Дело полковника. «Джек Стронг», режиссер Владислав Пасиковский
- №5, май
- Катерина Тарханова
Памяти Войцеха Ярузельского, в 1941 году ослепшего в ссылке на Алтае
В пятом номере журнала «Искусство кино» за 1991 год было опубликовано последнее интервью Мераба Мамардашвили «Жизнь шпиона», вскоре ставшее знаменитым. Там, в частности, говорилось: «Необходимое условие успешной шпионской деятельности, а нередко и творчества – схожесть с окружающими». Философ одним из первых реабилитировал само понятие «шпионаж», столетиями имевшее в основном отрицательные коннотации.
В нынешнем году режиссер Владислав Пасиковский дополнил и углубил подобную реабилитацию в своей шпионской драме «Джек Стронг», посвященной судьбе Рышарда Куклиньского – реального польского двойного агента времен «холодной войны», лично сыгравшего, судя по всему, не последнюю роль в том, что война не переросла в «горячую». Поскольку здесь и сейчас опять не на шутку муссируется вопрос о «национал-предателях», фильм вряд ли появится в кинопрокате (в отличие от предыдущей работы автора «Колоски», которая все же успела выйти у нас на широкий экран). Но пока Интернет не прикрыли, им можно воспользоваться как альтернативным прокатом, посмотреть и обсудить этот «национал-предательский» польский (не американский) фильм, а заодно порассуждать о том, почему, будучи всего лишь прогрессивным каналом связи, Интернет ныне назван дьявольским изобретением ЦРУ. Порассуждать о предательстве как таковом.
В общем и целом шпионами можно назвать в истории всех, подолгу не нюхавших дым Отечества, – Моисея и Одиссея, Марко Поло или Афанасия Никитина. Но, будучи по сути такой же древнейшей профессией, как проституция, храня, как и она, всемирно известные примеры, шпионаж изначально отличался от нее одной малостью: он не всегда был за деньги. У кого-то – за деньги, а у кого-то – по причине врожденного авантюризма, о котором писал немецкий философ Петер Слотердайк: «В мифе первые «шпионы» – воры. Они крадут у богов огонь, прочие культурные блага, без которых немыслимо начало жизни. Они крадут у богов тайну жизни и смерти, без которой немыслимо появление человека как человека. Творение мира сопряжено если не с воровством, то с обманом, хитростью, нарушением всевозможных табу. Творение мира с необходимостью требует наличия существа с определенными задатками и способностями».
Слотердайк вторит Мамардашвили: с умом и талантом не быть шпионом нельзя. Другой вопрос, что превращение в госструктуру сделало шпионаж службой многих посредственностей, которые таким образом, наоборот, поднимали самооценку. А посредственность во всех кругом видит лишь то, что сама знает, – корысть. Именно потому во многих шпионах и особенно двойных агентах (а они тоже известны как со времен Древнего Китая, так и из елизаветинской Англии) принято видеть стяжателей, нечистых на руку игроков и в принципе субъектов, лишенных в душе слова «честь». Но парадокс в том, что полковник Куклиньский, замначальника Оперативного управления Генерального штаба, секретарь польской делегации на всех совещаниях стран – участниц Варшавского Договора, не взял с ЦРУ ни копейки. Он сам пришел, его не вербовали. Фильм, формально будучи стандартным шпионским триллером, заставляет не ждать, «чем кончится», а думать о происходящем в каждый данный момент.
Его предисловие вроде бы не имеет отношения к делу. Мало того, оно является домыслом режиссера. Показана казнь Пеньковского в мае 1963 года. Официально считается, что он был расстрелян. Существует также и недоказанная версия, что он был заживо сожжен в печи московского крематория. Пасиковский идет еще дальше: подробно и хладнокровно снимает сожжение Пеньковского в обычной доменной печи. Впоследствии это будет отыграно в одном из кинодиалогов, но вступлением сразу заявлено, что замысел несколько шире жанровой принадлежности. Как бы ненужный для сюжета эпизод намекает на то, что судьба Куклиньского – лишь иллюстрация более общих мыслей, связанных с традиционным восприятием шпионажа. Вряд ли режиссеру известна судьба авантюриста Элизеуса Бомелиуса, который в 1570 году стал личным лекарем царя Иоанна Грозного, а в 1579-м был живьем зажарен по его приказу, причем именно за шпионаж, а не за колдовство и страсть к отравительству. Но сопоставление символично.
В Польше ведь до сих пор не утихают споры по поводу полковника. Вандалы периодически оскверняют его могилу. В 1984 году он заочно был приговорен к высшей мере, в 1990-м приговор опять же заменили на 25 лет строгого режима, лишь в 1997 году реабилитировали и затем похоронили с почетом. Реабилитация квалифицировала его действия как вызванные «высшей необходимостью», но ее поняли не все. «Все» самым страшным грехом считают обманную «схожесть», обманчивую мимикрию. Они-то всю жизнь мимикрируют под окружающих и все силы на это тратят, а кто-то взял и просто притворился, занимаясь при этом своим собственным делом. За такое – пытать и жечь и не хоронить на кладбище. «Джек Стронг» эту проблему решает не высокоумно, а как бы лишь перечисляя факты биографии шпиона. Но, поскольку факты давно известны полякам и вне кино, перестает работать схема былых «шпионских фильмов», где всегда было сразу понятно, что «хороший» – разведчик или партизан, а шпион и лазутчик – «плохой», «хуже» только двойные агенты, «люди без родины».
К началу сюжета Куклиньский – карьерный офицер, любимец руководства, прекрасный семьянин. Привозит детям щенка из командировки, уважает жену, умеет дружить и служить. Но фильм его биографию прослеживает штрих-пунктирно, показывая в основном психологически поворотные моменты. В 1968 году, когда ему было тридцать восемь, из-за него отменили учения Организации Варшавского Договора, а почему? Тогдашний майор у себя в кабинете в одиночку за три месяца разработал стратегический план, полностью совпавший с реальным планом Генштаба СССР. В СССР над ним четыре года работал отдел из двенадцати человек, и даже советский генералитет назвал майора гением. Получив повышение, Куклиньский получил доступ к более полной информации и с присущей гениальностью осознал, чем пахнет новая советская военная доктрина. В случае атомной войны, которая после Чехословакии никем не исключалась, именно Польша должна была стать буфером между Советами и Западом. Она являлась «первым эшелоном» для ядерной бомбардировки, так же как ГДР, и должна была «аннигилироваться» для победы социализма. Новоявленному подполковнику стало не по себе.
В 70-м в Гданьске и Гдыне (наподобие нашего Новочеркасска) случился расстрел безоружной рабочей демонстрации отборными частями Войска Польского, и лучший друг Куклиньского тоже в этом участвовал (спустя годы он застрелится). И пошли «кухонные» беседы: «Хватит думать. Что нам еще осталось? Пить, как советские, и пресмыкаться, как советские». – «А мне кажется, сами мы превратились в советских, не поляки уже. Только воображаем, что у нас на душе Костюшко. А у нас на душе давно советские рожи». Друг почему-то не донес, и они стали вместе на яхте «по делам» заходить в ФРГ. И однажды Куклиньский решился и нагло послал открытку в посольство США. В сущности, отреагировал на еще одно замечание Мамардашвили: «В партии есть две партии, что очень хорошо понял Оруэлл. Я очень удивился, прочтя у него об этом; я полагал, что это можно разглядеть только изнутри. Если вы помните, он пишет о внутренней и внешней партии… Существует также два языка: язык внешней партии, используемый также и во всем мире, и язык внутренней партии. И если ты не принадлежишь внутренней партии, то в политическом смысле вообще не являешься членом партии».
Сначала ему не поверили и проверили, дальше все закрутилось, причем на целых десять лет, и «крот» стал полковником и доверенным лицом Ярузельского, но Пасиковский снимает все же психологический триллер, и его увлеченность психологией понятна. На экране почти все «прения сторон» представлены карикатурно: и Брежнев, и Бжезинский, и наши маршалы, и руководство ЦРУ – так остается больше времени на человеческую суть, на «высшую необходимость», о которой Куклиньский в кадре вспоминает: «Я не предавал своих товарищей, только иностранную державу, которая всех нас считала своими вассалами, тупыми и покорными. Хуже всего, что в чем-то это была правда». Разъяснение сути «для всех и каждого» вполне логично ложится на плечи сыгравшего главную роль красавца кинозвезды Марцина Дороциньского. Он – любимец не «руководства», а всей польской публики, потому она будет смотреть на него и как бы идентифицировать себя с ним, что бы ни играл. У актера харизмы больше, чем даже у связника Дэна в исполнении американской звезды Патрика Уилсона.
Сначала видно лишь человека, вступившего в опасную игру. Хранить тайну от всех, включая жену и детей, соблюдать конспирацию, помнить явки-пароли, встречаться со связником, не вызывая подозрений, пользоваться «игрушками» типа мини-камеры-зажигалки или закладками в кирпичных заборах. Куклиньский подходит к новой «работе» с профессиональным спокойствием, ничему не удивляясь, хотя иногда «был близок к провалу». Однако спустя десять лет, в эпоху «Солидарности», когда решался вопрос о вводе советских войск, это уже совершенно другой человек. Он замкнут, семья отдалилась, жена убеждена в наличии любовницы, он постоянно на грани нервного срыва, и даже ЦРУ настоятельно просит его попридержать коней. Тут, кстати, нельзя не заметить, что все-таки в традиции «хороших» и «плохих» шпионов ЦРУ в фильме несколько идеализировано и беспокоится о безопасности агента больше, чем о добыче им ценнейшей информации. Пасиковский делает из него Штирлица, но Дороциньский играет несколько иное. Полковник не то чтобы вообразил себя мессией, но взял на себя такой максимум обязательств, о котором и не просили.
«Джек Стронг»
Шпионаж против СССР произвел метаморфозу с человеческой личностью. Сотрудничество со связником тоже стало личной дружбой. Куклиньский понимает, что вторжение СССР реально в ближайшие месяцы, и, наоборот, отпускает поводья, действуя без оглядки. Особенно хорошо это видно в эпизоде с очередной закладкой и выемкой очередных секретных данных однажды зимней ночью, когда пейджер не сработал (ЦРУ снабдило агента одной из новейших своих разработок). В состоянии и поведении полковника видна уже откровенная достоевщина. Он мечется, паникует, совершенно съехал с катушек, но должен доделать дело любой ценой. Кульминация – когда на одном из заседаний Генштаба, посвященном (с подачи КГБ) обнаружению «крота» в польской военной верхушке, он, уже сделавший все, что может, встает и признается в шпионаже, а ему никто не верит. Считают, что он благородно защитил своего патрона Ярузельского (тот тоже под подозрением). Трудно сказать, что было в жизни, но в фильме сыгран совершенно очевидный Р.Р.Раскольников со словами «Это я убил», хотя, что интересно, виноватым себя полковник вовсе не чувствует. Тут другое.
Вероятно, психологически на подобный риск может подвигнуть лишь решение больше не притворяться, не вести двойную жизнь, стать самим собой. В этом плане шпионаж оказывается не предательством родины, а непредательством себя на пути самопознания. Шпионаж как самопознание – лишь внутренний протест против «схожести с окружающими» при условии бескорыстия и наличия чести. На этом пути, сознательно надев маску, полковник стал не только лучше понимать происходящее вокруг, но сам себе раскрылся в полной мере, узнал, каков он есть на самом деле. В момент равенства самому себе маска перестает быть нужной, человек перестает жить в «стране», «государстве», «соцлагере» (а в «мире» масок нет). В Америке до сих пор считают, что полковник спас мир от третьей мировой, поскольку и президент Картер, и папа Иоанн Павел II успели предупредить Советы, что в курсе всех планов вторжения в Польшу и не допустят его. В самой Польше до сих пор задаются вопросом, вольны ли офицеры выбирать между присягой и тем, что подсказывает совесть. Но если посмотреть шире, нельзя вновь не обратиться к философии Слотердайка в «Критике цинического разума», где, не видя этого фильма, он написал практически о нем.
«Джек Стронг»
«Одну из характерных примет современности составляет то, что интеллектуал выступает в роли агента, работающего на великое множество сторон, – факт, который с давних пор кажется опасным, настроенным на решительную борьбу любителям упрощать и мыслить в соответствии со схемой «друг – враг». (Разве не был сталинизм, кроме прочего, попыткой посредством параноидного упрощения позиций вырвать каждого интеллектуала из сети тех неизбежно многообразных связей, дабы все снова оказалось настолько простым, что это смог бы понять и Сталин? Можно, конечно, назвать это и более деликатно – «редукцией комплексности».) В сталинизме по сей день слово «объективно» используется там, где налицо желание насильственно покончить со всеми двойственными связями и всякой амбивалентностью. Тот, кто не признает сложности действительности, любит подавать себя человеком объективным и уличает всех, вникнувших в суть проблем, в бегстве от реальности и склонности к беспочвенным мечтаниям. Даже у тех натур, которые кажутся самыми решительными и цельными, невозможно «объективно» определить, какой именно линии они держатся в конечном счете, тем более если учесть, что история построения всех и всяческих планов разворачивается по правилам, которые упорно ускользают от нашего понимания».
Образ Куклиньского в фильме – образ непростоты и несхожести, поданный предельно доступно «для народа». Увы, после психологических кульминаций Пасиковский (к сожалению для искусства и к счастью широкой публики фильм имеет высокий рейтинг в IMDb) отрабатывает «финал триллера», в данном случае относительно счастливый. Достаточно было упомянуть, что полковник опять четко осознал, что завтра-послезавтра его все-таки возьмут с вещами, и поставил ЦРУ условие: вывозить только вместе со всей семьей. Это тоже важная веха. Но в хронометраже она уже растворяется в снежных погонях, опозданиях, недоразумениях, госграницах и быстро сходит к скороговорке о жизни Куклиньского в Америке. Финальный ход не найден, хотя оба сына полковника впоследствии погибли при невыясненных обстоятельствах. Пасиковский плетется в хвосте биографии, из-за чего не успевает ответить на главный вопрос: почему полковнику все верили до самого конца, когда он подставлялся на каждом шагу?
Однако это уже следующий уровень философии. Верили, потому что хотели быть похожими. Помыслить не могли, что его «схожесть с окружающими» – лишь снисходительность природы. И ничто в фильме не отменяет состоявшейся апологии шпионажа.
«Джек Стронг»
Jack Strong
Автор сценария, режиссер Владислав Пасиковский
ОператорМагдалена Гурка
ХудожникИоанна Маха
Композитор Ян Душиньский
В ролях: Марцин Дороциньский, Майя Осташевская, Патрик Уилсон, Дмитрий Биллов, Дагмара Доминчик, Олег Масленников, Кшиштоф Печиньский, Мирослав Бака, Збигнев Замаховский, Кшиштоф Глёбиш идругие
Scorpio Studio
Польша
2014