2 июня в Чите завершился IV Забайкальский международный кинофестиваль. О его региональном значении, итогах и победителях конкурса – «Диалогах» Ирины Волковой и «Зеркалах» Марины Мигуновой – Евгений Майзель.

1.

Не секрет, что в России сегодня практически каждый регион – вне зависимости от географии и благосостояния – обзавелся по меньшей мере одним международным кинофестивалем. Устроение и регулярное проведение таких форумов – не последний ресурс социального, экономического и культурного развития, способ привлечения инвестиций и, шире, внимания к краю.

Немаловажно и то, что для местного населения (в особенности если речь о глубокой провинции или об удаленных и труднодоступных уголках страны) ежегодный фестиваль – на фоне слаборазвитой культурной жизни в остальное время года – практически единственная возможность увидеть на большом экране авторское кино, встретиться и пообщаться с его создателями, возможно, «открыть для себя» какие-то новые пласты современной культуры, о существовании которых средний россиянин ранее попросту не догадывался, поскольку реальный культурный процесс основными российскими СМИ традиционно не освещаем. По мнению программного директора фестиваля Марии Безенковой, Забайкалье обладает «значительным культурным потенциалом, позволяющим выстраивать диалог напрямую со зрителем». К тому же, как считает Безенкова, «практика последних двух лет фестиваля показала, насколько актуальным оказывается практически любой фестивальный киносеанс для местной публики, насколько легко они идут на контакт с творческими группами и с самим кинопроизведением, будь это документальный фильм о проблемах экологии, или полноценная корейская экшн-сага. [Поэтому] в последние два фестивальных года основная ставка в программе делается именно на привлечение зрителя».

Действительно, судя по интересу читинского зрителя к конкурсной программе, с этой задачей – общения и просвещения – IV Забайкальский фестиваль справляется успешно: читинцы знают о фестивале, привыкли к нему и охотно ходят на показы, опровергая расхожее, еще с пушкинских времен, представление о «лени и нелюбопытстве» нашей публики. Высокий зрительский интерес к фестивалю тем более впечатляет, что конкурс в этом году не отличался ни громкими премьерами, ни участием каких-нибудь модных или скандальных имен, способных заинтриговать аудиторию, к кино как таковому равнодушную. Среди девяти картин семь были производства прошлого и две – позапрошлого года («Маскарад» корейца Чху Чханмина и «Только представь» поляка Анджея Якимовского), и несмотря на то, что одна часть из них уже успела покататься по российским фестивалям, а другая – даже побывать в прокате, в Читу все они прибыли впервые, и увидеть их раньше в Забайкальском крае было невозможно, разве что посредством интернета и торрентов.

На вопрос, какими критериями она руководствовалась, собирая конкурс (а также параллельную конкурсную секцию «Новый взгляд»), Безенкова отвечает: «Я считаю, что в России с ее уровнем кинопроизводства, достаточное количество фестивалей, которые открывают новые таланты. Но как специалист в современном кино, я могу сказать, что не всегда фестивальные премьерные фильмы (из Берлина, Канн, Кинотавра и ММКФ) интересны широкой публике. В конкурсах Забайкальского кинофестиваля я пытаюсь найти баланс между зрительским кинематографом и новыми фестивальными трендами. Каждый год в рамках подготовки программы я формирую общую концепцию конкурса. В прошлом году это была тема морально-нравственного воспитания и самовоспитания, в этом году – это тема творчества как элемента развития или, наоборот, саморазрушения. Именно под концепцию и подбираются фильмы. Не думаю, что нам необходимо гнаться за российскими премьерами, их становится все меньше и меньше. Вполне достаточно тех 3-4 премьер европейских и азиатских картин, которые происходят в рамках нашего фестиваля».

2.

Лучшим фильмом конкурса жюри признало «Диалоги» Ирины Волковой. Мировая и российская премьера этой 90-минутной камерной картины состоялась еще на прошлогоднем «Кинотавре», где «Диалоги» остались без призов. Фильм состоит из пяти самостоятельных, озаглавленных историй – отца и сына, хозяев дома (молодой пары) и их гостя, двух друзей, сидящих на кухне, двух бывших и двух нынешних любовников. Связующий, единый для всех этих историй каркас aka рамочная конструкция в картине не предусмотрена, логическая или тематическая связь между диалогами неочевидна, а единственное, что можно сказать наверняка: перед нами фильм о взаимопонимании и его хронической нехватке.

«Диалоги», трейлер

Все пять разговоров, в которых участвуют каждый раз новые актеры, играющие новых персонажей (среди них Владимир Меньшов, Евгений Стычкин, Мария Шалаева, Александр Яценко и другие), пронизывает одна и та же, но острейшая проблема: собеседник или собеседница раз за разом наотрез отказывается или не способен понимать, о чем так настойчиво толкует ему или ей визави. Непонимание в «Диалогах» представлено самое разное. Оно может быть непроизвольным – физиологическим, обусловленным «проблемами с кратковременной памятью» («Коктейль»). Оно может выглядеть пьяной прихотью засидевшегося гостя («День рождения») или несвоевременным капризом друга, вдруг задумавшегося о свойствах человеческой памяти («Запах»). Непонимания не избежать, когда вам звонит и предлагает встретиться тот, кого вы не видели четыре года («Пистолет»), или когда жених героини неожиданно заявляет, что намерен остаться до конца своих дней на холодном неуютном пляже («Чайки»).

«Диалоги»

Впрочем, присмотревшись, можно также обнаружить, что нередко дисконнект возникает не только в результате проблем с устройством, принимающим сигнал, но и вследствие дефектов самого посылаемого сигнала. В результате из предположительно независимой художественной экспертизы, содержащей точный, хоть и нелицеприятный, диагноз современному российскому обществу, «Диалоги» к финалу превращаются в собственный же синдром, ибо зрители фильма точно так же затрудняются, при всем желании, расшифровать месседж режиссера, как отец из «Диалогов» – сына, друг – друга, молодая мама – своего бывшего, и так далее, и тому подобное.

«Диалоги»

Награды за мужскую и женскую роль были присуждены соответственно Максиму Суханову («Роль») и Жюльет Бинош («Камилла Клодель, 1915») – не буду сейчас останавливаться на этих картинах, поскольку в ИК уже были опубликованы подробные рецензии и на историческую драму Константина Лопушанского, и на биографическую реконструкцию Брюно Дюмона. Зато имеет смысл сказать несколько слов о фильме «Зеркала» (2013), посвященном Марине Цветаевой и увезшем из Читы специальный приз жюри за операторскую работу (оператору Сергею Мачильскому).

«Зеркала», трейлер

Картина охватывает 30-летний период жизни Марины Ивановны – с момента, когда строптивая девочка (Виктория Исакова) впервые видит на коктебельском побережье незнакомого Сергея Эфрона (Роман Полянский) в компании Максимилиана Волошина и его свиты – и до момента, когда ее сын Мур отдаст тете Лизе многочисленные бумаги (письма, рукописи, черновики), оставшиеся от покойной мамы. Снявшая «Зеркала» режиссер Марина Мигунова в киноиндустрии далеко не новичок, однако, кажется, ничто в ее обширной фильмографии, состоящей из телесериалов и комедий, не указывало на интерес режиссера к Серебряному веку, серьезной литературе или метафизике русской истории (за исключением, разве что, «Чистого понедельника» – экранизации по Бунину). Тем больший был соблазн заведомо подозревать новую картину в легковесности, пристальном дамском внимании к тем самым бытовым деталям, которыми так блистательно пренебрегала, презирая их, великая русская поэтесса. И тем, конечно, больше было радости обнаружить, что многие из этих подозрений оказались опровергнуты и посрамлены. Многие, но не все.

«Зеркала»

Так, к удачам или любопытным находкам «Зеркал» можно отнести, в частности, тонкое, легким намеком проведенное сопоставление несчастной Цветаевой с ужасной Медеей; актерскую игру Виктории Исаковой; получившийся у нее (в соавторстве с Анастасией Саркисян и Юрием Арабовым) неоднозначный образ, созданный с почтительным вниманием к прототипу, но без порабощающего пиетета и местами совершенно точно передающий – по нынешним временам совершенно немыслимые – «ураганы» и «безумства», принятые в богемной среде эпохи позднего модернизма.

«Зеркала»

В то же время зрителям, знакомым с Цветаевой не понаслышке, скорее всего, не хватит в фильме интенсивной интеллектуальной жизни героини с ее бесконечными, неумолкающими, хоть и, как правило, заочными дискуссиями с великими, да хотя бы с тем же Рильке. Не обошлось и без «дамских решений» – вроде упоительного погружения Мигуновой в воссоздание исторического быта: фильм снят Мачильским в квази-поэтической сепии, подчеркивающей антикварность – совершенно, кстати, чуждую Цветаевой – окружающей ее «ретро-атмосферы». Еще большее сопротивление компетентных (или просто чутких к исторической правде) зрителей могут вызвать вымышленные (и подробно, в смачных деталях расписанные) эпизоды – вроде того, когда Сергей Эфрон застает Марину с Родзевичем (Виктор Добронравов) в обнимку и без одежды. Или – еще более спорное решение – когда Цветаева идет вешаться непосредственно во время визита сотрудника НКВД, как бы в качестве своего окончательного ответа на его угрозы. (Учитывая нынешний тотальной ревизионизм советской эпохи, стоит пояснить: нет никакого сомнения, что сталинский режим, к тому времени арестовавший и дочь Ариадну, и мужа Сергея, и лишивший Цветаеву возможностей зарабатывать тем или иным литературным трудом, несет главную ответственность за преждевременную гибель Марины Ивановны, но эта ответственность совсем не означает, что ее самоубийство было именно панической реакцией на появление очередного рядового палача в погонах: сценарная метафора берет здесь на себя заметно больше, чем по совести может унести). Помимо исторических реалий разной степени достоверности, есть в «Зеркалах» и откровенно фантасмагорические – галлюцинаторные и анахронические, из будущего, сцены: явление гигантской белой лошади, например, – или путешествующего в электричке Венедикта Ерофеева, назначенного, очевидно, принимающим из рук Цветаевой невидимую духовную эстафету в страдальческом континууме великой русской литературы.