Поиски неизвестного. Южно-Сахалинск-2014
- №10, октябрь
- Евгений Майзель
Понятно, что любая международная программа, состоящая из новейших лент со всего света, неизбежно и безотносительно к их качеству представляет какие-то черты и тенденции современного кино. Гораздо реже происходит так, что конкурс – а на сахалинском фестивале его традиционно собирает арт-директор Алексей Медведев из громких или малоизвестных, но всегда любопытных российских и азиатских премьер – образует некий единый метасюжет, за развитием которого интересно следить от фильма к фильму.
В конкурсной программе «Края света» такой метасюжет в этом году, на мой взгляд, сложился и прочитывался довольно отчетливо. Я назвал бы его неопределенностью человека в самом широком смысле слова – неопределенностью, совсем не обязательно подразумевающую кризис, хотя нередко его сопровождающую.
Речь может идти о неопределенности социального статуса героев («Звезда», «Класс коррекции», «Хозяева»), о неопределенности их настоящего и будущего («Слепые свидания», «Еще один год», «Зимы не будет», «Монах» и снова «Хозяева»), о радикальной неопределенности самой человеческой природы («От прыща к нирване», «Корабль Тесея»). Как минимум в двух лентах антропологический кризис возникал и (раз)решался в диалоге с природной или квазиприродной стихией («Усмири воду», «Испытание»).
Приз зрительских симпатий был вручен картине Анны Меликян «Звезда» о трогательной и зеркальной, а-ля «Принц и нищий», дружбе двух героинь – вышедшей в отставку любовницы влиятельного замминистра (Северия Янушаускайте) и целеустремленной девушки, приехавшей покорять Москву (Тина Далакишвили). Плавающая идентичность личности основана здесь на публичном успехе/неуспехе, который осмыслен героями картины (и иронизирующими над ними авторами) как результат правильно приложенных усилий: путем косметологических операций, налаженных связей, «позитивного» настроя и т.д.
В этом самом общем взгляде на героя – его социализацию – с Анной Меликян солидарен Иван И. Твердовский, получивший приз за лучший дебют. В его «Классе коррекции» персонажам предстоит доказать свою состоятельность на сдаче школьных экзаменов, по результатам которых человеку с ограниченными физическими возможностями может выпасть или не выпасть шанс полноценно вписаться в общество.
В одной из наиболее принятых российских премьер этого года (правда, не сахалинским жюри) – картине «Еще один год» Оксаны Бычковой – будущее героев в полном соответствии с требованиями мелодрамы решается через их несовместимость, обусловленную разницей в культурном бэкграунде (вкусах, предпочтениях, манерах – словом, «хабитусе», по Пьеру Бурдьё).
«Звезда», режиссер Анна Меликян
И Анна Меликян, и Иван И. Твердовский, и даже гораздо более равнодушная к так называемым социальным проблемам Оксана Бычкова снимают о мире сколь угодно противоречивом, печальном и безумном, но не подвергаемом сомнению, «реалистичном» – таком, каков он есть, по мысли этих режиссеров. Принципиально иной – загадочной, непостижимой – предстает действительность в «Усмири воду» («Недвижная водная гладь», Futatsume no mado) Наоми Кавасэ (приз за лучшую женскую роль – Дзюн Ёсинага) – наиболее титулованного мастера и единственного режиссера из сахалинского конкурса, чьи фильмы из года в год бьются за «Золотую пальмовую ветвь».
Вероломна и невероятна действительность и в сюрреалистической фантасмагории «Хозяева» («Собственники») казахстанского режиссера Адильхана Ержанова. В заброшенном селе, куда приезжают после смерти матери два брата с младшей сестрой, разрушены или деформированы практически все социальные связи: здесь больше не действуют ни право, ни традиционный уклад, и даже об однозначном торжестве криминалитета говорить приходится с многочисленными оговорками, потому что строго «по понятиям» здесь тоже не живут. Наблюдаемое торжество абсурда можно было бы назвать русским словом «беспредел» (Ержанов датирует действие 90-ми годами), если бы наблюдаемые в картине метастазы имели характер исключительно чернушный и уголовно-издевательский. Но безысходность здесь тесно переплетена с отчаянием настоящего праздника, «пира во время чумы», с неподражаемой солнечной ритуальностью, отсылающей разом и к сюрреализму, и к абсурдизму, и к нарочитой театрализации в духе Феллини, Кустурицы, но точнее – Роя Андерссона. С последним Ержанова роднит понимание кадра как глубокой сцены и любовь к деталям.
«Хозяева», режиссер Адильхан Ержанов
Совсем в другую жизнь переносят «Слепые свидания» Левана Когуашвили (приз за лучшую режиссеру). Неопределенность человека разыграна здесь через определенность его судьбы. С какой стати ты решил, что, даже сыграв в лучшего парня на свете, в конце концов обретешь счастье? Такая же арифметика и в предыдущей картине Когуашвили, в «Прогульщиках» – о тбилисских наркоманах, – настоящем шедевре без всяких преувеличений. После «Прогульщиков» «Свидания» могут показаться чересчур милыми. Не соглашусь – или соглашусь, переформулировав так: это редкий в наши дни образец на материале современности обаятельнейшей лирической комедии, возрождающей дух 70-х с их неповторимым мечтательным убожеством.
«Слепые свидания», режиссер Леван Когуашвили
Крайне неопределенной до самого последнего момента остается судьба – и вообще онтологический статус – главной героини в самом, вероятно, «неконвенциональном» конкурсном экзерсисе «От прыща к нирване» (Phee poh sadue pood lae siw khong Nuk Nik) тайского режиссера Аморна Хариннитисука. Действие этой более чем двухчасовой ленты не выходит за пределы бангкокской квартиры, где то в одиночестве, то в компании с невидимыми и видимыми духами главная героиня картины девушка Нук-Ник, химически и алхимически перерождаясь на наших глазах, последовательно проходит все мыслимые и немыслимые кошмары. Жизнь Нук-Ник зашла в тупик, а ее отчаяние, неопределенность ее сущности (или трагическая определенность в виде физического несовершенства) довели бы ее до самоубийства, если бы не замеченный в последний момент прыщик на носу, отразившийся на лезвии ножа.
«От прыща к нирване», режиссер Аморн Хариннитисук
Более традиционное и, если угодно, реалистическое повествование предлагает спокойная драма «Монах» (The Monk) бирманского режиссера Тхе Мав Наинга, снятая при поддержке чешской студии «Баррандов». Как в «Звезде» и в «Классе коррекции», здесь актуален выбор жизненного пути героем – молодым Заваной. Построенный в духе классического романа воспитания, последовательно проводящий протагониста через отрицание своей участи в виде попытки бегства, «Монах» диалектически показывает наступление зрелости как момент сознательного и ответственного принятия своей судьбы.
«Монах», режиссер Тхе Мав Наинг
Но наиболее развернуто – открытым текстом, сознательной концепции неопределенности человека посвящен индийский триптих «Корабль Тесея» (Ship of Theseus) Ананда Ганди (Гран-при и приз за лучшую мужскую роль актеру Нираджу Каби). Как многие другие ленты конкурса, это практически безбюджетное произведение с амбициозно большим философским содержанием. «Кораблем Тесея» называется известный парадокс: останется ли корабль Тесея тем же самым кораблем, после того как будут заменены все его части? Если нет, то с замены какой части корабль Тесея перестает им быть? Впервые этим вопросом – о том, что такое сущность, – задались древнегреческие философы. В XX веке в эту область особенно углубились Умберто Матурана и Франсиско Варела в когнитивной биологии и Никлас Луман в социологии. Где кончается человек и начинается среда? Можно ли говорить о человеческой автономии – биологической, моральной, – и если да, то в каком смысле? Ананд Ганди снял три новеллы, каждая из которых по-своему размышляет над этими проблемами.
Первая новелла посвящена слепой девушке-фотографу, которая теряет свой дар, после того как после пересадки глаз возвращает себе зрение. Ранее она годами – и якобы успешно – работала, опираясь на слух, обоняние, осязание, а ныне взгляд в объектив, видение реальности блокирует возможность сосредоточиться на чем-то одном, распыляет момент выбора. Герой второй новеллы – самой продолжительной – философ-аскет, ведущий затяжную тяжбу с фармацевтическими компаниями, замеченными в жестоком обращении с животными. Тем не менее однажды и ему приходится, наступив на горло собственной морали, обратиться к их услугам. Третья новелла представляет собой несколько детективную историю трансплантации одной почки. Она же объединяет все три новеллы в единое целое.
К сожалению, художественный уровень «Корабля…» впечатляет гораздо меньше, чем обозначенная тема. Ганди очевидно уступает в художественном мастерстве Левану Когуашвили, в ощущении таинственного – Наоми Кавасэ, в чувстве реальности – Адильхану Ержанову, в мокьюментарности – Ивану И. Твердовскому, в мудрости – Тхе Мав Наингу, в радикализме – Аморну Хариннитисуку, в способности рассказывать историю – Анне Меликян. Его «Корабль Тесея» чересчур рассудочен, иллюстративен и в то же время необязателен. Однако именно эта картина наиболее всесторонне выразила общее тревожное, единое для сахалинского фестиваля этого года подозрение в том, что человек, спасением которого все сообща занимаются, представляет собой в сущности нечто неизвестное.
«Корабль Тесея», режиссер Ананд Ганди
Рискну предположить, что именно этот скандальный вопрос, так откровенно поставленный «Кораблем…», и привел к тому, что большое жюри фестиваля решило наградить картину главным призом «Края света»–2014.