У классиков соц-арта Комара и Меламида есть картина «Явление Христа медведю», в которой имеются все необходимые составляющие, обязанные, согласно народному представлению, присутствовать на идеальной картине: пейзаж, медведи (как на обертке от конфет), Спаситель, дети и т.д. Долгожданный новый фильм Энди и Ланы Вачовски и Тома Тыквера «Облачный атлас», хотя и состоит из иных элементов, напоминает такой же идеальный эстетический объект.

Это в некотором роде кино будущего, когда внимание зрителя будет настолько неустойчивым, что он уже совершенно разучится последовательно смотреть один фильм от начала до конца и следить за одной историей. Вачовски с Тыквером предлагают многоканальный зэппинг, уже встроенный в сам фильм, в котором тебя как будто переключают с одного фильма на другие, идущие в соседних залах, и обратно.

Показывают в этом виртуальном мультиплексе следующий прокатный пакет. Условно-историческое и приключенческое кино о путешествии нотариуса Адам Юинга в 1849 по Тихому океану, во время которого он спас чернокожего раба и чуть не погиб сам. Интеллигентный байопик вымышленного молодого композитора-гомосексуалиста Роберта Фробишера, устраивающегося в 30-е гг. XX века в секретари к пожилому композитору Вивиану Эйрсу, чтобы написать гениальное произведение – секстет «Облачный Атлас». Параноидальный политический ретро-триллер в духе прошлогоднего «Шпион, выйди вон!», в котором в 1972  году журналистка Луиза Рей расследует чудовищный заговор, устроенный нефтяным бизнесом в Сан-Франциско. Что-то вроде английской комедии, по формату подходящей для фестиваля «Бритфест»,  о том, как престарелого лондонского издателя Тимоти Кавендиша в 2012 году заточили в богадельне: «Старики-разбойники» meets «Побег из Шоушенка». Сай-фай о судьбе клона Сунми-451 в тоталитарной Корее 2144 года, гибрид ныне модного К-попа с «Пятым элементом»  плюс отсылки к Холокосту. Наконец, еще один сай-фай, помесь «Прометея» и «Изгоя» (Outcast), о совсем далеком пост-апокалиптическом будущем 2321 года, когда выжившие люди  вернулись (правда, не все), утратив высокие технологии, в почти первобытное состояние.

Нельзя сказать, что такой тур де форс с пробегом по самым разным жанрам уникален: взять пример постмодернисткого ребрендинга британского сериала «Доктор Кто» (здесь можно вспомнить, что Джон Митчелл, автор романа, по которому снят фильм, – тоже англичанин), где сюжет с путешествием по времени предполагает, что в каждой серии – другая историческая эпоха и другой жанр, со скачками из доисторического прошлого в невообразимо далекое будущее.  Но в «Докторе Кто», однако, есть алиби объединяющего все линии протагониста. В «Облачном атласе» такого общего героя нет.

Но пугаться не стоит. В фильме задействована система реперов, позволяющих уловить минимальную связь между разными историями, которой зрителю достаточно для самоуспокоения. У героев из разных эпох одинаковая родинка в виде кометы. В 1936 г. Роберт Фробишер читает дневник Адама Юинга, а в эпизоде, происходящем в 1972 году, к Луизе Рей попадают письма самого Фробишера его любовнику Руфусу Сиксмиту, и ей кажется, что она знала секстет «Облачный атлас» до того, как впервые услышала его в музыкальном магазине. Тимоти Кавендиш читает присланную ему рукопись триллера о расследовании Луизы Рей, а по его собственной истории снят фильм, кусочек которого в 2144 смотрит обретшая революционное сознание Сунми-451.  В далеком постапокалиптическом будущем люди поклоняются богине Сунми. А престарелый композитор Эйрс в 1936 видит во сне тот ресторан фастфуда, в котором вместе с другими клонами работает Сунми, и именно там, как ему кажется, слышит тему секстета, который пишет Фробишер. В «Облачном атласе» идеальный монтаж, в котором линии пересекаются, отпускаются, подхватываются, переклички постепенно проникают в сознание, создавая эффект идеальной связности. Одни и те же актеры играют сразу несколько ролей, часто сцены из разных времен с одним и тем же актером в разных ролях стыкуются, но вместо путаницы возникает искомое авторами чувство смутного узнавания.

«Облачный атлас» – фильм об абсолютной пластичности, об однородной субстанции, из которой можно вылепить все что угодно, независимо от исторической эпохи, расовой или гендерной принадлежности. Больше всего метаморфоз претерпевает Том Хэнкс. Но Холли Белли, среди прочих, играет не только метиску Луизу Рей в 1971 и чернокожую Мероним из клана Провидцев в 2321, но и еврейку Иокасту в  1930-е. А кореянка Пэ Дуна играет не только клона-«фабриката», но и жену Юинга Тильду, и сестру Тома Хэнкса в постапокалиптическом сегменте. Такая пластичность и безболезненная смена идентичностей резонирует с личной историей Вачовски, которые за время, прошедшее со времен «Матрицы», превратились из братьев в брата и сестру (когда Ларри поменял пол и стал Ланой). Тема пластичности, кстати, отыгрывается в эпизоде, когда Сунми узнает, что такое на самом деле энергомыло, которым кормят клонов.

«Облачный атлас» заставляет вспомнить о главном интеллектуальном блокбастере последних лет – «Начале» Кристофера Нолана. Но у Нолана была «матрешечная конструкция»: разные уровни повествования вкладывались один в другой, и происходящее на одном уровне отражалось и на других. Скорее всего, нечто подобное хотели сделать и Вачовски, учитывая, что их личный друг — философ Кен Уилбер, а сами они — поклонники его теории холонов. Однако у них сборка отдельных повествовательных сегментов больше похожа на эстафету, в которой одна эпоха подхватывает эстафетную палочку у другой. Есть один глобальный сюжет — заточение и освобождение. Вместо Бодрийяра, упоминавшегося в «Матрице», у Вачовски и Тыквера – Солженицын. Поскольку этот глобальный нарратив  – освобождение от гнета, уместнее вспомнить не идеи Нью Эйджа, а советский истмат, согласно которому некоторая Революционная Идея неизменно воспроизводится в каждую эпоху, от восстания Спартака до Октябрьской революции.

Вопрос в том, почему эта глобальная идея вынуждена повторяться снова и снова, если только она не получает диалектическое развитие, как в истмате. Почему недостаточно одной истории, в которой она могла бы восторжествовать и на этом успокоиться? Что, собственно, дает само повторение истины, если, конечно, оно не носит педагогической цели?

Эти вопросы  смыкаются с проблемой разножанровости «Облачного атласа». Это не постмодернистский пастиш, в котором стилизация существует ради себя самой. Все истории вполне самостоятельны и самоценны. Чтобы почувствовать разницу, достаточно представить себе концептуальный фильм с такой же структурой, в котором все эпизоды были бы рассказаны одинаково, как, например, в «Беги, Лола, беги». В «Облачном атласе», при всей его пластичности, Вачовски и Тыквер играют в жанры вполне серьезно. И возможно, в этой разножанровости и лежит ответ на вопрос, почему метанарратив «Освобождения» не может осуществиться полностью, а вынужден всякий раз начинаться заново. Проблема в глобальной точке зрения, позволяющей увидеть, что именно этот нарратив о свободе и угнетении является истиной, конечной и не способной быть элементом чего-то другого. В приключенческом жанре первой истории такой точки зрения быть не может, в ней знание вообще очень ограничено. В романтическом повествовании о музыкальном гении герой может оказаться причастным к ней благодаря мифологии Произведения искусства, но только смутно и абстрактно. В жанре триллера тотальность паранойи оказывается слишком локальной, легко разрешимой в границах города Сан-Франциско и не дает доступа к абсолютному знанию: кажется, что для его осуществления, достаточно публикации в газете. Комедийная история с приключениями Тимоти Кавендиша вообще работает на то, чтобы снизить возвышенный пафос окружающих ее повествований. Абсолютное знание и глобальную точку зрения, по определению, предполагает фантастика. В фильме показано, что Сунми получает знание о том, кто она, откуда пришла и что с ней будет, но все равно это знание не становится абсолютным. Наконец, в истории, происходящей в далеком будущем, глобальная точка зрения утеряна в результате катастрофы, и человечество отброшено в новый первобытный век. Провидица (Холли Берри) вместе с козопасом Закри (Том Хэнкс) восстанавливают тотальное знание, и Закри в самом финале фильма превращается в патриарха, живущего практически среди чистого поля, хотя и на другой планете. Но именно опора на жанр,  перепроизводство формы по сравнению с содержанием вносит в «Облачный атлас» движение и не дает ему скатиться в банальности вечного возвращения одной и той же истории.