Мастер-класс Годфри Реджио в рамках 36-го Московского международного кинофестиваля, 26 июня 2014 года.

Годфри Реджио. То, что я буду говорить сегодня, – лишь моя субъективная точка зрения. Я не стремлюсь ничего вам навязывать, не хочу, чтобы вы думали, что я говорю нечто особенное, выдающееся. Но, возможно, мое мнение окажется для вас неким стимулом. Будьте осторожны с теми, кто называет себя наставниками. Надеюсь, каждый из вас в итоге станет сам себе наставником.

Я хочу поговорить о сумерках реальности. Пятьсот лет назад испанский корабль подплыл к берегам Флориды. Тогда произошла первая встреча испанцев с коренными жителями Америки, которых мы называем индейцами. Команда корабля была очень взволнована, поскольку это был первый контакт с людьми, которых они никогда прежде не видели. Испанские завоеватели – или исследователи – облачились в свои лучшие одежды, надели доспехи, хорошо подготовились к встрече, приготовили дары. Они сошли на берег и пошли в деревню, где жила примерно тысяча индейцев. Каково же было их удивление, когда они, торжественно и с гордым видом войдя в деревню, готовые приветствовать местных обитателей, увидели, что никто из индейцев их даже не заметил. Они стояли у всех на виду и при этом оставались невидимыми.

Подобное происходило не только в Америке, но и в Индонезии, Австралии и других странах, где завоеватели и путешественники из Европы встречались с коренными жителями. Они были там, но при этом оставались незамеченными. Не только слепые могут быть лишены способности видеть. Мне кажется, мы сегодня стали похожи на тех коренных жителей Америки. Мы не видим того, что перед нами, того, что уже стало для нас таким нормальным, привычным, само собой разумеющимся. Мы не слепы и все же потеряли способность видеть. Мы воспринимаем наш мир через язык, на котором говорим. Но, на мой взгляд, как это ни трагично, наш язык, тот язык, на котором говорит весь цивилизованный мир, больше не способен описывать и отражать реальность, в которой мы живем. По-моему, это настоящая трагедия.

В 1900 году в мире насчитывалось более тридцати тысяч языков и диалектов. Сегодня, в 2014-м, их уже меньше четырех тысяч. Я могу ошибаться в цифрах, но в целом масштабы сокращения именно таковы. Также скажу, что в 1900 году население планеты составляло 1,9 миллиарда людей, сегодня – почти 7 миллиардов. Мы видим обратную зависимость. Чем нас больше, тем меньше языков у нас остается. Происходит языковая гомогенизация. Приведу высказывания двух людей, гораздо более проницательных, чем я. Элиас Канетти, нобелевский лауреат, настоящий гений, сказал: «Внезапно, само того не заметив, все человечество покинуло реальность». А вот слова Эйнштейна: «Рыбы едва ли когда-нибудь осознают, что такое вода».

Сегодня моя речь будет похожа на звериный рык, но я хочу объяснить, откуда исходит это рычание. В анималистической мифологии говорится, что, когда у матери-львицы детеныши рождаются мертвыми, она рычит на них, пробуждая в них жизнь, заставляя их сердца биться. Запомните эту легенду и поймите, что красота – путь к истине, красота – это способ провокации, а не успокоительное. В греческом языке слово «красота» происходит от слова kalos. Платон, кажется, в диалоге «Тимей», отмечает, что этимология этого слова восходит к слову kalleo – «взывать, провоцировать». Думаю, это очень точное наблюдение. Я хочу сказать, что красота, искусство – не некий продукт потребления, не декоративный элемент; это нечто, что вас провоцирует, выводит из равновесия. И я надеюсь своим рычанием пробудить в вас дикое, первобытное начало.

У Гомера есть прекрасное и очень мощное высказывание: «Огонь – их величие, их порок». Прошу прощения у Гомера и позволю себе чуть переиначить его слова: «Технологии – наше величие, наш порок». Надеюсь, мои рассуждения о технологиях как-то спровоцируют вас. Глядя на историю нашей планеты, на жизнь человеческих существ на ней, я вижу три эпохи: эпоху природы, эпоху цивилизации, культуры и эпоху технологий. На мой взгляд, эти технологии – самый недопонимаемый сегодня феномен. Я хочу поговорить о новой terra firma, о той территории, на которой мы все живем и которая тем не менее скрыта от нас.

Человек – творение природы; и если природа радикально меняется, так же меняемся и мы. Мы – дети природы, она нас породила. Приведу ряд сопоставлений, чтобы яснее выразить свои мысли. Я расскажу о старой природе – о мире и Земле, и о новой природе – технологиях. Старая природа есть дыхание; новая природа – бездыханна. У старой природы есть горизонт, новая природа лишена его. Старая природа – anima mundi; новая природа – techno mundi. Старая природа реальна, новая – виртуальна; в старой природе есть времена года, в новой природе – программное обеспечение. В старой природе – слово, в новой – цифра. Старая природа непосредственна, новая – опосредована; старая природа – таинственность, новая – уверенность, точность и достоверность. Старая природа – это истории, новая – виртуальные хранилища информации. Старая природа – память, новая – данные; старая природа органична, новая – синтетична. Старая природа – солнце, новая – энергетические компании. Старая природа – естественная среда, новая – технологичная среда. Старая природа – люди, новая – киборги. Это мы с вами.

Приводя все эти сравнения, я пытаюсь сказать, что старая природа существует на планете, а новая природа – уже за ее пределами. Старая природа – Земля, новая природа – неизвестная голубая планета. Для меня эта голубая планета – новый, очень мощный образ, символ технофашизма. Я режиссер, я хочу знать, откуда берется то или иное изображение. Образ голубой планеты был запечатлен не человеком, он внеземной. И мы сами уже вне нашей планеты. Лозунг нового мира – «В единении – сила». И эти слова нам знакомы. Но лозунг старого мира, старой природы – «В разделении – сила». Старый мир строится на сообществах, благодаря им он функционирует. Эти сообщества гетерогенны, разнородны; сообщества же нового мира – гомогенны, однородны. Я не раз бывал в Москве, но сегодня я вижу совершенно другой город, не похожий сам на себя. Он – продукт глобализации, лосанджелизации мира.

Присмотримся повнимательнее к технологиям. Большинство считает, что они нейтральны; что их ценность определяется нами самими, той пользой, которую они нам приносят. Так считают в правительствах, в университетах, это общепринятая точка зрения. Я отвергаю ее. Мы не используем технологии, не контролируем их; мы дышим ими, они – наш воздух, новая жизненная среда, всасывающая в себя все вокруг, неподвластная нам и неконтролируемая. Я считаю, неверно говорить о воздействии технологий на окружающую среду, на действия правительств разных стран, на возникновение и ход войн, религию, экономику, культуру и прочие сферы. Дело не в этом. Сегодня все существует в сфере технологий, внутри них. технологии – всепоглощающий императив, двигатель, к которому мы намертво пристегнуты.

В свое время я был членом религиозного ордена. Существует феномен таинства, это высшая форма магии. Оно способно превращать одно вещество в другое. Я вижу: у некоторых из вас на пальцах обручальные кольца, символизирующие вашу преданность, любовь и верность супругу. Пары часто носят эти кольца. Но ведь это лишь символ, сам он ничего не создает. То, что мы раньше могли говорить о святых таинствах, сегодня применимо к технологиям. Мы организуем, упорядочиваем мир в соответствии с неким образом. Технологии преображают мир по своему образу и подобию. Они обещают нам многое, становятся для нас единственной, самой главной истиной. Ницше сказал, что искусство нам дано для того, чтобы не умереть от истины. Мы наделены чувственным восприятием, у нас есть зрение, обоняние, мы можем прикасаться, чувствовать вкус; мы сливаемся с окружающей нас средой, становимся с ней единым целым. И сейчас мы сами становимся технологиями, среди которых живем. Несомненно, мы то, что мы делаем. Мы – это наш привычный уклад жизни, который мы сами создаем.

Маркс сказал, что бытие определяет сознание. Я слегка перефразирую его слова и задам вопрос: разум, сознание определяет наше поведение или же поведение определяет состояние нашего сознания? И хотя многие считают, что главенствует в нас разум, я убежден, что именно поведение определяет наше сознание. Мы – пленники привычного уклада, заложники рутины, обыденности.

В начале 1990-х годов в городе Альбукерке, штат Нью-Мексико, к людям обращался далай-лама. Он произнес прекрасную речь перед несколькими тысячами слушателей. Одна женщина задала вопрос: «Какое дело в жизни самое главное? Чем мне следует заниматься?» «Самыми обычными делами», – ответил далай-лама. Как показывают пример компании Apple и, возможно, полученное вами образование, технологии сулят нам комфорт, счастье и богатство. Однако по сути своей технологии – это власть, контроль и конформизм. Цена, которую мы все платим, гонясь за технологическим счастьем, – разрушение планеты, смерть живых существ, населяющих ее и живущих с нами бок о бок. Мы идем на это, стремясь утолить нашу жажду большего. Мы ненасытны, сегодня наша главная молитва: «Дайте нам больше, еще больше». Я воспринимаю сферу технологий скорее не как научное достижение, а как религию, доктрину, систему взглядов. Загляните внутрь себя – и вы непременно обнаружите тому доказательства.

Мы все инфицированы различными «измами»; возможно, наша свобода заключается в способности сказать «нет» технологическому императиву. Кажется, от технологий никуда не скрыться, они – наша судьба, наш рок. Но еще древние греки показали нам, что любой рок можно преодолеть – путем сопротивления, бунта, отстранения. Слово «нет» может стать мощнейшим орудием. Я считаю, что наиболее важной для нас ценностью сегодня может стать способность отрицания.

Я кинематографист. До наступления цифровой эпохи я работал с пленкой, с негативами. Позитив получается уже из негатива. Надеюсь, однако, что мои слова не подействовали на вас слишком отрицательно, не лишили вас надежд. Я хотел бы провести четкую границу между надеждой и безнадежностью. Моя надежда – несозданное будущее. Безнадежной мне представляется жизнь в будущем, укорененном в настоящем. У тех из вас, кто хочет действительно творить собственную жизнь, есть возможность жить в еще не созданном, неведомом будущем. Увязание же в будущем-настоящем видится мне воплощением безнадежности.

Те, кто знаком с моими фильмами, знают, что диалоги и вообще слова в них отсутствуют. Но это не потому, что я не люблю слова и язык. Я уже говорил ранее: я считаю, что наш язык не описывает нынешнюю реальность, поэтому я создаю фильмы без слов. Наполеон как-то сказал фантастическую вещь: одно изображение стоит тысячи слов. Я отвергаю это заявление. Я хочу показать тысячу изображений, чтобы выразить мощь одного слова. Слова, которое, возможно, позволит заново описать мир, переименовать реальность.

— Почему все произошло так быстро? Почему эти пластиковые коробочки, гаджеты и проводки так стремительно захватили нашу реальность и даже получили контроль над нами? Все мы читали роман «1984», в котором описано подобное контролируемое, безжизненное будущее. Почему мы поддались на эту уловку?

Годфри Реджио. Рождаясь, мы, как правило, полагаем, что мы приходим в этот мир. Но я бы взглянул на это иначе. Когда мы рождаемся, мир рождается в нашем сознании. Мир постоянно ускоряется, бешеными темпами ускоряется. Дело не в вас и не во мне, а в технологиях. Вы помните красивую и страшную историю, рассказанную Мэри Шелли в романе «Франкенштейн». Это не голливудская сказка. Прекрасная девушка еще много лет назад осознала, что мы способны создать монстра, который заживет своей самостоятельной жизнью и обретет власть над нами. Мы, человеческие существа, очень хрупки. Наша красота именно в этой хрупкости и несовершенстве. Технологии не знают границ, они, несомненно, превосходят нас в скорости и эффективности. Мы делаем шаг, технологии за то же время – миллион шагов. Почему все происходит так быстро? Дело не в нас, а в технологиях, с которыми мы связаны и которые сегодня стали движущей силой всей планеты, мировым уравнителем, сплавляющим всех в одно племя, направляющим нас в русло единомыслия. Это и есть мировой технофашизм.

— Сможем ли мы жить без слов? И не превратится ли человечество в роботов, разучившись, потеряв возможность передавать друг другу мысли вербально?

Годфри Реджио. Хороший вопрос. Мое мнение: мы уже приближаемся к этой стадии, превращаемся в роботов. Поскольку, как я говорил, мы становимся единым целым с той средой, в которой живем. Эта среда пронизывает все вокруг, но она невидима, мы воспринимаем ее как нечто совершенно нормальное и естественное, привычное. И мы становимся киборгами. Не теми из научно-фантастических романов, а подлинными плодами изобретательной и изощренной науки. Это огромная трагедия.

— Знакомы ли вы с творчеством режиссера Владимира Кобрина? Если да, то считаете ли вы, что эксперименты Кобрина с изображением были предтечей цифровой эпохи? Если нет, то как вы оцениваете творчество авангардистов, новаторов кинематографа 70–80-х годов в разных странах? То, что для них было прорывом, открытием, чем-то абсолютно новым, сейчас коммерциализировалось и стало повседневностью, тиражируемой телевидением и другими СМИ.

Годфри Реджио. С творчеством этого режиссера я не знаком. Что касается второго вопроса, вы очень точно подметили суть того, что сейчас происходит. В свое время, когда мы работали над фильмом «Кояанискаци», я решил использовать покадровую съемку; я выбрал ее как манеру повествования, как язык выражения моих идей. Сегодня, включая телевизор, я вижу, что, возможно, те мои находки так или иначе используются теми, кто просто хочет заработать на них. Это отражает общую тенденцию нашего времени: если есть возможность что-то коммерциализировать, почему бы этого не сделать. Я наблюдал, как в 1960-е хиппи сами шили себе нелепые наряды, а десять лет спустя все крупные компании начали выпускать одежду «в стиле хиппи». Так что будьте осторожны с хорошими идеями и проектами.

— Мы живем в культуре гиперстимуляции. Мне кажется, что сегодня все усилено сверх меры. Цвета, изображения, которых не найдешь в природе. В пище – усилители вкуса. Пластические операции делают формы человеческого тела более яркими, резкими, крупными. Музыка звучит на таком уровне громкости, на котором мы не можем ее нормально воспринимать. Видите ли вы такую тенденцию и связанные с ней проблемы? Как люди искусства, художники, могли бы вернуть всем чувствительность?

Годфри Реджио. Ответ уже заключен в вашем вопросе. Чем спокойнее и тише человек, тем чувствительнее он становится, тем более тонко и остро начинает ощущать окружающий его мир. Мы живем в мире, который буквально душит нас развлечениями. Эта одержимость развлечением, стремление к «технологическому счастью» ведет нашу планету в тупик. Так что я полностью с вами согласен. Немного отвлекусь от вопроса и скажу, что русский язык мне кажется намного более ритмичным, поэтичным, выразительным и человечным, чем тот, на котором говорю я. Я завидую вам. Я большой почитатель творчества Иосифа Бродского, оно очень значимо для меня. К сожалению, я не владею русским языком. У меня есть аудиозапись, на которой он сначала читает свои стихи на английском, а потом на русском. Я понял смысл, прослушав стихи на английском, но гораздо более сильное впечатление они на меня произвели, когда он читал их по-русски, несмотря на то что я не понимал ни слова. Бродский практически пел стихотворения; это было незабываемо. Спасибо вам.

— Скажите, вам удалось найти слово, которым вы хотели бы переименовать реальность? Это слово со старой планеты или с голубой?

Годфри Реджио. Нет, этого слова я не знаю, не могу найти его. Как я говорил, я здесь, чтобы провоцировать вас, как та львица своих мертвых детенышей. Это их жизнь просится наружу, это их воля, а не львицы. Простите за эту метафору.

Я подумал еще вот о чем. Это довольно смелое предложение. Я бы посоветовал вам стать «полезными безработными», это может быть выходом: лучше создавать свой собственный мир, чем быть в услужении у кого-то, отдавать свою красоту и идеи какой-то машине или тому, кто стремится лишь получить прибыль. Право на «полезную безработность» может быть ключом к ответу на многие вопросы.

— Вы сказали, что задаете вопросы, а не даете ответы. И все же, если пофантазировать, представьте, как выглядела бы планета через сто лет, если бы вы решали, что на ней будет?

Годфри Реджио. Я отвечу фразой из философии дзен-буддизма. Я бы прыгнул – в надежде, что где-нибудь раскроется сеть, которая меня подхватит. Спасибо вам.

Перевод с английского Елены Паисовой