Интервью ведут Даниил Дондурей и Нина Зархи.

Нина Зархи. Что будет происходить? Ведь в Сочи было шесть дебютов.

Нигина Сайфуллаева. Восемь.

Даниил Дондурей. Нет, восемь режиссеров-женщин. Обычно никогда столько не набирается, в последние годы женщин была примерно треть, не больше, а сейчас две трети. Гигантский рост. Какие ваши гипотезы на этот счет? Что возникло в нынешнем воздухе или в сознании поколения, зависит ли происходящее в кино от того, кто находится у власти?

Нигина Сайфуллаева. Пока я не ощутила особого политического влияния на независимое кино, кроме запрета мата и закона о гей-пропаганде. Большая часть фильмов конкурса аполитична. Вероятно, это связано и с дебютами, и с женщинами. Но появление некоей конъюнктуры патриотического кино, конечно, можно заметить. Но это, скорее, в жанровом зрительском кино распространяется. И, конечно, зависит от идеологической линии власти. Видимо, это последний свободный «Кинотавр».

Нина Зархи. Нас интересует ваше мнение об авторах, особенно дебютантах: как они понимают то, что за окном, осмысливают ли время? Мы имеем в виду и вашу картину тоже. Что думают, кстати, ваши опытные учителя? Они наверняка изучают психологию взросления. Это действительно универсальная тема. Отличается ли то, что происходит здесь и сейчас, от того, что, скажем, снимают сегодня в Швеции или Польше, как вам кажется? О чем молодые у нас хотят снимать, про что у них болит сердце?

Нигина Сайфуллаева. На «Кинотавре» были разные фильмы. Я тяготею к частным реалистическим историям. Они могут осмыслять время, но, скорее, фокус там держится на внутреннем мире героев. Те сюжеты, которые далеки от жизни, далеки от настоящих людей, не могу смотреть, в том смысле, что не могу подключиться даже к сюжету. Не испытываю эмоций, а это принципиально. Поэтому, например, «Класс коррекции» на меня подействовал очень сильно, я испытала серьезные переживания. Не знаю, насколько это личная история Вани Твердовского, но ему удалось сделать это очень тонко, точно и убедительно. Пару лет назад «Портрет в сумерках» Никоновой тоже произвел на меня впечатление именно тем, что действовал на чувство. Я ощущаю за переживаниями героев или героинь какие-то глубинные человеческие узелки, очень подлинные. В принципе, здесь на «Кинотавре» нет фильмов о событиях или проблемах космического масштаба или хотя бы государственного. Много маленьких точечных историй – мне это нравится.

Даниил Дондурей. Вы смотрели «Горько!» Крыжовникова и его короткометражку «Нечаянно»?

Нигина Сайфуллаева. Да. Мне обе картины очень понравились. Я понимаю, что есть какой-то процент людей, которые испытывают обиду, когда смотрят эти фильмы, но, видимо, только от глубинной близос­ти, от сходства с героями. Крыжовников даже может их раздражать, может показаться, что он как бы оскорбляет нацию. Но, по-моему, «Горько!» – это удивительно многослойно сделанная история. И как его вовремя и многократно авторы переворачивают! Резко, абсолютно точной сценой.

«Как меня зовут», режиссер Нигина Сайфуллаева

Нина Зархи. А как вы относитесь к прямому социальному кино, такому как «Дурак» Быкова или «Комбинат «Надежда» Мещаниновой, где, кстати, герои – тоже девочки, как у вас в картине?

Нигина Сайфуллаева. Я была в восторге, в частности, от того, что не могу в «Комбинате…» отличить реальность от вымысла, понять, как же там герои столь достоверно разговаривают. Это не может быть придумано сценаристом, хотя я знаю, что все реплики были написаны. Но это было воссоздано настолько реалистично, практически документально, что воздействовало само по себе. Я уже сказала, что мне лично интереснее чувства, чем острые проблемы. Их, конечно, важно обозначать, поднимать. Правда, я как-то даже не объединяла «Дурак» и «Комбинат…» в одну группу, фильмы ведь эти разные. У Быкова очень четкая мысль, идея, он не делает от нее ни вправо шаг, ни влево, а у Мещаниновой в центре отношения людей. Мы, безусловно, видим эту жуткую жизнь, этот город Норильск, но картина рассказывает про внутренний мир героев. Правда, в своем фильме я намеренно избавлялась от всего социального.

Нина Зархи. Я не случайно этот вопрос задала. Бэкграунд ваших героинь более или менее понятен. Такая средняя московская жизнь – не шикуют, но и не нищенствуют. Отец явно хуже них живет. Но картина его жизни полна загадок. Многие задают вопрос: а что с ним случилось? Он ведь где-то работал, что с ним произошло?

Нигина Сайфуллаева. Мы старались пунктирно это обозначать, потому что как только начинали рассказывать его историю с подробностями, объясняя его одиночество, получалось как-то очень драматично. Он ведь говорит, что его оставляли все женщины. Мне казалось, этого достаточно. Тем более что мы знакомимся с ним вместе с девочками. Знаем примерно то же, что и они.

Даниил Дондурей. При этом он суперинтеллигентно выглядит, хорошо говорит, реагирует, он сексуальный мужчина с чертами доктора наук. Ничто не объясняет, почему он неудачник.

Нигина Сайфуллаева. Мы долго размышляли над этим и поняли, что в таком крымском местечке, которое мы снимали, осмысленной работы нет. Ты либо где-то служишь, либо сдаешь комнату отдыхающим в сезон. Можешь периодически ловить рыбу контрабандным способом, но не в большом количестве, поскольку там это не заведено, да и нет коммерчески значимых масштабов. Собственно, такая вот жизнь…
Мне казалось, что работа героя Лавроненко к нашей истории не имеет отношения. У героя явно нет амбиций. Он человек инертный, но не чувствует себя лузером. К моменту приезда девочек он уже убедил себя в том, что так жить нормально. Отсутствие детей, семьи, обязательств… Когда Саша у него спрашивает: «Чего ты один живешь?», он отвечает: «Это у женщин надо спросить». В общем, было важно рассказывать о тех вещах, которые работают на конкретную историю, а не погружаться в биографию каждого героя. А врожденная привлекательность Лавроненко позволила нам влюбить в него девочек, а иначе как?

Нина Зархи. Отшельник…

Даниил Дондурей. Он даже не отшельник, это его выбор в жизни, тип существования, который ему нравится. Очень важно, что вы уходите от социальных обозначений, оставаясь в рамках обычных психологических характеристик: ты красив, некрасив, девочки тоже разные – Саша, конечно, эротически привлекательней. У нее другой тип характера, другие сознание, переживания, самооценка.
Один из важных принципов сегодня – ничего не объяснять, оставлять наедине с собственными проблемами. Вы считаете, что для зрителей все-таки важно определиться с психологическим пониманием происходящего, получить этот опыт, разобраться в нем?

Нигина Сайфуллаева. Да, думаю, в таком кино важно освободиться от социального и подключиться к внутреннему. Так легче будет понять героев, идентифицировать себя с ними. В ситуации развода родителей, одиноких детей разве важно, какая финансовая или социальная среда вокруг? Нет, все это становится не важным. Думая о родителях, мы не думаем о том, что у них за амбиции, мы думаем о них только как о папе и маме.

Даниил Дондурей. Разрушенные семейные связи.

Нигина Сайфуллаева. Да. И для меня было невероятно важно рассказать об этом. У меня прекрасный папа, я его очень люблю, но его не было рядом со мной. И это такой краеугольный камень для всего моего становления.

Даниил Дондурей. Он ушел из семьи?

Нигина Сайфуллаева. Нет, у нас в Таджикистане началась война, мы переехали, мама уехала с нами, с детьми, а папа остался – он не мог бросить свою маму: таджикские традиции отличаются от русских. Родители разъехались, а потом, позже, развелись – мама не хотела возвращаться.

Нина Зархи. Пример того, как большая история вмешивается в маленькую, частную.

Нигина Сайфуллаева. Да, именно. Это помогает, кстати, оправдать ту ситуацию. В моем конкретном случае как раз социальное, внешнее, государственное определило частное. Но истории у всех разные, их нужно было обобщить. И обобщение строилось как раз на общем эмоциональном фундаменте, а не на частных социальных деталях.

Нина Зархи. У вас в картине мамина вина почти не обозначена. Хотя она ведь решила судьбу не только свою и своего курортного партнера, но и своего ребенка. Лишила дочку отца. Мне кажется, в какой-то момент эта тема могла взорваться. Или очень тихо прозвучать…

Нигина Сайфуллаева. Ольга реагирует именно на то, о чем вы говорите, когда в сцене у костра кричит, что у мамы не было никакого мужчины и ничего там не было. Она пытается маму защитить, так как в ее голове долгие годы картина была односторонней. Она оказывается не готова к другой – открывшейся – правде. Я в какой-то момент задала прямой вопрос своему папе: почему ты не поехал с нами в Москву? Оказалось, что у него абсолютно своя, другая правда. И кажется, я тоже была не готова к этому.

Нина Зархи. Но ведь именно это дает многомерность понимания событий.

Нигина Сайфуллаева. Да, вы правы, этот аспект действительно очень тихо прозвучал, хотя мог бы открыть нам еще одно глубокое переживание.

Нина Зархи. Ваша героиня любит и отчима, и маму, но чувствует, что причина того, что случилось с отцом, фактически именно мама. И это то, что она переживает. Она не любит отца, она его не знает, ее другое волнует – сослагательное наклонение прожитой жизни: как могло бы быть. Это очень верное ощущение возраста перехода, взросления, переживания травмы, которой, по сути, не было. Но мне немного не хватает авторской рефлексии, осознания проблемы. Как будто вы остерегаетесь боли, растерянности.

Даниил Дондурей. И тем не менее в фильме, мне кажется, хорошие эстетические составляющие, я имею в виду и кастинг, и пластическое решение, и развитие истории, характеров. Привычные курортные фактуры разрушены совершенно.

Нигина Сайфуллаева. Я не хотела, чтобы в фильме был красивый ожидаемый Крым. Девчонки приехали туда тусить, бухать, ничего не делать, было важно нарушить их ожидания. Ну и зрительские, конечно. Мы с оператором и художником очень внимательно проговаривали, продумывали и сначала снимали весь фильм на фотоаппарат, для того чтобы удостовериться в правильности решения. Не хотелось, чтобы это был такой эстетский фильм. Я не очень люблю чисто визуальное кино.

Даниил Дондурей. Мне интересно, что вы думаете о фильме про гастарбайтеров «Спроси меня».

Нигина Сайфуллаева. Для кино это экспериментальный формат. Я мало с ним знакома. Это такой вербатим по правилам «Театра.док», но в кино очень сложно убедить в реальности происходящего тем же способом, что и на сцене, где магия театральной условности очень велика. Этого недостаточно.

Даниил Дондурей. Скажите, а вот школа, в которой вы учились, дала вам знание современных киноязыков? Вы смотрели южнокорейское, румынское, китайское кино?

Нигина Сайфуллаева. Да, конечно. Но не уверена, что в тот момент я осознавала, что изучаю киноязыки.

Даниил Дондурей. Любимая фраза Александра Роднянского: «уметь проговаривать время». Вот вы с учителями, с товарищами проговариваете среди прочего эстетические языки времени? Есть одни способы выразительности, есть другие, есть разного рода «док». Я оттолкнулся от того, что вы упомянули вербатим. Есть много вариантов проговаривания времени. В вашей среде возникают рефлексии на эту тему?

Нигина Сайфуллаева. Готовясь к фильму, мы искали изобразительные референсы и даже, казалось, находили, думали про время, актуальный цвет и свет, не знаю. Эти языки – они так быстро устаревают. В итоге снимали интуитивно, ориентировались на свои глаза, на современные такие глаза, но не формулировали правила и законы как таковые, опирались лишь на один ориентир – золотая середина между «прекрасно» и «достоверно» с сохранением естественности наблюдения, что ли. Я к тому, что не было установки – типа мы снимаем в эстетике раннего французского реализма. В итоге получилось достаточно цельно, и это, мне кажется, важно в кино. Плохо, когда история и ее визуальное воплощение расходятся. Такое бывает, в этом случае фильм выпадает из заданного жанра.

Нина Зархи. Это отдельная актуальная тема – развод между идеей и картинкой. Вот к вашим героиням легко подключаешься – потому что это живые, узнаваемые девчонки, их реакции, поступки, переживания, жесты, лексика совершенно естественны. Получилось неглупое кино для всех, такой редкий у нас качественный мейнстрим. Без снобизма, но и без заигрывания с любым, самым невзыскательным зрителем. Фильм для детей 16+, их пап и мам.
Конечно, важно, чтобы замысел совпадал с формой. В связи с этим я хотела бы спросить: вы с самого начала были в связке со сценаристом?

Нигина Сайфуллаева. У меня была история, и я искала соавтора, с которым мы бы написали текст. Потом много раз его, конечно, переписывали, перепридумывали. Отвечая на вопрос: да, с самого начала.

Даниил Дондурей. Игорь Толстунов, ваш продюсер, читал все варианты, работал с вами?

Нигина Сайфуллаева. Да, он сразу подключился эмоционально. Читал каждый драфт, а их было очень много.

Нина Зархи. А вы можете рассказать о примерах работы с продюсером – нам интересно, мы пишем о профессиях и профессионалах. Было ли вмешательство продюсера, которое могло вас раздражать, но вы поняли, что так, как предлагает Игорь Толстунов, действительно лучше?

Нигина Сайфуллаева. Толстунов очень опытный продюсер. К нему есть изначальное доверие. Но он никогда ничего не запрещал или не говорил: нельзя так, а надо только так. Он всегда очень вовремя обращал внимание на слабые места или странно замотивированные поступки. Например, когда-то у нас была инцестуальная тема.

Нина Зархи. Квазиинцестуальная, потому что Саша – все-таки не дочка, а ее подруга.

Нигина Сайфуллаева. Квази, да. В промежуточных версиях мы к ней грубо пытались прийти, но что-то не складывалось, мы не могли закончить историю. Зайдя в тупик, Игорь Александрович просто спросил: а может ли ваш герой с таким характером, уже выписанным, созданным, вот так поступить? Стало ясно, что нет, конечно, не может. Девочка, да, она запуталась, не прожила всего комплекса отношений с папой. Ей необходимо это сейчас сделать, чтобы дальше как-то по жизни идти. А герой Лавроненко – нормальный мужик, без отклонений.

А еще был вопрос с матом.

Даниил Дондурей. Много было мата?

Нигина Сайфуллаева. Очень. Это от меня и Мульменко. Мы любим крепкое слово, и мне казалось, что так более естественно. Толстунов не ханжа, он не требовал убрать мат, потому что это плохо. Он нарисовал мне картину проката и вообще возможности показывать кино. Предложил просто попробовать купировать мат и оценить, что теряется. Честно – кроме нескольких филологических радостей, мы ничего не потеряли. И продюсер вновь оказался прав. В общем, все это взаимодействие, режиссер – продюсер, у меня прошло очень безболезненно. Скорее, с ощущением, что у меня есть старший товарищ. Насколько я знаю, это редкий случай, но мне повезло.

«Как меня зовут», режиссер Нигина Сайфуллаева

Даниил Дондурей. Как вам работалось с таким мэтром, как Лавроненко? Он был чуток, слушал вас? Или существовала дистанция, все-таки лауреат Каннского фестиваля?

Нигина Сайфуллаева. Я никогда не работала с такими большими актерами. И вообще поначалу искала, думала, что найду новое лицо, но не смогла. И опять-таки Толстунов сказал: давай смотреть мастеров. Это довольно неуютно в психологическом плане, потому что я же еще не приглашаю их на роль, только пробую. И оправдывает здесь меня только моя неопытность.

Даниил Дондурей. Один Гоша Куценко чего стоит, я знаю, вы его тоже пробовали.

Нигина Сайфуллаева. Он – да, он вообще прекрасный. Совсем иной, но прекрасный. Я очень люблю репетировать заранее, разбирать сцены, с девчонками мы три месяца чуть ли не каждый день все проходили по тысяче раз. А Лавроненко говорит: «Прекрасный сценарий, мне все понятно. Все, Нигина, будет хорошо». Я в ответ: «Я же за себя волнуюсь, не за вас». В итоге подробно мы разобрали только сложные сцены, особенно финал, где ничего не происходит, кроме движения эмоции, уточняли нюансы, разводили сцену, но общих репетиций с девочками так и не было. Но я нашла применение сложной для меня ситуации – сближение, узнавание и сокращение дистанции между Константином и девочками происходит у нас на глазах, прямо в кадре. И все это было так естественно и по-настоящему. Вообще Константин был чрезвычайно естественным, внимательным, было клево, как говорят, мои героини.

Даниил Дондурей. Мне кажется, что вы будете продолжать снимать зрительское кино. Я тем самым не хочу сказать, что оно не будет эстетически качественным, не будет иметь фестивальную судьбу.

Нигина Сайфуллаева. Спасибо вам большое. Хотя на деле, мне кажется, это просто мой личный уровень. Может быть, если бы я была более образованной, подготовленной, то снимала бы как-то по-другому. Я, видимо, проще, что ли, не знаю.

Даниил Дондурей. Попасть на фестиваль в Роттердам или все-таки собрать хорошие деньги в кинотеатрах – обычно это взаимоисключающие вещи. Фильм «Горько!» – это ведь уникальный случай. Абсолютный чемпион по прибыли, он понравился зрителям всех возрастов и социальных групп, и профессионалам, и критикам. Он как торт «Наполеон», а это очень трудно сделать!

Нина Зархи. Но это, вероятно, и ваш путь, Нигина. Современный умный мейнстрим, в основе которого – в меру острые истории из реальной, непридуманной жизни.