Документальный фильм польки Ханны Полак «Человек живет для лучшего» снят на огромной мусорной свалке совсем рядом с Москвой, где собралось братство парий общества (некоторые в прошлом были врачами, учителями и даже, кажется, летчиками). Такая аннотация способна вызвать впечатление, что перед нами в лучшем случае еще один образчик чернухи, в худшем – что иностранцы злостно используют свалку отбросов, самую большую в Европе, как образ деградирующей современной России.

Но все не так просто. В свое время я убедился в этом, когда ко мне домой заглянул корреспондент газеты «Либерасьон», чтобы подготовить в преддверии Каннского фестиваля репортаж о жизни российского кинокритика. С корреспондентом пришла женщина-фотограф и предложила снять меня не в квартире (которая, видимо, показалась ей слишком мещанской в качестве среды обитания интеллектуала), а рядом, на улице. Она провела меня по всем помойкам в окрестностях Курского вокзала и каждый раз уговаривала: «Вот здесь давайте снимемся, здесь такой красивый свет…» Так вот. Фильм «Человек живет для лучшего» замечательно снят, и я не был удивлен, узнав, что Ханна Полак училась во ВГИКе на операторском факультете у самого Вадима Юсова. Натурные, преимущественно зимние съемки наполнены удивительной поэзией, свет очень красиво играет на лентах фольги и обрывках картона с надписью «Есть идея – есть ИКЕА!», так что довольно скоро зрительский глаз преодолевает брезгливость и начинает прозревать в мусорном хаосе свалки своеобразную орнаментальную эстетику.

Но главное – Ханна Полак с огромной любовью, хотя и без прикрас, снимает человеческие лица. Лица тех самых людей, которые, по ее признанию на закрытии «Артдокфеста» (где фильм получил главный приз), дали ей гораздо больше, чем могла им дать она. И это сближает ее работу с гуманистическим творчеством раннего Горького (в финальных титрах не зря цитируется «На дне») и художников-передвижников. Четырнадцать лет режиссер отслеживала жизнь своих героев, а вместе с ними – жизнь страны, ставшей для нее второй родиной. Рубеж веков и избрание Путина, захват Дубровки, другие судьбоносные события краем вторгаются в сюжет картины, иногда их отголоски доносятся из радио- и телетрансляторов, которые сконструированы умельцами, обитающими на свалке. Но у нее, у свалки, своя история, как и у каждого из живущих на ней.

В фокусе авторского внимания – сероглазая Юля, смышленая и какая-то отдельная, выбивающаяся из коллектива девочка, в начале фильма ей десять лет, в конце – двадцать четыре. Она попала на свалку вместе с еще молодой, но спившейся матерью, которая сбежала от мужа, бившего ее смертным боем. Они с дочкой пережили голод и холод, питались картофельными очистками и в конце концов оказались на свалке: выяснилось, что здесь можно жить лучше, чем в деревне, где «хрен куска хлеба дадут». Оттуда же, из русской глубинки, страшные россказни про мамашу, которая засунула в петлю сына за то, что разбил бутылку водки. А тут что ни день заезжают могучие машины с отходами, то из «Макдоналдса», то из супермаркетов, и каждый такой заезд очередного монстра – словно вестник надежды.

Далее начинается сортировка поступившего товара, и тут нельзя не снять шапку перед высоким профессионализмом героев. Они знают и умеют всё. Из свалочных анналов извлекают вполне приличную ¬обувь, организуют себе на ужин жирную скумбрию с соусом «табас¬ко» – в общем, гуляй, рванина! Воду зимой добывают из снега, а что касается водки, ее доставка налажена по проверенным спецканалам – перебоев не бывает. Войлоком и рубероидом обкладывают свои временные жилища. Если не считать курящих малолетних пацанов, на свалке почти образцовый быт: подростки, деликатно матерясь, гоняют мяч, парень с аккуратностью хорошего парикмахера бреет другу голову. На высоте и патриотическое воспитание: пятилетний мальчишка, вытаскивая из мусора звездно-полосатый флажок, гордо произносит: «Флаг российский!» А в одной из песен, окаймляющих действие, поют про Русь, что «сплотила узбеков, латышей», и этот миф, ныне развеянный, тоже сходит здесь за чистую монету.

Нет, свалка не рай на земле, и аборигены, зовя Путина приехать сюда и посмотреть на их житье-бытье, это прекрасно понимают. Рефрен их высказываний: «Тут хорошего мало, не представляю, чтобы провести здесь всю жизнь». Но у большинства практически нет выхода, как нет документов и прочих свидетельств «объективного существования». Это люди-призраки, они продолжают жить после смерти. Особенно неприкаянными выглядят мужики – и молодые, и постарше. Один из них пишет письмо сестре, лишившей его квартиры: он просит не материальной и не физической, а исключительно моральной поддержки (быть может, самый пронзительный эпизод картины).

«Человек живет для лучшего»

Понятно, что многие из этих «выпавших из гнезда» фатально обречены. Юля – не такая. Насмотревшись на ужас и убожество, она ¬сумела взлелеять свою мечту. И вот произошло чудо: мечта воплотилась в жизнь, героиня стала обладательницей собственной квартиры. Как это случилось, в общем, понятно, но детали носят скорее технический характер: по большому счету ясно, что это Рок, Судьба. Фильм с оптимистическим названием кончается, почти как голливудский: располневшая Юля в собственной квартире со всеми полагающимися мещанскими атрибутами (приедет французский корреспондент – потянет на свалку), и мать при ней, и дружок-мужичок, и она опять беременна. Жаль только девочки-крохи со щечками, как у бурундучка, которую Юля родила на свалке в шестнадцать лет и оставила в роддоме. Но фарш, как известно, невозможно провернуть назад, да и какое счастье без неизбежных жертв?

«Человек живет для лучшего»
Something Better To Come
Режиссер, оператор Ханна Полак
Danish Documentary Production
Дания
2014