Действие фильма «Клуб», ставшего важнейшим событием Берлинале и награжденного Гран-при жюри, ­разыгрывается в сизой дымке, в межсезонье, на морском побережье. На окраине чилийского городка стоит мрачноватый дом, который населяют четверо немолодых священников и одна монашка. Такой расклад в монас­тыре – если это монастырь – несколько странен, но это самая маленькая странность в картине Пабло Ларрайна. Священники не молятся, не истязают свою плоть, они хоть и не роскошествуют, но все же ухитряются совсем неплохо жить, попивать красное винцо и зарабатывать на собачьих бегах. 

Именно так: их питомец, быстроногий грейхаунд (то есть борзая – единственная порода, удостоенная упоминания в Библии), выигрывает в местных соревнованиях, и его хозяева даже мечтают о нацио­нальных конкурсах. Странно опять же то, что все четверо мужчин наблюдают за бегами в бинокль с холма, стоя на приличном отдалении: похоже, им ­за­­п­рещено общаться с местными жителями, а роль медиу­ма и одновременно надзирательницы, курирующей мужскую братию, выполняет женщина.

Вскоре в дом приходит еще один священник, отец Ласкано. С его появлением начинаются проблемы: настроение всей компании портит бородатый бродяга, окопавшийся вблизи странного дома и громовым голосом кричащий на всю округу, что отец Ласкано в детстве растлил его. Бродягу зовут Сандокан (Роберто Фариас). Он подробно, дотошно, с самыми непристойными подробностями описывает, как это происходило, – и обвиняемый не выдерживает: берет пистолет и вышибает себе мозги. С целью проинспектировать этот скандальный инцидент приезжает отец Гарсиа (Марсело Алонсо) – посланец руководства церкви. По мере его общения с обитателями мы узнаем, что дом представляет собой место ссылки разжалованных священнослужителей – главным образом педофилов, – да и сестра Моника далеко не безгрешна. В общем, перед нами настоящий элитный «клуб» церковных греховодников – «несвятых святых», которых Ватикан отправил подальше от своих глаз и держит под дистанционным надзором.

Предшествующая «Клубу» и принесшая Ларрайну славу трилогия – «Тони Манеро», «Посмертно» («Вскрытие», Post Mortem), «Нет» – непосредственно связана с травмой, которой стал для Чили военный путч 1973 года, погрузивший страну во мрак репрессий и конформизма. Ларрайн родился в 1976-м в аристократической семье правых политиков: и отец, и мать занимали ключевые посты в вертикали кровавого режима. Став режиссером, он разоблачает эту эпоху не политически даже, а – что больнее – эстетически, беря за основу большой стиль европейских классиков и словно опуская его в кислоту.

Фильм «Тони Манеро» назван по имени героя Джона Траволты в «Лихорадке субботнего вечера»: пиночетовское телевидение устроило конкурс на лучшего имитатора бесподобного танцора диско. У героя этой ложносинефильской драмы нет иной цели в жизни, кроме как слиться со своим кумиром. Идолопоклонство убивает мораль, сочувствие и просто интерес к окружающим. Его партнеры по танцам связаны с тайным сопротивлением, за ними следит полиция, а он убивает прозаично, безнаказанно и бессмысленно – совершенный продукт тоталитарного строя.

«Клуб»

Тему воинствующего конформизма Ларрайн продолжает в фильме «Посмертно». Тот же актер Альфредо Кастро, который играл имитатора Тони Манеро, перевоплощается в писаря морга: он отвечает за регистрацию поступающих трупов, фиксирует результаты аутопсий. Однажды – это был день пиночетовского переворота – сюда завозят горы мертвых тел и отдельно, с особыми почестями, описывают труп «важного человека» – Сальвадора Альенде. В конце концов спятивший некрофил замуровывает заживо танцовщицу, которой симпатизирует. Перед нами чилийская «Гибель богов», снятая в стиле некросимволизма, с кислотным идиосинкразическим изображением.

Именно от фильма «Посмертно» тянется ниточка к «Клубу»: ведь педофилия и некрофилия ходят где-то рядом. Но в промежутке режиссер снял кино другого типа – завершающий трилогию фильм «Нет». На дворе 1988 год, в воздухе уже пахнет весной, и этот запах впервые пробирается в трупную атмосферу фильмов Ларрайна. Здесь другой герой и другой исполнитель: вместо мрачного, неухоженного, патологичного Альфредо Кастро – всеобщий любимец и международный секс-символ Гаэль Гарсиа Берналь, уже тронутый голливудским лоском. Это он играет рекламщика, выросшего за границей в семье политэмигранта и выбравшего самую аполитичную профессию. Но именно он вступает в войну с пиночетовским режимом, причем это не война смыслов, а война эстетик.

«Нет» был номинирован на «Оскар» и попал в мейнстрим: кино получилось, в координатах Ларрайна, чуть простоватым. В «Клубе» он возвращается к более утонченной и артистичной форме, виртуозно сочетая мрачную атмосферу с сарказмом и сардоническим юмором. Хотя конструкция фильма выглядит крайне условной и абстрактной, на самом деле она тесно связана с главной темой режиссера, поскольку в утверждении режима Пиночета немалую роль сыграла католическая церковь. Список грехов героев вовсе не сводится к педофилии: одни покрывали пытки, другие были завязаны в политической коррупции, третьи – в торговле детьми. Один из самых отвратительных персонажей в картине – сестра Моника: актриса Антония Сехерс делает из нее живое воплощение лицемерия и едва скрываемой садистской жестокости, которая, конечно, в один прекрасный момент вырвется наружу. В фильме нашлось место и для сроднившегося с режиссером Альфредо Кастро: хотя сыгранный им отец Видаль формально не главный герой, но зато самый органичный в своей закоренелости и двоемыслии. Он полон спеси и отвращения ко всему вокруг, включая себя самого, и как раз в результате этого комплекса неспособен осознать собственную греховность.

«Клуб»

Можно сказать, что отец Видаль и сестра Моника, хотя и конф­ликтуют между собой, олицетворяют старую католическую церковь, обремененную историческими грехами и ни в какую не желающую меняться. Инспектирующий богоугодное заведение отец Гарсиа представляет другое – реформаторское – крыло церковных институций и даже ассоциируется с нынешним папой римским Франциском – как известно, латиноамериканского происхождения. С одной стороны, инспектор тщится ввести более строгие порядки в исправительном доме, который слишком мало напоминает тюрьму и порой больше смахивает на провинциальный санаторий. С другой – отец Гарсиа пытается пробиться к сердцам нашкодивших священников, лицом к лицу встречается с каждым из них, взывает к совести и покаянию. Однако результат его усилий почти нулевой: описав эллиптическую траекторию, сюжет возвращается к исходной точке.

Уже хотя бы этим «Клуб» напоминает абсурдистские притчи Бунюэля и лучшую из них – «Скромное обаяние буржуазии». Разумеется, острие критики направлено на властную верхушку церкви, которая покрывает грехи служителей культа и фактически плюет на страдания их жертв. В то же время Ларрайн показывает, что реально дело обстоит еще сложнее. Греховодники оказываются в одном и том же порочном круге со своими жертвами, будучи развращены и коррумпированы, так что история с бородатым бродягой начинает отдаленно перекликаться с двумя другими бунюэлевскими шедеврами – «Виридианой» и «Тристаной».

«Клуб»

Понятие «сакральная жертва», недавно введенное у нас в политический обиход, присутствует и в чилийском контексте, который разворачивает Ларрайн. Бородач Сандокан по сути олицетворяет нечистую совесть «святых отцов»; пытаясь расправиться с ним, они хотят избавиться от терзающих воспоминаний. Но Сандокан, до полусмерти избитый, оказывается живучим и неожиданно из врага спокойствия превращается в живую икону – нового святого. Священники холят и лелеют его, обмывают раны, а сам Сандокан охотно адаптируется к нынешнему положению вещей и составляет список нужных ему дорогостоящих лекарств, врачующих не душу, а бренное тело. Получается, что исполняется его мечта: ведь с детства он привык быть «при церкви», в том числе и в сексуальном плане, он даже не представляет себе другого партнера, чем тот, который в сутане. Таким образом, после сотрясения восстанавливается в своей незыблемости конструкция церкви: растлители и жертвы оказываются в одной связке, и в этом несомненно заключена глубокая ирония. Вот он – тот язык, на котором свободный художник должен разговаривать с клерикалами, не боясь оскорбить чувства верующих, как это происходит в России, стоящей в шаге от церковной цензуры.

Бунюэлевские влияния в «Клубе» распространяются не напрямую, а через латиноамериканских последователей великого испанца – назовем прежде всего мексиканца Артуро Рипстейна. Но если у последнего фирменная цветовая гамма допускает доминирование золотистых и рыжеватых тонов, Ларрайн в своей новой работе предпочитает переливы размытого, выцветшего синего и мрачно-серого. И это не только формальная или техническая характеристика. Эпиграфом к фильму звучат ветхозаветные слова: «И сказал Бог: да будет свет. И стал свет. И увидел Бог свет, что он хорош, и отделил Бог свет от тьмы». В фильме Ларрайна, снятом против света, словно с намерением погрузить все основные объекты в тень, описан процесс, обратный сотворению мира, – когда божественное начало покидает его, будучи грубо попрано практикой извращенных манипуляций.

«Клуб»
El club
Авторы сценария Гильермо Кальдерон, Даниэль Вильялобос, Пабло Ларрайн
Режиссер Пабло Ларрайн
Оператор Серхио Армстронг
Художник Эстефания Ларрайн
В ролях: Роберто Фариас, Альфредо Кастро, Антония Сехерс, Хайме Вадель, Алехандро Гойк, Алехандро Сьевекинг, Марсело Алонсо, Хосе Соса
Fabula
Чили
2015