Политический активист Джеймс Гролтон (1886–1945), он же прототип пьесы Донала О’Келли «Танцевальный зал Джимми Гролтона» (Jimmy Gralton’s Dancehall), не входит в число знаменитостей XX века. Даже в родной Ирландии его помнят, судя по всему, не твердо: рецензия на «Зал Джимми» в Irish Post начинается со слов: «Вероятно, вы никогда не слышали о Джеймсе Гролтоне». Тем не менее именно эта биография, отмеченная шрамами большой истории, странствиями, поисками себя и, к счастью, сравнительно бескровная, заинтересовала сценариста Пола Лаверти и режиссера Кена Лоуча в рамках их многолетней реабилитации социалистического пути в целом и марксизма в частности.

Больше того, Гролтону выпала честь завершить почтенную галерею отважных лоучевских одиночек, выходящих сразиться с системой один на один (представляя «Зал Джимми» в Канне, Лоуч заявил, что это его последний игровой полнометражный фильм, снятый на пленке). Что привлекло Лоуча в этой судьбе и в этом сюжете? Какой предстает фигура марксиста в этом большом кино большого мастера?

Джеймс Гролтон родился в деревне Эффернах, графство Литрим, в бедной и многодетной крестьянской семье. Не закончил школу, уйдя в четырнадцать лет на заработки, чтобы содержать семью. Как и многие соотечественники, поступил на службу в британскую армию, но дезертировал в знак протеста против политики Объединенного Королевства в Ирландии и год провел в тюрьме. Работал в ливерпульских доках и уэльских шахтах. Эмигрировал в США, осел в Нью-Йорке, получил гражданство. Работая таксистом, барменом и кем придется, участвовал в профсоюзном движении. Прочел труды видного компатриота-коммуниста Джеймса Конноли и открыл в Нью-Йорке одноименный клуб. В 1921 году за несколько недель до окончания войны за независимость вернулся на родину. К тому времени приходской зал, расположенный неподалеку от его дома, был сожжен британской армией в ответ на убийство офицера предположительно местными жителями. Гролтон открывает на своей земле новый зал – для учебы и танцев. С вызовом называет его «Пирс-Конноли» – в память о двух казненных в 1916 году революционерах, республиканца Патрика Пирса и упомянутого ранее Конноли. Другим названием было «Зал трезвости», поскольку выпивать в нем не разрешалось. Вскоре, впрочем, у Гролтона испортятся отношения с ИРА и через год он вновь уплывет за океан.

«Зал Джимми»

Второй раз Гролтон попытается вернуться десять лет спустя, когда потепление политического климата (к власти приходит либеральное правительство Имона де Валера) совпадет со смертью брата Чарли и необходимостью помочь в хозяйстве пожилой матери. Это второе и последнее возвращение Гролтона в 1932–1933 годы и представляет собой сюжет картины, она же рамочная конструкция, постепенно заполняемая немногочисленными случившимися в этот период событиями и их последствиями.

Начинается фильм с того, что, побуждаемый скучающей молодежью и поддержкой общины, Гролтон (Бэрри Уорд) вновь посещает тот пустующий и одичавший зал и принимает решение открыть его заново. В деревянном просторном доме, после приведения его в порядок, односельчане обучают детей и прочих желающих наукам и всяким премудростям: грамматике, поэзии, боксу, праву и, конечно, танцам. Сам мистер Гролтон учит всех модному сексуальному танцу шим-шам, освоенному им в Нью-Йорке. Не обходится, скорее всего, и без передовых политических теорий, но на этом в фильме нет акцента. Вечерами здесь проводят дискотеки под репертуар местного оркестра или граммофона с джазовыми пластинками. Народу битком, дым коромыслом. Смех, свинг, все дела.

Популярность нового досугового центра вызывает сначала ревность, потом тревогу, а затем и гнев у местного главы католической церкви священника Шеридана (Джим Нортон). Во время воскресной проповеди он хулит заведение Гролтона, называя его логовом дьявола и внушая прихожанам мысль о безбожной и развратной природе танцулек. «Разве из Америки может быть что-то хорошее?» Идея, что Штаты – неисчерпаемый источник ереси, звучит в картине неоднократно и, вероятно, сладостно как для отечественного, так и для среднеевропейского националистического слуха.

Шеридан норовит настроить против Гролтона и чиновников, доказывая, что под личиной законопослушного возвращенца скрывается марксист, не признающий не только Святую Троицу, но и частную собственность, тип совершенно аморальный, «без пяти минут Гитлер» (учтите, что это сравнение сделано в 1933 году). Попытки «без пяти минут Гитлера» дипломатически сдержать нарастающий конфликт ни к чему не приводят, тем более что из-за массового обеднения начинаются земельные скандалы, в которых он безоговорочно занимает сторону беднейших. В результате на танцах начинается пальба, дом сжигают, Гролтону выписывают ордер на арест, он скрывается в бегах, спустя несколько месяцев его ловят и депортируют из страны. Официальный приговор: «нежелательный иностранец и гражданин США». Гролтон умрет в Нью-Йорке спустя тринадцать лет. The End.

В России Кена Лоуча любят, причем стесняться его взглядов не принято, скорее наоборот: политическое неравнодушие его фильмов, напоминающее о традициях соцреализма (как лучших, так и худших), сразу ставится в плюс. То, что обычно считается художественной слабостью и вызывает моральную неловкость – рекламный, заказной, пропагандистский душок, – в разговоре о Лоуче волшебным образом превращается в особое, ценное качество, в удостоверение гражданского или даже человеческого достоинства знаменитого режиссера. Связано ли это с тем, что родственной душе все прощаешь и любишь ее даже за слабости? Или с тем, что пропаганда всего хорошего – это уже как будто и не пропаганда?

Даже называясь реалистом, Лоуч, как известно, занят не столько летописью бытия, сколько ловлей душ. У нас это называют «снимать политически» – на мой взгляд, ошибочно, поскольку у Годара в его знаменитой оппозиции речь не об использовании языка (кино), сколь угодно мастерском, а о критике языка (кино). А как ловец душ Лоуч знает: шанс превратить зрителя в твоего сторонника пролегает там, где ангажированную политическую активность в сумерках уже не отличить от естественной гражданской позиции. Применительно к «Залу Джимми» это означает, что ирландская повестка дня будет максимально упрощена, а политические требования везде, где это возможно, будут преобразованы в требования «здравого смысла», в «элементарные общечеловеческие ценности» и так далее, и тому подобное.

Плюс прибавочная стоимость в виде PR коммунистической идеи: поскольку Гролтон назначен в фильме «коммунистом» (кто это забыл, тому напомнит отец Шеридан), постольку на далеком расстоянии или в пересказе в приятном выигрыше остается марксизм и его боевой представитель – как образец пострадавшего, но вызывающего глубокую симпатию, продвинутого, клубного, образовательного, плюралистичного движения в столкновении со старомодным и морально устаревшим католицизмом. А также с чересчур быковатым и замшелым национализмом. Гролтон против них – как, по-московски выражаясь, книжный магазин «Фаланстер» вместе с телеканалом «Дождь» против угрюмого «Радио Радонеж» и необновляемого сайта «Единой России».

Но если вглядеться в политические реалии фильма и звучащие в нем споры, быстро выяснится, что, за исключением, пожалуй, одного эпизода, никакого особенного, даже обезжиренного марксизма в картине нет, а достоинство Гролтона состоит в том, что он полагает право человека распоряжаться собой чем-то более важным, чем вторичные, с его точки зрения, обязанности перед церковью, государством или общиной. Это чрезвычайно похвальная позиция, в высшей степени непопулярная (и потому актуальная) в России, где пришло время заново отстаивать цивилизационные завоевания вроде кружевных трусов. Но никакого специального отношения к марксизму она, конечно, не имеет. А если ее и необходимо как-нибудь назвать, то подходящим словом будет «либерализм» – идеология весьма почтенная, хоть и страшно оболганная. К слову, именно в либеральной партии Fianna Fáil («Солдаты судьбы») «коммунист» Гролтон, между прочим, в то время и состоял, хоть и недолго – земельный вопрос его испортил. Вскоре он образует Группу революционных рабочих, но об этом проекте в фильме почти ничего нет. Как нет и об Ирландской коммунистической партии, которая вырастет из ГРР.

Судя по всему, в «Зале Джимми» Лоуч решил показать жизнь политика отстраненно, то есть неполитически. В фильме практически отсутствует тема власти с ее внутренними интригами. И это при том, что Гролтона начали преследовать именно за его способность увлекать за собой людей (вспомним сравнение с Гитлером). Преследовать за власть, которая была продемонстрирована Гролтоном и его «кликой» во время земельных скандалов, когда Гролтон и его сторонники препятствовали исполнению решений суда.

Похоже, биография героя допускает и более радикальные ракурсы, чем те, что представлены в почтительном соцреалистическом жизнеописании о святом подвижнике Джимми, даже не пытающемся, при всей своей осторожности и разумности, осмыслить свои полномочия и свою ответственность перед паствой. Сожженный и восстановленный, перед повторным сожжением, «Пирс-Конноли» служил не только местом для обучения (и «для дискуссий»), но и в зародыше был площадкой народной демократии прямого действия. Мы видим этот переход от дома культуры и отдыха к народному вече, когда герой картины возглавляет толпу суровых мужиков, идущую возвращать несправедливо, по ее мнению, отобранную местным богачом у их земляка недвижимость. Момент переломный: из эфемерной классовой солидарности и дружеских взаимосвязей власть Гролтона становится осязаемой силой, в каком-то смысле потенциальным физическим насилием. Физическое же насилие, как учил еще Лев Толстой, составляет суть любого государства, поэтому неудивительно, что власть увидела в нем настоящего противника.

«Зал Джимми»

Напряженную ситуацию здесь и в других случаях охлаждает психологический тип Гролтона – как он показан в фильме – доблестный, но гамлетический. Харизматик, стыдящийся собственной харизмы, он долго колеблется, браться ли ему за восстановление зала. До последнего не теряет надежды на мир с заклятым врагом Шериданом. В моменты политических обострений его нежелание занимать какую-либо сторону становится особенно заметным. Друзья буквально уговаривают его возглавить одно из шествий, и мы видим, как почти до самого конца Гролтон раздумывает, произносить ли ему на этом митинге речь. В итоге он произносит весьма воинственную и действительно вполне коммунистического толка речь в том смысле, что, пока существует имущественное разделение, нельзя говорить, что Ирландия – единый народ.

Среднее между «мужиком из народа» типа Валенсы и просветителем типа Ганди, Гролтон достаточно порядочен, чтобы не опуститься до насилия, но уже вполне опасен, чтобы при определенных обстоятельствах себе его позволить, причем чужими руками. Возможно, продолжительное пребывание возле этой грани, отделяющей людей порядочных от противоположных, и привлекло Лоуча в биографии Джимми, оставшегося вопреки многочисленным соблазнам честным и глубоко частным человеком. Иными словами, Гролтон был не властолюбив и не автократичен, так что условием привлекательности субъекта политического действия в «Зале Джимми» оказывается именно его меланхолическое и парадоксальное самоустранение из политического процесса.

Имеет смысл напомнить, что Гролтона принято называть единственным ирландцем, выдворенным из собственной страны. В числе прочего это означает, что, кроме него, Ирландия больше не изгоняла своих граждан. К сожалению, коммунистические режимы – как Советский Союз, так и те, что возникли после второй мировой войны, – даже отдаленно не могут похвастать подобной статистикой. Из наших изгнанников впору составлять альтернативные нобелевские сборные! Об этом полезно напоминать любому западному коммунис­ту. И Кен Лоуч тут не исключение, но, в отличие от большинства, он все-таки ценит свободу выше равенства и – как его герои – неизменно выбирает именно ее. Ценит свободу и Гролтон, несмотря на свой марксизм – учение, для которого свобода, мягко говоря, не первая ценность на свете.

В то же время, даже сочувствуя грустной истории гролтоновского изгнания, нельзя не отметить (без всякого злорадства), что она опровергает Гегеля и цитировавшего его Маркса: повторившись спустя десятилетие второй раз, она не стала фарсом, но лишь окончательно превратилась в трагедию.

«Зал Джимми»
Jimmy’s Hall
Авторы сценария Пол Лаверти, Донал О’Келли
Режиссер Кен Лоуч
Оператор Робби Райан
Художники Фергус Клегг, Стивен Дейли
Композитор Джордж Фентон
В ролях: Бэрри Уорд, Симона Кирби, Эндрю Скотт, Джим Нортон, Брайан Ф. О’Бирн, Пол Фокс, Сорча Фокс, Эйслинг Франсиози, Карл Джиари, Денис Гоф идругие
British Film Institute (BFI), Element Pictures, Film4, Irish Film Board, Sixteen Films, Why Not Productions, Wild Bunch
Великобритания– Ирландия– Франция
2014