Во втором материале Зары Абдуллаевой с Артдокфеста – «Металлический хлеб» Чингиза Нарынова.

Немолодая грузная тетенька идет по поселку. Долго. Идет проселочной дорогой. Долго. По горной дороге. В тумане. Долго. Унылый – и одновременно изощренный на экране пейзаж. Тетенька роется в земле, чем-то припорошенной. Сразу не догадаешься. Но томления от мнимого однообразия не испытываешь. Тетенька ковыряет какую-то россыпь. Тут вспоминаешь: в начале фильма был, кажется, титр про электроламповый завод рядом с урановым месторождением, которое закрыли. Значит, это не горный снег. Это стеклянный «снег». Образ уже природной породы. Камера приближается, и тускло засверкала белая стружка с металлическими ошметками патронов.

Тетенька по дороге – то там, то вот там – рыщет металл и складирует в мешок. Долго. Вспоминаешь: так «монотонно» двигали застывший на рельсах вагон в «Хлебном дне» Сергея Дворцевого. Долго. Упорно. Безропотно. Как обычное дело. Но в камерном «Металлическом хлебе» повседневные ритуалы неимущей пенсионерки приобретает эпический замах. Как круговорот природных циклов вроде восхода и захода солнца. Как время жатвы, время сбора урожая, посеянного безымянными злодеями.  

Становится пасмурно. Коровки щиплют застекленные колючки вместо травки. Тетенька садится отдохнуть.

– Вечером с Венькой разговаривали, а утром он умер.

– Отчего умер? (голос режиссера-оператора).

– У нас зараженная местность. Рудники давно закрыли. Адаптировались мы к урану, как тараканы, – говорит тетенька беззлобно, по-свойски.

В сравнении с тараканами нет давно ни страха, ни испуга. Русских в этой киргизской местности почти не осталось. Пока тетенька соседей хоронит, соседка (с ее слов) печалится, не видя никого, кто же их похоронит. Но тетенька (в титрах Таня) успокаивает товарку: не оставят на земле. Вонять будут. Что-то придумается. Дело привычное. Не замерзнут их трупы на зараженной территории, как в последнем фильме Балабанова «Я тоже хочу».

Тишина. Птички изредка попискивают. Сказать, что чирикуют они над выжженной землей, было бы неточно. И птички пообвыкли. Таня добывает себе на пропитание, собирая кусочки металла, будто горные цветочки. Так это снято. Просто. Изысканно. Как сухой и трепещущей иглой. На этой «гравюре» бежевые, черные коровы бредут, застывают в недоумении, раздумывая, куда им завернуть. Пятнышко красного пиджака Тани задевает вдали взгляд зрителя. С мешком за плечами она топает назад. Долго. Скрылась из глаз и – открылась взгляду. Вновь копается в земле, тьфу, в стекле.

«Металлический хлеб», режиссер Чингиз Нарынов, трейлер

«Металлический хлеб» Чингиза Нарынова строится или струится как сериальная визуальная композиция. Без претензий. Строго. Ритмично. Пластично. Это затверженный обряд.

Таня камнем расшибает – сплющивает металлические патроны. Перебирает находку. Смешивает в тазу. Первобытный труд не жмет ее, не неволит. Тазик и камень остаются на рабочем месте в горах. Корова все стоит неподалеку, замерев в нерешительности: оставаться ей тут или развернуться в монохромном пейзаже. Безлюдном. Беззвучном.

Таня отдает трудовые отходы в металлолом. В магазине покупает хлеб. Движется к дому. Долго. Наконец она в квартире. Ест хлеб с маслом во фронтальной мизансцене перед камерой. Смотрит в глаза зрителей. Равнодушно. Спокойно. Тут бы и оборвать.

Но режиссер добавляет планы пейзажа, городка и автобуса с остановкой у электролампового завода, чтобы закончить фильм (совместное производство Киргизии, Франции и Швейцарии) подоходчивее. Вспомнив о заданном ритме жизни/ выживания, снимет и «следующий день» сбора металлолома. В том же гравюрном пейзаже мелькнет еще одна тетенька, наверняка соседка Тани. Больше там русских почти нет.

Репетитивность энергичного движения. Вперед – назад. Вверх – вниз. Факты без комментариев: «японцы проверяли, счетчик зашкаливал больше, чем Чернобыле». Философия: «человек рожден, чтобы прожить, сколько Бог дал, и – умереть». Ноль ламентаций. Вдох/выдох. Чистое действие. Отличное кино.