Папаша и другие

В последние годы на Берлинале так усердно выкорчевывали голливудское кино, вообще студийный продукт, что фестиваль превратился в беззвездный смотр малобюджетного кино. На этом фоне настоящей звездой 62-го Берлинского стал Александр Роднянский – как пишут в фестивальной прессе, «российский миллиардер», который вышел в  Голливуд  и с ходу доказал свою успешность. (Некоторую конкуренцию составляет ему, пожалуй, только Павел Лунгин, который не менее успешно осваивает европейскую площадку).  Стоит ли говорить, что  американский дебют в тандеме с Билли Бобом Торнтоном  уже обеспечивает Роднянскому призовое место, несмотря на то, что результат совместных усилий однозначного одобрения не снискал.

«Машина Джейн Мэнсфилд» не несет на себе никаких следов российского происхождения и не похожа на фильм по оригинальному сценарию, который режиссер Торнтон написал совместно с Томом Эпперсоном. Эта картина скорее выглядит экранизацией пьесы или романа драматурга или писателя американской южной школы: разветвленность сюжета, недосказанность, множество характеров  – и все они люди странные, чудаковатые, несмотря на то, что одни – уроженцы Алабамы, а другие прибыли из-за океана.  Кросс-культурные различия, поколенческий конфликт, многолетняя заочная ненависть и фрустрации, связанные с комплексами неосуществившейся жизни, и дружба через поколение, то есть дедов и внуков, но никак не детей и родителей  – все это «заводит» «Машину Джейн Мэнсфилд», которая и сама становится многозначным символом гламуризации смерти со всеми последствиями этого американского феномена. Ржавая и помятая машина, в которой погибла популярная актриса, атрибут шикарной жизни и жуткой смерти, выставленный на всеобщее обозрение в качестве аттракциона, не может не вызвать аналогии с обожженным  телом персонажа, которого играет Торнтон, едва не погибшего во время боевого вылета, ставшем таким же «неэффективным», обессмысленным, как и мемориальный гроб Джейн Мэнсфилд.

На фильм, безусловно, повлияли детские впечатления Торнтона, что придает ему ностальгическую окраску и снисходительно юмористичное отношение к героям и ситуациям. Как принято в романах (или пьесах) южной школы, в центре сюжета (сюжетов) – патриарх, ветеран первой мировой, а ныне богатый фермер Джим Колдуэлл (Роберт Дювал). У Джима четверо детей (как, кстати, у отца самого Торнтона и у него самого): красавица-дочь Донна (Кэтрин ЛаНаса) и три сына; двое – тоже ветераны, только уже второй мировой, где показали себя вполне геройски, а вот в мирной жизни отец ими недоволен, проку от них никакого; один мастурбирует (Скип, его играет сам режиссер), другой медитирует (Кэррол в исполнении Кевина Бейкона) , а хозяйством занимается третий – Джимбо (Роберт Патрик). Есть еще и внуки, а поскольку на дворе 1967 год, то во всей остроте встает вопрос о призыве и отправке на Вьетнамскую войну.

Так или иначе, жизнь течет довольно мирно, но вот однажды Джим получает известие о смерти его бывшей жены, 20 лет назад променявшей его на английского мужа. По завещанию, ее тело должно быть захоронено на родине. И в доме Джима появляется семейство Бедфордов – чуждый элемент, взрывающий то мирное течение жизни, к которому все вроде бы приспособились. Эксцентричные англичане вносят смуту в умы по-детски простодушных американцев. Кульминация происходит почти как в чеховской пьесе – во время не пожара, правда, но грозы, после чего гости практически по-английски отбыли, все снова улеглось и вошло в свою колею, но что-то неуловимо изменилось для каждого из хозяев, а для двоих изменилось радикально: сын пламенного участника антивоенного движения Кэррола, он же внук живущего воспоминаниями о своем героическом прошлом Джима, решил записаться добровольцем во Вьетнам.