОР МАТИЗЕН. Имеет место замечательный факт: государственная поддержка кинематографа за десять лет увеличилась в двенадцать раз, а доля российского кино в отечественном прокате — нет. КПД не то что микроскопический, он отрицательный. Мы не увидели позитивных итогов, на которые рассчитывали.

Интересы государства и кинематографа в настоящее время частично или даже сильно расходятся. Потому что те требования, которые оно предъявляет как к коммерческому, так и к авторскому кино, не способствуют развитию ни того, ни другого. Если министр культуры позволяет себе заявлять, что государство имеет право утверждать, что народу, обществу нужно, — это «полная труба». Но мы, уважаемые кинематографисты, всему этому подыгрываем, потому что соглашаемся: да, он — заказчик, поскольку дает деньги. Естественно, он будет «танцевать девушку» и «заказывать музыку». Почему кто-то решил, что государство настолько отделено от общества, что имеет какие-то свои собственные интересы, не совпадающие с интересами общества? Как ни странно, в советское время общественные и экспертные советы работали более эффективно, чем сейчас, когда они стали чистой ширмой. Могут отбирать что-то, но реально финансироваться будет то, что хочет министр культуры, чиновник номер два или три. Что можно этому противопоставить? Ничего, кроме собственной гражданской позиции. Но мы боимся ее предъявлять, потому что зависим от этого самого государства.
Мы — это производители, продюсеры, которые самым непосредственным образом зависят от государства. Есть некоторые темы, которые у нас никогда не будут обсуждаться. Если мы не будем противостоять амбициям государства, которые отличаются от потребностей и приоритетов общества, то кризис будет продолжаться. Государство ничего ведь не делает для того, чтобы наше кино вышло на мировой рынок. Наоборот, пытается его замкнуть в национальных границах. Объявляется, что будем делать такие фильмы, благодаря которым наш народ мог бы чем-то гордиться. Что это? Комплекс национальной неполноценности?

Надо вбить в голову чиновникам, что они распоряжаются не своими, а нашими деньгами — налогоплательщиков, граждан, деятелей культуры в том числе.

НИКИТА МИХАЛКОВ Сегодня очень много высококласснейших режиссеров в мире уходят на телевидение снимать сериалы. Деньги они получают, в общем, те же, но они более свободны, могут рассказывать истории, которые не ограничены экранным временем.

Есть смысл создать нечто, пока не знаю что, может быть, внебюджетный фонд по созданию серьезных исторических сериалов. На мой взгляд, они могут сейчас очень много дать. Очень много. И к тому же, я совершенно убежден, туда пойдут работать профессиональные режиссеры.

АНДРЕЙ ПЛАХОВ. Конечно, мы не можем говорить только о коммерческой, рыночной стороне вопроса, хотя она чрезвычайно важна. Сегодня мы гордимся успехами таких фильмов, как «Легенда № 17», «Метро», «ДухLess», «Три богатыря», который был лидером российского проката прошлого года, но понимаем, что эта гордость имеет определенные кавычки, потому что даже те же «Три богатыря», собравшие 949 миллионов рублей, при переводе этих сборов на количество зрителей окажутся на уровне самых отстающих фильмов советского периода.

Времена изменились, сравнение некорректно, но тем не менее оно напрашивается, потому что мы понимаем, насколько велик потенциал нашей аудитории, нашего рынка и насколько мало он еще задействован и развит. Это касается рынка в целом и особенно присутствия на нем российского кино. Но помимо коммерческой стороны вопроса, естественно, мы не можем пройти мимо художественного качества самих фильмов. Это важнейший вопрос. За последний год «Фауст» Сокурова, «Елена» Звягинцева имели настоящий художественный и международный успех, были отмечены очень серьезными фестивальными наградами. Но с тех пор уже прошло достаточно много времени. На последних Каннском и Венецианском фестивалях мы не видели российских фильмов в главных конкурсах и радовались, если где-нибудь появлялась какая-нибудь короткометражка. И это было все представление российского кино.
Сегодня наш кинематограф вступает в новый кризис. Мы потеряли таких людей, как Алексей Герман, Алексей Балабанов. Это произошло буквально на наших глазах, одномоментно, и говорит о том, что в кино будут работать уже совсем другие люди. В некотором смысле мы потеряли нашу «новую волну», я уже не вижу ее даже на «Кинотавре». Куда она подевалась?

«ДухLess», режиссер Роман Прыгунов

АЛЕКСАНДР РОДНЯНСКИЙ. Предложение Антона Долина перенести господдержку из производства в кинопоказ — это логичный взгляд на ситуацию, возникавший в умах многих людей, кому неприятна иждивенческая модель отечественного кинематографа. На самом деле из стран, в которых функционирует чисто рыночная модель, с инвестиционными деньгами и с одной-единственной целью — угадать вкусы и предпочтения многочисленных зрителей, — есть только две, способные это сделать: Соединенные Штаты и Индия.

Мы всегда обсуждаем одну и ту же ситуацию, в которой базово нужно определиться: мы живем либо в рыночной ситуации, либо в системе государственного регулирования. Если она рыночная, то понятно, что единственной помощью ­отечественному кинематографу было бы появление огромного количества частных инициативных компаний, проще говоря, продюсеров, которые брали бы на себя риск и ответственность в производстве того или иного количества фильмов. Желательно большого — здесь я очень поддерживаю Сергея Сельянова. Я абсолютно согласен с тем, что фильмов, проектов должно быть много.

Нужно создать обстоятельства, при которых все, кто хочет делать фильмы — молодые, не имеющие образования люди, зрелые, крупные кинематографисты, — имели бы шанс. В США, собственно, «Санденс» и является тем местом, куда все независимые производители привозят фильмы, сделанные вне студийной системы. Иными словами, только частные инициативы, наличие независимых продюсеров, которые по факту являются предпринимателями и принимают на себя всю полноту ответственности за производимые проекты, могут изменить ситуацию к лучшему. Регулировать их бессмысленно, самое главное — создать благоприятные обстоятельства.
В российских кинотеатрах выходит то количество фильмов (480 в прошлом году) и в том качестве, которые производятся во всем мире (семь тысяч фильмов). Конкуренция невероятная. Российские предприниматели, которых мы называем продюсерами, должны взять на себя ответственность — либо своими, либо заимствованными деньгами, в залог своих домов и прочего — сделать некие кинофильмы, которые как минимум дома вступят в конкуренцию с тем, что делается в мире. В российский прокат выходят фильмы с бюджетами в 100—150, иногда 300 миллионов долларов. Я уж не говорю об огромном количестве независимого мирового кино, которое производится с бюджетом в 20—30 миллионов.

Российские продюсеры, пытаясь ответить на внутренне не сформированный запрос отечественной аудитории да еще и при наличии огромного, выработанного годами скепсиса по отношению к российскому кино, должны конкурировать и побеждать в ситуации, когда мы делаем фильмы только для русскоязычного мира. За двадцать лет мы не имели ни одного отечественного фильма, который бы оказался более или менее приличным участником кинематографической конкуренции за пределами страны. Даже наши так называемые блокбастеры попадают в ограниченный прокат и в лучшем случае воспринимаются как артхаусное кино. Иными словами, мы живем внутри российского мира. Это означает, что как бы ни был велик наш рынок, мы ориентируемся только на него. В то время как фильмы из Америки ориентируются не просто на 10 миллиардов долларов внутреннего кинотеатрального рынка, но на весь совокупный объем всех тех стран, а это еще 13 миллиардов, где появляется американское кино.

Мы не в состоянии выйти на эти рынки по множеству причин. У нас нет кадров, нет опыта, нет инфраструктуры продвижения. Мы могли бы успешно сотрудничать с американскими, с немецкими, французскими, какими угодно дистрибьюторскими и сейлс-компаниями, если бы наши фильмы отвечали международным требованиям качества. Если бы мы их делали на приемлемом языке, использовали нужных артистов и так далее. Иными словами, мы и здесь вступаем в противоречие с требованиями мирового рынка.

С одной стороны, российские зрители от нас ожидают историй про нашу жизнь и ответов на свои вопросы, с собственными персонажами, героями, с ­узнаваемыми реалиями. А международный потенциал рынков, на который гипотетически нам надо попасть, диктует необходимость универсальных историй, технологий, языков. На самом деле мы – заложники, как и немецкий кинематограф, и бельгийский, которые ведут те же разговоры о том, как пересекать границы. Иными словами, если кинематограф определенных стран успешен у себя дома, то за его пределами, в силу поисков собственными картинами культурной идентичности, воспринимается как артовый. Например, южнокорейские хиты, которые собирают огромные деньги у себя дома, по 50—60 миллионов долларов, у нас выходят в ограниченный прокат как фестивальный продукт. «Ночной Дозор» у нас дома собрал в свое время 16 миллионов, победив «Властелина колец», а вне страны с трудом чуть больше миллиона. Тут мы находимся в заведомо проигранной ситуации.

Почему важна господдержка? Потому что мы стартуем в неравных обстоятельствах. Никогда не сможем конкурировать с США, продуктами гигантской, технологически развитой индустрии. У нас же нет ни людей, ни технологий, ни умения да еще нет и консенсуса внутри отрасли.

Вопрос не в наличии господдержки, которая в какой-то незначительной степени играет на уравнивание возможностей. Я согласен с тем, что продюсеров нужно ставить в конкурентное положение, что они должны отвечать за свои действия и решения. Конечно, нельзя давать возможность подло наживаться на том, что называется государственным бюджетом. С другой стороны, поддержка включает в себя и исходную помощь в развитии проектов. Необходимы средства, чтобы заплатить автору, купить права на книжку, потратить полгода жизни на выращивание художественной идеи.
Конечно, нужно поддерживать кинотеатры и компенсировать им потери от того, что они уходят из мейнстрима. За то, что они показывают содержательное кино. Ни один русский артовый фильм, даже успешный, как «Фауст» или «Елена», дома не сумеет выжить. Это возможно, только пересекая границы, попадая в международный прокат. «Елена» собрала больше зрителей и денег во Франции, чем в России, в Америке — сопоставимые с российскими. Но эти фильмы стоят немало. В случае с «Фаустом», судя по бюджету, можно говорить и о национальном блокбастере. Нам нужны государственные средства и для того, чтобы мы могли бы выступать в копродукции.
И никто не сказал, что госденьги не должны возвращаться. Сейчас уже часть средств Фонда кино — возвратные. Давайте смотреть всерьез, создание фильмов в России — это очень сложная система, заложниками которой мы стали за долгие годы. Нам нужно выработать консенсус: много фильмов, свободный доступ к кинопроизводству, полижанровость, обучение специалистов, помощь государства в девелопменте и на развитие огромному количеству самых разнообразных компаний, незацикленность на нескольких фильмах с огромными бюджетами, поиск талантливых, одаренных решений.

СЕРГЕЙ СЕЛЬЯНОВ. Существует документ, который был прошлой осенью подготовлен Минкультом и модно назван «Дорожная карта». Там тридцать страниц перечисления тактических, оперативных, среднесрочных мер. Но нет стратегии. Так не бывает, что есть какое-то одно звено, за которое можно все вытащить. Эти страницы так и лежат в Минкульте мертвым грузом. Но тем не менее «план победы» там был достаточно прагматично описан.

На один российский зрительский фильм — все-таки, когда мы говорим об индустрии, подразумеваются прежде всего зрительские картины — приходится пять-шесть американских. Это абсолютно коррелирует с тем процентом, который наши картины собирают в прокате. Американских фильмов выходит в России примерно 230. Половина из них проваливается, собирает меньше миллиона долларов каждый. Вот и нам надо делать в два раза больше картин. Тогда, наверное, доля в прокате вырастет. Очевидно, что если станем снимать 650 фильмов, как в Америке, то все равно будем иметь в лучшем случае 35 процентов собственного рынка. Потому что ясно: качество продукта и бюджеты у нас будут несколько иные.

Мы сейчас производим восемьдесят названий, из которых около пятидесяти позиционируются продюсерами как зрительские. Среди них, естественно, много неудачных, как во всем мире. Десять процентов от общего числа являются удачными, два-три — замечательными и еще процентов семь — хорошими. Их зритель готов смотреть. Так было, есть и будет. И в Америке: работают 65 из 650 фильмов, из них 25—30 собирают две трети мировой кассы. Это фактически закон Ньютона: КПД кино — десять процентов. Ясно, что у сильных игроков, у американских мейджоров, отчасти и у наших лидеров, этот процент несколько выше. У игроков менее опытных он, может быть ниже, но в среднем «по госпиталю» — это так. Поэтому идея малокартинья — давайте делать меньше фильмов, но с бюджетом 10—20 миллионов долларов и тогда каждый соберет по 30 миллионов — наивный взгляд на проблему.

Нашу индустрию следует сравнивать с бразильской, которая схожа — по количеству зрителей, кинозалов, производимых фильмов, по бюджету. Тут мы их обогнали, там — они нас, это будет достаточно корректное сравнение.

Одно из изменений последнего времени заключается в том, что цена билета у нас катастрофически выросла. При существенно более низкой цене вал был бы существенно больше. Как соответственно и число зрителей. Он же среди прочего связан и с проблемой Сети, с Интернетом, когда есть возможность все посмотреть бесплатно, пиратским образом. Конечно, нужно больше кинозалов, хотя бы потому, что в половине страны их просто нет, это социально несправедливо.

Кроме того, режиссеров и сценаристов недостаточно и для нынешнего объема производства. Тем более их будет не хватать, если мы вместе с государством примем решение, что можем выпускать, скажем, 150 названий. Из них сто зрительских, и таким образом как-то изменим статистику в нашу пользу. Но, к сожалению, не сможем. Собственно, это основная проблема. Если бы удалось решить проблему творческих специальностей, чтобы появилось достаточное количество профессионалов настоящего качества, все остальные проблемы мы бы решили. С моей точки зрения, анализировать тут нечего, сегодня их нужно в разы больше. По сравнению с СССР мы сейчас производим раз в двадцать больше часов аудио­визуальной продукции, а мощность учебных заведений не изменилась в соответствующем объеме.
Нужно передать в Фонд практически все финансы. Он выполняет свои функции, и очень хорошо. Реформа, которая была проведена в 2010 году, исключительно эффективна. И нечего превращать продюсеров в исполнителей заказов. Это неэффективно.

Я считаю анимацию драйвером развития кино в целом. Она более динамично развивается, это высокотехнологичный вид деятельности. Экспортный потенциал анимации гораздо выше, чем нашего игрового кино. Мы с ней быстрее выйдем на мировые рынки и уже выходим. Речь идет о снижении страховых взносов для анимации, для отдельной индустрии внутри нашей индустрии. Это будет сильная точка роста.

«8 первых свиданий», режиссеры Дэвид Додсон, Александр Маляревский

ВЛАДИМИР ТОЛСТОЙ. Идет «цифровизация», и через полтора года пленочной проекции уже практически не будет, а все кинотеатры на пленочной проекции в малых городах и селах просто вымрут. Около четырех тысяч кинотеатров есть в труднодоступных местах. Там должна быть проведена модернизация, подготовлена специальная программа.

АЛЕКСЕЙ УЧИТЕЛЬ. Существует масса картин — я имею в виду российское кино, — которые побеждают на международных фестивалях, но в прокат попадают очень ограниченно или совсем не попадают. В США существует замечательный опыт – университетский прокат. Мы сейчас в Петербургском государственном университете создали киноклуб, где показываем авторское кино. Студенты готовы покупать дешевые билеты. Мне кажется, университетский прокат для такого кино может сыграть очень существенную роль. 

Российский кинематограф должен сотрудничать с европейским, с международным, но этот вопрос тоже финансовый. Почему голливудские картины во многом снимаются в Праге, Болгарии, Венгрии, в других странах? Потому что там существуют льготы. Если вы вкладываете, тратите в этой стране миллион долларов, то 10–20 процентов продюсеру возвращается обратно. Поэтому им выгодно туда ехать и снимать. И мы бы могли привлечь интересные проекты, сотрудничать с ними и зарабатывать на этом деньги.

Должна быть отдельная дебютная программа. Выпускники ВГИКа, Санкт-Петербургского киноуниверситета и так далее — куда им деваться? Хорошо сложится судьба — замечательно, они пойдут дальше. А другим что делать? Дебютов должно быть, на мой взгляд, как минимум, в два-три раза больше, и на это существовать отдельная госпрограмма. Я как-то предлагал создать в Петербурге федеральный дебютный центр, где все выпускники знали бы, куда им идти.

РАИСА ФОМИНАМы делаем вид, что кино существует отдельно от системы. Но это — и всегда так было — очень маленький островок, где ясно и четко видны проблемы всех других областей, самого устройства нашей жизни в целом. Недавно я одному высокопоставленному чиновнику объясняла проблему пиратства. А он в ответ: проблема пиратства — это мораль нашего общества. Я это вижу даже на примере своих очень приличных и интеллигентных друзей. Они мне постоянно рассказывают: мы эту картину видели, скачали ее в Интернете. Я им пытаюсь объяснить, что раз они ее скачали — значит украли. Они говорят: а что тут такого, ну, подумаешь, взяли бесплатно. Представить такое в любом европейском государстве трудно, хотя понятно, что люди, в общем, везде одинаковые. Пиратство у нас расцвело так пышно, потому что основывается не на том, что какие-то преступники открывают сайты, а потому что российские граждане в этом участвуют.

Я много лет работаю в Киноцентре, где когда-то было всего пять-шесть залов. Маленькими занимался Музей кино. Потом киноцентр был продан очень далеким от кинематографа людям. Они запретили показывать там даже рекламные ролики. Открыли рестораны, ночные клубы, еще что-то. Но сейчас поняли, что кино может давать деньги — в Киноцентре теперь идет одновременно пятьдесят фильмов в двадцати трех залах. Некоторые — по полгода. Благодаря такому огромному количеству залов он не связан коррупционно с какой-то компанией, которая впихивает свое американское кино. Вот все кричат: люди не ходят в кинотеатры, очень маленькие сборы, пустые залы. А в Киноцентре полно зрителей. Значит, есть какая-то возможность, которую мы упускаем.

АНДРЕЙ ХАЛПАХЧИ. Каждый год в России я слышу об очередных переменах. Вдруг все переворачивается с ног на голову. В Украине сегодня много проектов снимается в копродукции. Сейчас вот на комиссию свои проекты подали Досталь, Хамдамов, Мирзоев и другие. С украинской поддержкой запустили Алексея Германа-младшего, бесконечно долго делает свой фильм «Дау» Илья Хржановский. Мы здесь говорим о государственной поддержке, но что делать со зрителем? Он сильно изменился. Когда-то после проката «Елены» Роднянского спросили, что следует сделать, чтобы у нас было, как во французском кино. Он ответил: иметь французского зрителя. Фильм «Елена» в Польше прошел не хуже, чем в России, собрал большое количество зрителей, потому что там не исчезло кинообразование публики. Имеется в виду насмотренность, художественное развитие, понимание зрителями того, что они смотрят. Это специальная программа в Польше, в том числе и целенаправленная государственная политика. Есть кинообразование в школах, есть так называемая Filmoteka Narodowa. Очень активно там по-прежнему работают клубы. Поэтому в кинотеатры и приходит совершенно другой зритель. Какие бы фильмы ни снимали, если зритель воспитан на Monster High и Winx и прочем, что дети смотрят сегодня в Интернете, ничего путного не произойдет.

Зритель, безусловно, разнообразный, это не значит, что он будет смотреть только артхаус. Но когда я своей восьмилетней внучке показываю «Римские каникулы» или «В джазе только девушки», оказывается, что в своем возрасте она это воспринимает замечательно. Надо сделать так, чтобы миллионы молодых людей узнали, что в кинематографе существует что-то еще, кроме того, о чем долбят в действующей сегодня рекламе.

ВЛАДИМИР ХОТИНЕНКО. Универсальных рецептов нет. Но я уже в течение, наверное, полутора лет долдоню одну и ту же идею. Хотя она входит в легкое противоречие с тем, что всегда говорит Сергей Сельянов о том, что нам не хватает молодых кадров. Моя идея не требует ни изменения законодательства, ничего, кроме обыкновенного, достаточно разумного волевого решения. Предлагаю независимо от того, какие аргументы будут выдвигать против, устроить беспрецедентный год дебютов. Мне на это сказали, что в прошлом году их было сорок. Но из их авторов чуть ли не половина — ветераны труда. Я имею в виду именно молодежные дебюты.

У нас действительно образовалась пропасть между кинопроизводителями и аудиторией. Но наша публика — это молодые люди. И так практически во всем мире. Мне возразят: а где брать материал? Над этим надо работать. Но даже если иметь в виду те 10 процентов эффективности, о которых мы говорим, то мы все равно сможем получить позитивный сдвиг. Каждый год программа короткого метра на «Кинотавре» становится все сильнее. Показывают где-то двадцать фильмов, десять из которых, с моей точки зрения, очень приличного уровня.

«Август. Восьмого», режиссер Джаник Файзиев 

ЖОЭЛЬ ШАПРОН. Для меня одной из главных проблем является отсутствие стабильности в системе финансирования российского кино. Каждый раз что-то меняется, появляется Фонд, организуется, а затем исчезает международный департамент, встречаются с немцами, французами, итальянцами, но потом оказывается, что это было никому не нужно. Продюсеры рассчитывают на какой-то стратегический механизм помощи, через год меняется руководство и сами принципы господдержки.

Свою систему французы изобрели более шестидесяти лет назад. Она до сих пор не изменилась, прибавилось лишь несколько частей, но сама система не зависит ни от конкретных людей, ни даже от правительства левых или правых. Второй момент заключается в том, что мы поддерживаем и защищаем разнообразие. Это ключевое слово в системе французского кино — важны поддержка и защита разнообразия. Мы защищаем абсолютно разное кино, и самое плохое, коммерческое, и радикально авторское. Я всегда говорю: «Нет Брессона без Бессона и нет Бессона без Брессона». Формула, конечно, смешная, но так и есть.

Действительно, Франция является первой страной, где был принят закон против пиратства. Технически легко выслеживать, кто скачивает продукцию нелегально. Как только ты что-то скачал, на экране появляется уведомление о том, что ты скачал нелегальный контент и будешь оштрафован. После первого предупреждения 80 процентов людей тут же останавливаются.

КАРЕН ШАХНАЗАРОВ. Нужно как-то регулировать производство наших проектов, которые делаются на государственные деньги, но услуги выводятся на Украину и в Белоруссию. Довольно много таких проектов. Причем конкурировать с ними довольно сложно, потому что тут основная причина — дешевизна рабочей силы. Это прежде всего осветители, среднее звено, массовка. В Европе практически везде, где оказывается государственная поддержка, это регулируется. Ты не можешь в Италии получить от собственного правительства деньги и уехать в Данию снимать свое кино. Ты даже не можешь без определенных оснований нанять работников-иностранцев. Сегодня этим следует заниматься и каким-то образом регулировать.

Первый канал и ВГТРК стремительно уходят в цифровой формат. Если дальше так пойдет, то мы не сможем обеспечить их старым советским кинематографом, который, на мой взгляд, очень важен идеологически, его зритель смотрит и любит.
Мы закупили все современные технологии, у нас есть хорошие кадры, но мы, «Мосфильм», «Ленфильм» и Студия Горького, делаем это без какой-либо поддержки государства. Может так сложиться, что уже в следующем году зритель не увидит фильмов Шукшина и других мастеров. Просто не успеваем их оцифровать. На сегодняшний день на «Мосфильме» мы сделали — а это сложный и дорогостоящий процесс — порядка шестидесяти картин. Нам нужна в принципе какая-то определенная поддержка. Повторяю, оцифровка необходима для всех фильмов старого фонда. И, кстати, уже оцифрованы все американские большие фонды, все европейские. Здесь, на мой взгляд, необходима серьезная программа, для того, чтобы этот процесс стимулировать и ускорить, потому что иначе выдающиеся картины могут просто исчезнуть в связи с несовпадением формата цифрового кино.

ВЯЧЕСЛАВ ШМЫРОВ. У меня нет ощущения, что мы говорим о какой-то одной модели кинематографа. О том, какой могла бы быть господдержка. Есть регламенты, законодательство, обязательства, договоры прошлых лет. За этим стоит вопрос: какую модель кинематографа мы отстаиваем? Максимально открытую для мира или ту, которая не явно, не называя себя таковой, все-таки преследует некое квазисоветское существование? Мы к нему сегодня значительно ближе, чем к той идеальной модели, где мы, если верить Роднянскому, способны конкурировать чуть ли не с Голливудом. Советская модель существовала в условиях цензуры, ограниченного рынка, он всегда был внутренний, без мировой конкуренции. Но тем не менее в той модели была одна удивительная вещь. Помимо госзаказа существовал еще и некий общественный заказ. Объявлялся, например, конкурс сценариев фильмов о рабочем классе. Победил «Афоня». Если бы диктовало железобетонное государство, оно бы сказало: «Нет, только «Знакомьтесь, Балуев!». И ни с кем другим знакомиться нельзя. Но все-таки было какое-то смысловое движение в самой художественной среде. Общественный заказ негласно формулировал какие-то свои ценности. Что такое фильм «Москва слезам не верит»? Победитель конкурса сценариев о Москве. Так возник человеческий фильм, который посмотрели рекордное количество зрителей, он завоевал «Оскар».

Мне кажется, основная проблема нашего кинематографа — в отсутствии тех механизмов, которые приближали бы нас к пониманию общественного заказа. Одна из причин его отсутствия заключается в том, что мы живем в достаточно разрозненном обществе. Хотелось бы что-то понять про него. Готово ли оно сформулировать свой заказ кинематографу? Какие есть для этого механизмы?

Вторая причина кризиса заключается в самой структуре кинопроцесса, в принципах нашей репертуарной политики. Если очень условно разделить на классы ту продукцию, которая сегодня создается, то можно сказать, что есть сериал, достаточно зарегламентированная продукция, куда нельзя прийти с чем-то, что будет нарушать идеологические каноны. Конечно, у нас есть Урсуляк, Досталь, Панфилов, Прошкин. Пожалуй, этим четверым и разрешают раз в год снимать тот самый качественный сериал. Есть мувики, где невозможны отступ­ления ни в социальность, ни в политику, ни в прошлое, ни в будущее. Есть, наконец, артхаус, целиком ориентированный на фестивали, которые тоже выступают своего рода жестким цензором. Чужие здесь не ходят. Есть кино заведомо прокатное. Это, как правило, комедии со звездами Comedy Club, сделанные в соответствующей эстетике. Но есть еще огромный пласт картин, которые не в состоянии найти свою нишу. Они могут быть очень разными, затрагивают серьезные человеческие проблемы. Но при этом публика с такими фильмами не может встретиться и, соответственно, через них просигнализировать нам, необходимо ли сегодня такое кино.

Наша улица корчится безъязыкая. Почему самая ключевая, памятная картина последних двух десятилетий — «Брат» Алексея Балабанова? А ведь в то время не было настоящего кинопроката. Значит, он прошел через видео. Это действительно был фильм, который объединил всех, потому что зрители увидели территорию, на которой возможен диалог с кинематографом. Тот, которого мы сего­дня, к сожалению, лишены.

КОНСТАНТИН ЭРНСТ. Если российский кинематограф в 2007 году занимал 30 процентов рынка, то сейчас мы находимся в состоянии катастрофы. И в этом состоянии российского кинематографа виноваты, на мой взгляд, российские кинематографисты, то есть все мы.

Когда фильм выходит, вот сейчас успешная «Легенда № 17», месяц или полтора не должно быть шанса в Интернете его скачать. Если хочешь посмотреть — купи билет в кинотеатре. (Сейчас «убивается» 90 процентов потенциальных зрителей из-за Интернета: «Я же дома сижу, скачаю, чего я пойду в кинотеатр, задницу поднимать, деньги платить».) И тогда русские фильмы будут возвращать деньги в кинотеатрах. «Легенда…» или «Высоцкий…» получили бы в два раза больше, если бы не было интернет-пиратства, и отбили бы и государственные, и частные деньги. А через месяц-полтора интернет-пользователи получили бы эти фильмы на легальной основе. Только блоки рекламы крутились бы там. Правовладельцы получали бы деньги обратно, а зрители, в общем, ничего не платили.

Подготовлено на основе стенограмм Совещания по вопросам развития отечественной кинематографии (24.05.2013) и «круглого стола» «Как помочь национальному кино» (07.06.2013). Сокращенный вариант. Публикация Даниила Дондурея