8 декабря в Москве и в Петербурге открывается, вероятно, самый остроактуальный российский фестиваль документального кино – Артдокфест. О фильме открытия – «Событии» Сергея Лозницы – мы уже писали по следам его мировой премьеры, а в 10 номере ИК читатель найдет развернутый текст Евгения Гусятинского об этой картине. О трех артдокфестовских премьерах, прошедших в Риге, – «Грозный блюз» Николы Белуччи, «Аэропорт Донецк» Андрея Ерастова и Шахиды Тулагановой, «Принцип домино» Эльвиры Нивиеры и Петра Росоловски – ранее рассказывала Зара Абдуллаева. Тем не менее, в программе форума остается немало интереснейших картин, привлекших внимание нашего обозревателя. В первой рецензии – «Саламанка» Александры Кулак и Руслана Федотова.

Больше всего слухов перед началом Артдокфеста-2015 роилось вокруг фильма Александры Кулак и Руслана Федотова «Саламанка». Слышала, что увидеть предстоит «Белую ленту-2». Не то чтобы, конечно, подражание Ханеке, но близкая родственность оптического прицела молодых режиссеров австрийскому классику. Некоторые конструктивные переклички. Содержательный настрой, связанный с протестантским сообществом меннонитов в Мексике.

От Ханеке в «Саламанке» имеется черно-белое изображение. Но, в отличие от Ханеке, снимавшего под документ, который в «Белой ленте» лишен ауры подлинности, вроде бы документу присущей, и который полон тайн, лишенных разгадки, «Саламанка» – образец изумительно снятого документа. Этот документ очень, порой слишком выверен по светотени, кастингу и выразительным – на загляденье – ракурсам, мизансценам.

От Ханеке тут, возможно, заимствован закадровый голос рассказчика, участника событий и отца многолюдного семейства, молчаливого в своих действенных заботах в кадре. Рассказчик вспоминает – покуда зрители любуются повседневными ритуалами обитателей мексиканской деревни – свое детство, юность, травмы и неразрешенные вопросы.

Сходство бесстрастной стилистики знаменитого фильма и «Саламанки» можно усмотреть и в том, что оба рассказчика повествуют о мучительных событиях, произошедших в прошлом. Однако в «Белой ленте» деревенский обыватель способен только вспоминать, но не свидетельствовать о таинственных серийных убийствах (в протестантской деревне), предшествующих Первой мировой и далее везде в прошедшем веке, а не только в «истории детей Германии» (подзаголовок «Белой ленты»). Рассказчик же в «Саламанке» исповедуется в том, что нигде, кроме как в кино, он рассказать не сможет.

«Саламанка», трейлер

«Саламанка» – история детей мексиканской коммуны. Личная история рассказчика, которая становится одновременно историей его рода. Это история сменяющих друг друга поколений, и в ней ничего на протяжении веков не меняется, а любая попытка поворота событий обречена на неудачу.

Меннониты, как известно, пацифисты. Но «Саламанка», тревожно киногеничная, насыщена рассеянным, замолченным или усмиренным – в поколениях одной семьи – бунтом. Бунт деда рассказчика, о котором в доме никогда не упоминали и который покончил самоубийством, усомнившись в своей вере, растравляет потусторонний тембр закадрового голоса. Рассказчик размышляет о том, как быть с «еретическими» вопросами, если таковые возникнут, его детей, на которые он не знает ответа. С вопросами, не утихшими в его памяти.

Пока деревенские дети играют в те же игры, что и он, когда был школьником. Пока они ужинают, освещенные керосиновой лампой, и портреты каждого члена семьи могли бы украсить первоклассные фотоальбомы. Пока моют волосы, поливая голову водой из чайника, не догадываясь, что есть другой, более удобный для этого способ. Пока читают в школе единственную книгу – Библию и по-прежнему, как на протяжении десятилетий, не слишком в нее углубляются, чтобы никто «не узнал слишком многого». И пока, уже совсем взрослый, рассказчик все продолжает думать о «детских» вопросах, смутивших его некогда. Поразивших после отчаянного вопрошания.

Рассказчик вспоминает, «а в это время» зрители наблюдают мальчиков, девочек или стариков, безмолвно «экранизирующих» его давнее неведение или его же скрытые сомнения, когда он перестал ходить в школу после поездки в город. Эта судьбоносная поездка с отцом, продававшим в городе мебель собственного изготовления, испугала мальчика своей непохожестью на все, что он до сих пор видел, слышал, понимал. Там люди иначе двигались и, полагал он, иначе себя чувствовали, по-другому думали. Переворот в сознании остался шрамом, незатянутой раной, не поколебавшей его затаенное сомнение, а главное – движение «за родом род».

Мирным кадрам фильма аккомпанирует рассказ о кошмаре, которым сопровождался бунт нынешнего отца семейства, когда он бросил школу, когда отец запер его в комнате с катехизисом, когда соседи-колонисты отвернулись от семьи, когда мебель отца перестали покупать, когда маленький брат прокрался к отступнику с ужасным предчувствием, что семья попадет в ад.

«Саламанка»

Рождение – смерть: живописная похоронная процессия удостоверяет здесь мерность жизненных циклов. День – ночь. Лошади, пролетки (автомобилей в этой деревне не видать). Осколок зеркала, в которое перед ужином в изысканном операторском освещении смотрится, чистит перышки (приглаживает волосы) рассказчик. Мальчики, девочки с отрешенными, любопытными, погруженными в мечтания лицами. Одинаковые сомбреро на гвоздиках в школе и на мальчиках, играющих под низким облачным небом. Хореографическая миниатюра: ноги школьников под партой (pars pro toto) – визуальная прелесть, которую авторы «Саламанки» позволяют себе непринужденно, не настырно добиваясь умиления публики своим очевидным умением. Способностью видеть, чувствовать и выстраивать кадр.

Александра Кулак, Руслан Потапов – имена обещающие. А вдохновила ли молодых авторов «Белая лента», например, или, может быть, еще сильнее, но невидимей «Тихий свет» Рейгадаса – не самый главный вопрос.